Ладони Кенри были мокры и холодны.
— Разумеется, — сказал он. — Прошу вас, садитесь.
— Благодарю. — Фром Канда опустил свое угловатое тело на диван рядом с китянином. Дорти и Домс расположились по обе стороны от них; молодой человек буквально упал на диван и заулыбался:
— Может, послать за вином?
— Только не для меня, благодарю, — сухо отказался Кенри.
И встретил холодный взгляд полковника.
— Прежде всего, — сказал полковник, — я хочу, чтобы вы знали, что я не разделяю этих абсурдных расовых предрассудков по отношению к вашему народу. Нетрудно убедиться, что китяне биологически идентичны Звездам. И даже превосходят некоторых из них. — Он презрительно взглянул на Домса. — Правда, существует значительный культурный барьер, но этим можно пренебречь. Лично я, например, буду только рад способствовать тому, чтобы вы влились в наши ряды.
— Благодарю вас, сэр. — У Кенри закружилась голова. Еще ни один китянин за всю историю не поднимался так высоко. И кто бы мог подумать, что именно ему выпадет эта честь!.. Он услышал, как Дорти тихонько вздохнула, незаметно дотронувшись до его руки. На душе потеплело.
— Я… я буду стараться изо всех сил…
— Так ли это? Я хотел бы знать. — Фром Канда наклонился вперед, зажав костлявые руки между колен. — Давайте говорить напрямую. Вам, так же как и мне, прекрасно видно, что Империю ждут великие испытания, и если она выдержит их, то только благодаря немногим решительным людям, которые объединят усилия и возьмут дело в свои руки. Мы не можем позволить себе роскошь иметь в рядах слабаков. И тем более мы не имеем права позволить находиться среди нас сильному человеку, который не предан всецело нашему делу.
— Я буду… верным, сэр, — сказал Кенри. — Что я еще могу?
— Очень многое, — ответил полковник. — Хотя это наверняка покажется вам отвратительным. Особенно ценны для нас ваши знания. Вот, например, новый налог на Кит-таун. Это никакое не очередное издевательство, просто нам очень нужны деньги. Финансы Империи находятся в плачевном состоянии, и сейчас даже такой маленький доход сильно облегчит дело. И потом будут новые обложения и на Кит, и на всех остальных, а ваша задача — помогать нам проводить эту политику так, чтобы ваши люди не пришли в конце концов к выводу, что им следует вообще оставить Землю.
— Я… — Кенри сглотнул, внезапно почувствовав себя плохо. — Но не ожидаете же вы…
— Что ж, нет так нет, я не могу заставить вас, — сказал фром Канда. В его холодном голосе вдруг мелькнули нотки симпатии. — Я просто вкратце предупреждаю вас о том, что ждет вас в дальнейшем. Но вы могли бы значительно облегчить участь очень многих из ваших… бывших… соотечественников, если бы согласились помогать нам.
— Но почему… почему бы не относиться к ним, как к нормальным людям? — спросил Кенри. — Мы всегда поддерживаем тех, кто нам настоящий друг.
— Три тысячи лет истории не отменишь декретом, — сказал фром Канда. — Вам это известно не хуже, чем мне.
Кенри кивнул. Мышцы его шеи чуть не лопнули от этого.
— Я восхищен вашей смелостью, — сказал аристократ. — Вы не побоялись вступить на тяжкую стезю. Но хватит ли у вас мужества пройти по ней дальше?
Кенри потупился.
— Конечно, он сможет, — мягко сказала Дорти.
Лорд Домс хихикнул.
— Новый налог, — сказал он. — Нужно скорее ввести новый налог. У меня на крючке сейчас один шкипер-томми. Сами знаете, неудачный рейс, долги, ха!
“Красное и черное, и ледяная голубизна, и свист поднимающегося ветра”.
— Заткнись, Домс, — сказал полковник. — Ты мешаешь.
Дорти склонила голову на плечо Кенри.
— Спасибо, дядюшка, — сказала она. Голос ее был мелодичен. — Если вы станете нашим другом, то у нас все получится на славу.
— Надеюсь, — ответил фром Канда.
Кенри почувствовал нежный аромат волос Дорти. Он ощутил, как золотые волны гладят его щеку, но по-прежнему не поднимал глаз. В нем гремели громы и царила тьма.
Домс рассмеялся:
— Нет, я все-таки расскажу вам об этом шкипере, — сказал он. — Он задолжал фирме деньги, понимаете? И, согласно контракту, если он вовремя не заплатит, я могу забрать его дочку. Да вот только его экипаж собирает для него недостающую сумму. Нужно их остановить. Говорят, что эти девицы-томми в постели просто чудо. Как вы считаете, Кенри? Ведь теперь вы один из нас. Как они на самом деле? А правду говорят, что…
Кенри встал. Комната плыла перед глазами, и он смутно подумал, что это, должно быть, он сам покачивается.
— Домс! — рявкнул фром Канда. — Если ты не заткнешь, наконец, свою глотку…
Кенри одной рукой сгреб тунику лорда Домса и рывком поднял его с дивана. Другая рука вдруг стала кулаком, который со свистом врезался в ненавистное лицо.
Он стоял над телом, бессильно свесив руки. Домс стонал на полу. Дорти чуть слышно вскрикнула. Фром Канда вскочил, хватаясь за оружие.
Кенри опустил глаза. Голос его был хрипл:
— Давайте, арестовывайте меня. Давайте, давайте, чего же вы ждете?
— К-к-кенри… — Дорти коснулась его трясущимися руками.
Фром Канда усмехнулся и ногой пнул валяющегося на полу Домса.
— Хоть вы и не очень мудро поступили, Кенри Ша-ун, — сказал он, — но вообще-то он давно напрашивался. Я позабочусь, чтобы вам ничего за это не было.
— Но как же та девушка из Кита…
— Обещаю вам, что с ней тоже все будет в порядке. Если, конечно, ее отцу удастся собрать деньги. — Холодные глаза остановились на лице Кенри. — Но помните, друг мой, что жить одновременно в двух мирах нельзя. Вы теперь больше не принадлежите Киту.
Кенри выпрямился. Теперь, хоть на душе у него было мрачно, он успокоился, и голова его стала ясной.
Открыло ему глаза и подсказало, что нужно делать, недавнее воспоминание — получеловеческое лицо, глаза, лишенные надежды, и голос, который говорил:
— Человек жив по-настоящему, если только у него за душой есть что-то, за что он с радостью отдал бы жизнь…
— Спасибо, сэр, — сказал Кенри. — Но я принадлежу Киту.
— Кенри… — голос Дорти сорвался. Схватив его за руки, она безумно заглядывала ему в глаза.
Он мягко погладил ее по голове.
— Прости, любимая.
— Кенри, ты не можешь меня бросить, не можешь…
— Я должен, — сказал он. — Я собирался пожертвовать всем, что было у меня в жизни, ради того, что казалось мне глупым и бессмысленным. Ради тебя я еще вынес бы это. Но ты требуешь от меня стать тираном или, по крайней мере, помощником тиранов. Ты требуешь от меня стать пособником зла. А я не способен на это. И не смог бы стать им, даже если бы захотел. — Он обнял ее за плечи и заглянул в невидящие изумленные глаза. — Потому что, в конце концов, я стал бы ненавидеть тебя за то, что ты так исковеркала мою душу, а я хочу по-прежнему любить тебя.
Она отшатнулась. Почему-то ему подумалось о психологах, которые запросто помогут ей забыть о нем.
На прощание он хотел поцеловать ее, но никак не мог решиться.
Полковник фром Канда протянул ему руку.
— Скорее всего, вы станете моим противником, — сказал он, — но я уважаю вас за это. Вы мне нравитесь, Кенри Шаун, и я желаю вам… одним словом, всего вам хорошего.
— И вам также, сэр… Прощай, Дорти.
Он прошел через весь зал, не замечая устремленных на него взоров присутствующих, и вышел к лифтам.
Тейя Баррин — отличная девушка, думал он какими-то глубинами сознания. Обязательно нужно будет встретиться с ней, и как можно скорее. Мы вполне сможем быть счастливы.
Ему показалось, что прошла вечность, пока он добрался до Кит-тауна. И он побрел по пустынным улицам, вдыхая ночной, влажный и холодный ветер Земли.
СВЕТ
Вам следует запомнить: то, что вы сейчас услышите, — величайшая тайна со времен Манхэттенского проекта. Вашу жизнь мы прощупали с того дня, как вы вылезли из коротких штанишек…
Нет, черт возьми! Мы отнюдь не банда милитаристов, свихнувшихся от жажды власти. Думаете, мне не хочется кричать правду на весь мир?
Но она может подтолкнуть мир к войне, что означает гибель цивилизации.
Надеюсь, вы как историк поймете причины нашего молчания. Макиавелли — вот символ хладнокровия и реализма…. И вам нет нужды объяснять мне, что он был всего лишь исключительно здравомыслящим патриотом. Я читал и “Государя”, и “Рассуждения”.
Честно скажу, мне странно ваше удивление. Да, мои знания математики и физики позволяют мне работать на “Астро”, но разве это означает, что в остальном я должен выглядеть неотесанной деревенщиной? Я много путешествовал, сэр, и на музеи тратил времени не меньше, чем на кабаки.
Я допускал, что мои коллеги по лунной экспедиции именно по этой причине косо на меня поглядывают. Они оба отнюдь не роботы, но им пришлось выучить настолько много, что просто не верится, как такое количество знаний могло уместиться в одной человеческой голове. Если копнуть поглубже, они попросту боялись, что воспоминания о “Мадонне у скал” — конечно же, из Лондонского музея, она лучшая из Мадонн — вытеснят мои знания орбитальных функций. Вот почему на генеральной репетиции я так уперся, решив рассказать им все, что я знаю по астрогации. Наверное, это задело Бэйрда.
Особых споров между нами не возникало. К тому времени, когда “Бенджамин Франклин” отчалил от орбитальной станции и двинулся к Луне, мы представляли хорошо слаженную группу.
Как вы помните, нас было трое. Бэйрд — пилот и штурман. Эрнандес — инженер. И я — за механика. С управлением корабля мог справиться и один человек, остальные двое были дополнительной гарантией, причем каждый из нас мог подменить другого. Нам предстояла первая настоящая высадка на Луне, поэтому вероятность неудачи стремились свести к минимуму.
Мы летели по заданному курсу несколько дней: любовались удаляющейся Землей и увеличивающейся Луной, которая приближалась к нам на фоне столь черной и звездной ночи, какую вы просто не в состоянии вообразить. Разглядывать фотографии бессмысленно.
На корабле царила тишина, и мы разговаривали, чтобы не сойти от нее с ума. Одну из наших бесед я запомнил очень хорошо, потому что она касалась причин секретности полета.