То было время великой засухи – и все реки на острове почти полностью пересохли.
Однако в самой середине русла вода доходила Дрейфу до подмышек. Но, несмотря на это, флибустьер решительно двинулся дальше, осторожности ради вскинув руки, чтобы уберечь ружье с боеприпасами.
В конце концов вода в реке опустилась так же быстро, как поднялась, и, когда Дрейф вышел к противоположному берегу, она была ему уже едва по колено.
Человек и пес остановились на пару минут перевести дух: человек – чтобы отжать платье, пес – чтобы отряхнуться. После этого они вдвоем побрели дальше, держа на огонек, по-прежнему мерцавший впереди и служивший им своего рода маяком.
К сожалению, во мраке крайне затруднительно было определить, сколько до него оставалось.
Флибустьер шел уже около получаса, а путь до огонька, казалось, все еще был неблизкий. Идти становилось все тяжелее: тропа вела круто вверх, обрываясь по обе стороны отвесами… и вдруг, когда флибустьер с псом выбрались из глубокой балки, огонек, маячивший впереди, пропал.
Дрейф старался разглядеть его с разных точек, но все без толку: он так ничего и не разглядел.
Отчаявшись, он уже собрался отказаться от дальнейших попыток отыскать его, поскольку это занятие показалось ему никчемным, и вознамерился было повернуть обратно к букану, как вдруг совсем неподалеку ему послышались шаги – должно быть, нескольких человек.
Не представляя себе, кто это мог бы быть, и не желая, чтобы его застали врасплох, флибустьер бросился к ближайшему обломку скалы и затаился за ним так, чтобы видеть, не будучи замеченным, путников, которые быстро приближались и вот-вот должны были пройти мимо.
В самом деле, не прошло и нескольких минут, как на ухабистой тропе появились четверо в испанских одеждах; они продвигались друг за другом след в след и прошли так близко от флибустьера, что полы их плащей едва слышно прошуршали, коснувшись каменной глыбы, за которой он прятался. Все четверо были вооружены и, судя по их облику, принадлежали к высшему сословию; шли они мерным шагом и молча.
Флибустьер пропустил их чуть вперед и направился за ними следом, держась, однако, на некотором удалении, дабы его не заметили, вздумай кто-нибудь из четверки оглянуться назад.
Через четверть часа странного преследования Дрейф опять увидел огонек, который не так давно безуспешно пытался высмотреть; на сей раз он горел так близко, что опять упустить его из виду было невозможно.
Свет исходил от большого костра, горевшего при входе в одну из пещер, которые довольно часто встречаются среди холмов; только разглядеть их можно, когда стоишь непосредственно лицом ко входу: густые купы деревьев, разбросанные тут и там, мешают увидеть их со стороны.
У костра сидели двое. Дрейф, к своему неприятному удивлению, тотчас узнал их. Один был Онцилла, другой – Босуэлл. Они сидели на корточках друг против друга и молча курили, озираясь по сторонам, словно кого-то высматривали и ждали.
Четверо неизвестных вошли в пещеру и, не говоря ни слова, подсели к костру.
Дрейф подобрался как можно ближе к пещере, прокравшись от дерева к дереву; умный пес точно так же, крадучись, последовал за ним: он, конечно же, догадался, что готовится засада и что тишина и осторожность превыше всего. Целиком укрывшись в зарослях гуаявы, со всех сторон обступавших десяток ликвидамбаров, флибустьер жестом приказал псу лечь к его ногам; засим он подался чуть вперед и с любопытством принялся рассматривать странную компанию, с которой его свел случай.
Среди четверых новоприбывших был Кеклик – трех других Дрейф не признал. Он тщетно силился вспомнить их лица и в конце концов был вынужден сознаться самому себе, что никогда прежде их не видел; единственное, в чем он был совершенно уверен, так это в том, что это были испанцы: одежда, манеры, заостренные черты, смуглая кожа – все определенно выдавало в них уроженцев Кастилии.
Минуты две-три все шестеро, похоже, украдкой приглядывались друг к дружке, после чего по безмолвному жесту Босуэлла слово взял Онцилла.
Купа деревьев, где затаился Дрейф, располагалась так близко к пещере, что от флибустьера не ускользнуло ни единое слово из этой, как скоро выяснилось, важной беседы.
– Сеньор дон Антонио Коронель, – начал Онцилла, – очень жаль, что вы порядком опоздали на встречу, вами же назначенную. Ведь расстояние от Сан-Хуан-де-ла-Магваны, сдается мне, не такое уж большое, чтобы вас тут дожидаться до скончания века.
– Сеньор француз, – надменно ответствовал, судя по всему, предводитель испанцев, – вы как будто меня упрекаете. И если таково ваше истинное намерение, мне тем более жаль вас, кабальеро, что я не признаю за вами никакого права обращаться ко мне в подобном тоне. Да будет вам известно, во избежание дальнейшего мало-мальского недопонимания с вашей стороны, что я, напомню вам, Христиано Вьехо, из древнейшего рода кастильских идальго, без единой капли маврской крови в венах. Ко всему прочему, я губернатор Сан-Хуана и в этом качестве не признаю никого превыше себя, кроме сеньора графа де Ла Серды, генерал-губернатора острова Санто-Доминго, и его величества короля Карла Второго, да хранит его Господь!
– Видит Бог, – насмешливо проговорил в ответ Онцилла, отвесив поклон высокочтимому вельможе, – сеньор, уж поверьте, я и не думал забыть, со сколь могущественным властителем имею дело. С вами, испанцами, и правда грешно шутить, что касается вопросов чести, ей-богу! За малейшее неосторожно оброненное слово вы тут же готовы одернуть всякого. Благодарю, сеньор, ваш урок будет мне на пользу.
– Оставим это, с вашего позволения, сеньор француз, – с нескрываемым высокомерием продолжал дон Антонио. – Коли наша беседа и впредь будет продолжаться в том же духе, мне, к великому моему сожалению, придется вас покинуть.
– Однако, кабальеро, соблаговолите сделать это хотя бы после того, как ознакомитесь с верительной грамотой, которую я имею честь вам передать. Прошу вас ознакомиться с нею с особым вниманием. Читайте же, сеньор, читайте! Думаю, вам это будет небезынтересно.
С этими словами Онцилла достал из потайного кармана куртки бархатный мешочек, раскрыл его, извлек оттуда бумагу с целой гирляндой печатей и с нарочитым поклоном передал ее губернатору Сан-Хуан-де-ла-Магваны.
– Читайте, кабальеро, – повторил он.
Испанец протянул руку и вопрошающе воззрился на Онциллу.
– Читайте-читайте, – настаивал тот, делая ударение на дважды повторенном слове.
И тут произошло нечто неожиданное.
Еще никогда ни в одном человеке не происходило столь быстрых и разительных перемен – не только в лице, но и в поведении. Доселе надменный, исполненный презрения испанец, наскоро пробежав глазами бумагу, которую держал в трясущихся руках, вдруг разом сник, сделавшись раболепным и угодливым.
– Сеньор герцог… – с заискивающей улыбкой начал было он.
Но тот прервал его на полуслове.
– Простите, сеньор дон Антонио Коронель, – сказал он с неизменной усмешкой, от которой, казалось, не мог избавиться, – возможно, я и был герцогом, и даже больше того, но только в другую пору моей жизни. Теперь же, по причинам личного свойства, я предпочел бы держать под спудом все эти цветистые титулы. Продолжайте же говорить со мной так, как будто вы меня совсем не знаете. Зовите меня и дальше сеньором французом, как вы делали это до сих пор. А что до меня, – прибавил он голосом, похожим на змеиное шипение, – уж будьте уверены, я всегда буду помнить о том, какая пропасть лежит между нами. И стану обходиться с вами со всем почтением, какого заслуживает не только ваше высокое положение, но и незапятнанное исконное ваше благородное происхождение.
– Сеньор, вы ввергаете меня в смущение. Заклинаю, простите меня, я же не знал…
– Да, не знали и потому с несносной спесью, свойственной вашей нации, сочли возможным говорить со мной так, как вам заблагорассудилось. Пусть же это послужит вам уроком, сеньор дон Антонио. А теперь, после того как инцидент исчерпан, вернемся к нашему делу. Как же так вышло, что, назначив мне встречу на девять вечера, вы прибыли к одиннадцати? Заметьте, все, что меня интересует, я мог бы узнать у моего брата, но я предпочитаю обратиться именно к вам.
– Сеньор, сегодня полторы сотни наших были атакованы лардонами – их было целое полчище, и, невзирая на героическое сопротивление, нашим пришлось отступить. По крайней мере, так мне доложили офицеры, которые там были.
– Что ж, они солгали вам без всякого зазрения совести, сеньор губернатор. Это ваши напали на лардонов – а их было всего-то три десятка, и, хотя ваших было на самом деле больше двух сотен, эта жалкая кучка голодранцев с позором разгромила их в пух и прах.
– Раз вы это говорите, значит так оно, верно, и было. Когда ко мне пожаловал ваш досточтимый брат, я занимался тем, что распределял не только довольствие между беженцами, но и жилье, а также принимал все необходимые меры предосторожности, чтобы укрепить город на тот случай, если лардонам вздумалось бы напасть. Потому я и опоздал.
– Ладно. Как вам стало известно из этой грамоты, вы обязаны исполнять все мои приказания, разумеется в интересах испанского двора, на службе у которого я сейчас состою.
– Я читал, сеньор, все так.
– И вы готовы мне подчиняться?
– Таков мой долг, и я его не нарушу.
– Золотые слова, кабальеро. Так вы разузнали, о чем я вас просил несколько дней назад, точнее, о том человеке, что объявился некоторое время назад на французской территории Санто-Доминго?
– Да, сеньор.
– И что же вы узнали?
– Сеньор…
– О, можете говорить открыто. Уж своим-то людям вы, наверное, доверяете, а что до моих, то я в них совершенно уверен.
– Хорошо, сеньор, однако то, что я узнал, относится к сведениям сугубо личного свойства.
– Неужели! Очень даже любопытно!
– Тот, кто вас интересует, назначен на видный пост только лишь благодаря высочайшему влиянию Людовика Четырнадцатого при испанском дворе. Н