– Собственной персоной, и к вашим услугам, господа. Вот и славно, благодарствую, Баклан. Плесните-ка и мне, старпом. Ваше здоровье, господа!
И он пригубил из своего стакана с видом истинного знатока.
Все это было сказано, проделано и завершено с такой быстротой, что двое наших моряков и глазом не успели моргнуть, не говоря о том, чтобы оправиться от удивления.
– Какой счастливый случай привел вас сюда, капитан? – осведомился Олоне, машинально протягивая ему руку.
– Случай тут ни при чем, – откликнулся Дрейф, улыбаясь и горячо сжимая руку молодого человека в своей. – А пришел я по делу.
– Сюда? – рассмеялся Олоне.
– Тысяча чертей, а куда же еще? Насколько мне известно, вас обоих вызвали в губернаторство, а попасть туда можно только одной дорогой: через «Сорванный якорь» – догадаться было нетрудно. И, как видите, я не ошибся!
– Прямо в точку. Еще вина, капитан! А после, с вашего позволения, мы двинем дальше. Время поджимает.
– Что ж, давайте еще по стаканчику! А что до «двинем дальше», успеется – мне нужно сказать вам пару слов.
– Да хоть две пары, ежели угодно. Я к вашим услугам, капитан.
– Благодарю, любезный друг. Итак, во-первых, почему вас кличут Питрианом? – спросил Дрейф, обращаясь к матросу.
– Меня?.. – удивился тот.
– Да, вас.
– Ну… потому что это мое имя.
– Вы в этом уверены?
– Э-э, ну-у… надо же, да ведь оно не такое уж плохое! У нас в роду всех зовут-величают Питрианами, так уж повелось, от отца к сыну. И отца моего, и брата…
– У вас есть брат? – прервал его буканьер.
– Двое, ежели считать меня. То есть нет, ошибка вышла – один. В общем, я и сам не знаю, что плету. Хотя братец-то мой, верно, уж помер; он был на десять лет старше меня. Да я его почти и не знал. Он подался в матросы, когда я еще под стол пешком ходил; с тех пор о нем больше ничего и не слыхал. Так что помер он, это уж как пить дать.
– Он жив. Он один из наших братьев, самых лучших. Вот два дня назад как из плавания вернулся; я предупредил его, так что нынче же с ним и свидитесь.
– С моим братом! Родным моим братом! – со слезами на глазах воскликнул Питриан. – Боже правый! А вы не врете, капитан? Это истинная правда?
– Каково! – сурово бросил буканьер.
– Простите, капитан! Язык мой – враг мой! Я только хотел сказать… О, мой брат! Бедный мой брат!
И, не сдержавшись, славный малый залился слезами.
– Поплачь, дружок, может, полегчает.
– Эх-эх-э… бедный братец!
– А теперь между нами, Олоне, – продолжал буканьер, – стало быть, все, что вы мне говорили, правда?
– О чем это вы, капитан?
– О той истории, которую вы мне рассказали.
– Увы, капитан, истинная правда – все-все. Как видите, у меня даже имени нет.
– Может, потому, что оно вам без надобности? – глухо заметил Дрейф. И тут же весело прибавил: – Впрочем, разговор сейчас не об этом. А мы с вами земляки.
– Значит, вы родом из Лe-Сабль-д’Олона, капитан? – удивился Олоне.
– Почти, из соседних краев – а стало быть, земляки. Я видал вас в деле и могу сказать – вы настоящий мужчина. Я не запросто схожусь с людьми, зато к вам, чувствую, меня отчего-то тянет.
– Видит Бог, капитан, и меня к вам! Вы мне по нраву, чего уж тут скрывать.
– А ничего скрывать и не надо, тем паче, сказать по правде, я полюбил вас всем сердцем. Что думаете делать?
– Хотел бы остаться здесь.
– И кто же вам мешает?
– Никто, – проговорил Олоне, краснея.
– Так-так, да у вас, как я погляжу, есть тайна! Что ж, держите ее при себе. Мы покуда еще не очень хорошо знаем друг дружку, а потому допытываться не стану. Готовы присоединиться к нам?
– Да, что бы там ни случилось.
– Ладно, а неволи боитесь? – с лукавой усмешкой спросил Дрейф.
– Только одного я боюсь, капитан, – твердо сказал Олоне.
– Чего же?
– Не заслужить имени, которого мне недостает.
– Молодец, приятель, хвалю за честность и в случае надобности помогу вам с этим.
– Спасибо, капитан. Ловлю на слове.
– Да ради бога! Теперь оно ваше, раз я его вам дал.
И они пожали друг другу руки.
– Ну так что, Питриан, закончил разводить сырость? – продолжал капитан, обращаясь к матросу. – Пора идти.
– Больше не буду, капитан, – отвечал тот, утирая глаза. – Клюзы чего-то припекло, да добрый ликень меня здорово освежил. Бедный мой брат!
– И вы с нами, капитан? – спросил Олоне.
– Конечно! Ради этого я сюда и притащился. Так мы идем?
От таверны «Сорванный якорь» до губернаторства, как прозвали дом господина д’Ожерона, было рукой подать – трое моряков одолели весь путь за каких-нибудь десять минут.
– Вот и прибыли, – радостно заметил Дрейф, останавливаясь возле дверей. – Да что это с вами? – вопросил он, обращаясь к Олоне. – На вас лица нет. Ишь бледный какой – никак заболели?
– Честно признаться, капитан, у меня сердце так и колотится в груди – уж лучше не смейтесь, пожалуйста. Я понятия не имею, чего им от меня нужно. Это и тревожит меня, тем более что я даже не знаю, что и сказать.
– Вот тебе раз! – расхохотался буканьер. – А может, вам на голову возложат венок из цветов?
– Будет вам! Все шутите! – невесело проговорил Олоне.
– Э-э, да у вас поджилки трясутся! Чего вам бояться-то?
– Эх, кабы я знал, где упаду, соломку бы подостлал.
– Полноте! Да чего уж там! Может, все кончится лучше и не придумаешь. Пошли!
– Вы что-то знаете?
– Не скажу ни да, ни нет. Вперед, смелее!
– Вперед так вперед! – приглушенно вздохнув, повторил молодой человек.
И они вошли в дом.
Слуга без малейших вопросов препроводил гостей внутрь, распахнул какую-то дверь и, пропустив их вперед, ретировался.
Они оказались в довольно просторной зале, где уже собралось человек пятнадцать. Все руки дружно потянулись к Дрейфу. А двое наших друзей скромно остались стоять у двери в полном смущении.
Между тем общество здесь собралось и впрямь представительное. Среди присутствующих находились десять самых прославленных предводителей флибустьерской братии: Монбар Губитель, Дюкас, Красавец Лоран, Мигель Баск, Медвежонок Железная Голова и прочие; а также господин д’Ожерон, губернатор, и четверо суровых с виду типов, представляющих Вест-Индскую компанию на Санто-Доминго; господин де Лартиг и двое его офицеров стояли в сторонке, в углу залы. Все остальные собравшиеся сидели, за исключением губернатора.
Когда двое молодых людей все же прошли в салон, на них устремились взгляды всех присутствующих, отчего им сделалось совсем не по себе.
– Добро пожаловать, господа, – любезно сказал губернатор, пододвигая к ним кресла и настойчиво приглашая их сесть, что они и сделали, хотя, впрочем, и крайне неуклюже, настолько велико было их замешательство. – Господа, – с неизменной улыбкой продолжал между тем господин д’Ожерон, – я пригласил вас в губернаторство потому, что у господ управляющих Вест-Индской компанией имеются к вам кое-какие вопросы, я бы даже сказал точнее – предложения, и они настояли, не сообщив мне причин, чтобы эта встреча прошла здесь, в нашем присутствии.
– Господин губернатор, – отвечал Олоне достаточно твердо, потому как уже успел прийти в себя, – мы с товарищем к вашим услугам, а также к услугам этих господ. И готовы дать ответы на вопросы, какие им будет угодно нам задать.
Последовала короткая пауза.
Вслед за тем один из управляющих, вполголоса обменявшись парой слов с коллегами и просмотрев бумагу, которую держал в руке, поднялся и взял слово.
– Вас зовут Олоне, сударь? – спросил он. – А вашего друга – Питриан?
– Да, сударь, – отвечал молодой человек.
– И вы сели на судно Компании в Дьепе? При каких же обстоятельствах?
– Нанялись, чтобы попасть на Санто-Доминго, а в плавании – работать: я – вторым штурманом, мой друг – боцманом.
– Все точно. Вы сослужили неплохую службу на борту.
– Мы выполняли наш долг, сударь.
– Верно. Но вы, кроме того, доказали свою преданность, достойную самой высшей нашей похвалы.
– Мы вам искренне благодарны, сударь. Свидетельства вашего удовлетворения дороги нам.
– Вы отличные моряки, честные, решительные. Что мы можем сделать для вас в знак нашей признательности?
– Ничего, кроме того, что вы уже сделали, сударь. Ваши похвалы – для нас лучшая награда, на которую мы могли бы рассчитывать.
– Подобное отношение делает вам честь. Оно доказывает, что мы не ошиблись на ваш счет. «Петух» снимается обратно через несколько дней. Так что вам решать, Олоне, остаться ли на судне капитаном, а вам, Питриан, – старшим помощником. Вот ваши назначения, подписанные и одобренные господином губернатором, – прибавил управляющий, передавая молодым людям две бумаги.
Олоне осторожно их отклонил.
– Как! Что? Вы отказываетесь? – удивился управляющий.
– К великому нашему сожалению, сударь, мы искренне, от всего сердца благодарим вас за столь высокую честь. Но ничего не поделаешь, мы вынуждены отклонить ваше любезное предложение, чего бы нам это ни стоило, поскольку вы вправе обвинить нас в неблагодарности, тогда как у нас просто нет слов, чтобы выразить вам нашу признательность за такую доброту.
– Вы, верно, не знаете, какая участь вас здесь ожидает?
– Отнюдь, сударь. Нам все известно.
– И что завтра же вас продадут в рабство на невольничьем рынке?
– Да, сударь.
– И вы, невзирая на это, стоите на своем?
– Стоим, сударь.
– Да эти парни рехнулись!
– Нет, сударь, мы в здравом уме. Когда мы еще только решили податься на Санто-Доминго, то уже знали обо всех последствиях такого выбора. И все предъявленные условия мы приняли заранее, потому как у нас была цель. И она не изменилась.
– Что же это за цель? Может, скажете?
– Конечно, сударь. Благо нет ничего благородней и почетней. А хотим мы через годы испытаний тоже стать Береговыми братьями и последовать за теми, кто собрался здесь, ведь и они все когда-то начинали с того, с чего нам предстоит начать завтра.