— Ну что ж, у каждого наверх своя лестница, — любил повторять он, — я пошел по этой… Она сложнее, чем другие, но она… моя дорога. — Дон Роберт удовлетворенно чмокал губами. — Что же, каждый человек в чем-то авантюрист!
Когда дон Роберт думал о своем прошлом, он насмешливо улыбался. Его отец, министерский работник, никогда не видел таких денег, какие видел он, а ведь о нем когда-то говорили с уважением: дипломат!
«Тугрики сами по себе — мелочь, но они и власть!»
Ради власти убивают друг друга, ибо она — не просто деньги, но и удовлетворенное самолюбие, и тщеславие, умноженное на роскошную жизнь с любовью и сексом…
Дон Роберт был во второй половине своей жизни и потому считал, что должен быть осмотрительнее. У него жена, дети, и он хотел бы, чтобы его внуки не ходили босыми в этом глупом мире.
Он был основателем нового клана. Клана, в процветание которого он верил, верил, как в себя, и, когда ему было особенно хорошо и душевно, он любил помечтать о будущем, о том сладком времени, когда он отойдет от дел и займется только теннисом или рыбалкой, — уделом пенсионеров, а его место займет им вышколенный Павел, в этом сорванце еще откроются нужные силы, нельзя торопить и обгонять время…
В ресторане «Космос» жизнь не отличалась разнообразием. Сегодня, как вчера, а завтра, как сегодня. Длинные ряды столиков, покрытых белоснежными скатертями, порой напоминали холодный строй солдат. Все по ранжиру, все в салонном стиле. Даже голубые и розовые абажуры настольных ламп, создающих особый интим, расположены были в своей строгой последовательности… Но это лишь первое, поверхностное впечатление, когда еще посетителей мало и жизнь в ресторане не раскрутилась, а текла в консервативно-аристократическом стиле.
Но уже к середине вечера в ресторане становилось тягостно от курящих, от полутемного света, от стонущих ритмов «ламбады». Ресторан быстро набирал скорость, он уже был похож на кипящий муравейник: полуголые девицы пели хриплыми голосами и извивались в змеиноритуальных танцах. Музыка усиливала свой темп, и официанты, словно на покачивающейся палубе, сновали взад-вперед, ловко жонглируя подносами, на которых, что душе твоей угодно — русские спиртные напитки и заморские кушанья…
В этот час закипали страсти. Шел чисто совдеповский кайф…
Ресторан наводнялся валютными проститутками, блистающими в своих лучших туалетах, сутенерами в «пирамидах» и «ля костях», биржевиками в подчеркнуто строгих костюмах в полоску, колоритными ворами самой разной масти, рэкетирами и просто высокопоставленными командировочными.
В этот час жизнь ресторана как бы выхлестывалась на улицу, где ночная публика продолжала колобродить, спускаясь с небес на грешную землю. Здесь свой кайф и свои нравы. Мелькали более дешевые девочки и сутенеры — гибриды, не то женщины, не то мужчины, таксисты, бритоголовые «качки» из какого-нибудь Тольятти или Воркуты, шпана из Люберец и Набережных Челнов, симпатичные малолетки кавказской национальности, способные на все, — здесь их зовут «зверьками».
В это воскресенье в ресторан ворвались молодцы в спорткостюмах, они выбрасывали девиц легкого поведения на улицу, где на них налетала прожорливая шпана: она била их и рвала в клочья их шикарные платья. Такое бывало редко, ресторан входил в негласную территорию дона Роберта, и мало кто появлялся здесь из чужих преступных кланов — дон Робертовская «гвардия» надежно держала это злачное место в своих железных руках. В ресторане сразу возникла драка, ибо отвечающий за порядок Савоха, бригадир-рэкетир, в выгоревших синих джинсах и итальянских затемненных очках, знал, что он не зря трет здесь модные штаны…
Появилась милиция, и драку утихомирили. Но конфликт не рассосался. Ведь это были не просто задиристые ребята, поскандалили, побузили — и все. На «Космос» претендовал новый хозяин — он-то и попытался силой выдворить прежде всего сутенеров и проституток, не работающих на них. Новая сила была в лице хваткой и наглой Серафимы, известной налетчицы, на которой замыкались три или четыре бандитские шайки.
Серафима пользовалась уважением среди кавказцев и люберцев, так как была смекалистой, ушлой, что в преступном мире ценилось; она могла дать фору многим преступникам-мужчинам.
Претензии Серафимы на ресторан напугали Савоху. Кое-как отбив налет боевиков чужой банды, Савоха тут же связался с Костей Греком, понимая, что Серафима не такая, она просто так не отступит.
— Надо отучить, — грубовато выдавил Костя Грек. — Это не баба, а конь с…
На следующий день в парке «Сокольники» произошла разборка. Толпа, человек пятьдесят, окружала лидеров, которые еще пытались договориться. Серафима была неприступна, правда, после некоторого препирательства соглашалась на половинную долю владения рестораном, что явно не устраивало ни Савоху, ни Костю Грека: дон Роберт на это не пойдет; к тому же они, Савоха и Костя Грек, калачи тертые и ушлость Серафимы видели невооруженным глазом: уступка наполовину — только начало… Аппетит приходит во время еды…
Дипломатия была исчерпана и в ход пошли цепи, свинчатки, палки. Огнестрельное оружие и ножи не использовали, дабы не было огнестрельных и колотых ран — группировки были предусмотрительны и не хотели, чтобы в больницы попадали их боевики. В милицию они могли попасть и без этого.
Драка была злой и глупой; боевики Серафимы напирали, и Савоха, получив по спине цепью, едва держась на ногах, впервые подумал о том, что без подмоги им не устоять, и приказал Косому выбраться из потасовки и бежать за подмогой. Косой так и сделал, но задумку раскусили и на глазах Савохи Косого пригвоздили к земле…
Савохе ничего не оставалось, как бежать; боевики стали отступать с поляны в лес и вскоре рассеялись по парку.
Далеко были слышны воинственные крики победителей: они ликовали.
С разбитой мордой Савоха в конце концов нашел Костю Грека. Тот сумел выскочить раньше и был невредим. Теперь он сидел в машине у главного входа парка и поджидал Савоху. Рядом сновали понурые широкоштанные боевики, обескураженные происшедшим.
Костя Грек молча открыл дверь «вольво». Савоха пролез на заднее сиденье, рукавом стирая кровь с лица.
Нажав на газ и рванувшись с места, Костя Грек полуобернулся к Савохе:
— Гадко во рту. Будто всю ночь беспробудно пили…
Жалкий, растерянный Савоха мутно посмотрел на него.
— Как все это примет Пантера?!
— Примет. Куда ему деваться.
35
Недовольно насупив брови, дон Роберт слушал Костю Грека…
Серафима на его глазах набирала силу. Это была отчаянная баба, главным образом занимавшаяся разбоями на такси. Нападение на такси в столице стало выгодным занятием. Налетчики поджидали своих будущих жертв возле дорогих гостиниц или в позднее время «патрулируя» центральные улицы.
Своих машин не использовали. Для этого были надежные и малоприметные такси. Таксистам, которые отказывались помогать, угрожали, но и платили помимо счетчика — и они становились более сговорчивыми.
Резко вырвавшись вперед, такси-рэкетиры неожиданно становилось поперек дороги. Путь назад отрезала другая машина, — жертвы, взятые в кольцо, теряли разум. Налетчики же бросались к машине и силой выволакивали из салона одуревших пассажиров… Отбирали все — от кошелька до драгоценностей. А если кто-то по наивности сопротивлялся, ему не везло: получал охотничьим ножом в живот…
Серафима практиковалась и грабежами квартир. Но решиться на рэкет ресторанов и гостиниц… Это Роберта озадачивало: на нее не похоже. Он, привыкший во всем усматривать что-то, задался вопросом: что привело ее к этому? Кто стоял за ее спиной? Одно дело — квартиры, такси, а другое — рестораны и гостиницы…
Дон Роберт был уверен в том, что это разные специализации; если для ограбления такси достаточно агрессивности и простой житейской смекалки, то для рэкета в ресторане необходим совершенно иной уровень мышления.
В свою пору дон Роберт наводил о Серафиме справки. Он всегда наводил справки, как только в уголовном мире появлялась новая, незаурядная группировка. Тогда Серафима, достаточно молодая особа приятной наружности, не представляла собой ничего такого — так, обычная уголовная шушера, которых немало появлялось и исчезало на криминальном небосклоне. Но Серафима не исчезла и вскоре, когда ее любовника или мужа по кличке Брус посадили в тюрьму, она оказалась во главе шайки. Не раз сама лично руководила налетами и ограблениями, которые были по исполнению изобретательны и отличались индивидуальностью. Именно это и заставило обратить на нее внимание дона Роберта: он вел специальную картотеку…
Дон Роберт в задумчивости вынул карточку на Серафиму: «По натуре жестокая и наглая. Обожает беззаботную жизнь малины. Любит молодых и красивых мужчин, не брезгует мальчиками…»
Дон Роберт, пробежав глазами текст, обдумывал кое-какие детали из ее жизни, словно они имели для него значение. Как-то, после возвращения из тюрьмы, она нашла себе мальчика и какое-то время забавлялась с ним; какое-то время Серафима была наводчицей, пока не стала сама участвовать в деле.
Ее уже знали, побаивались, и она становилась крупным лицом, особенно после того, как сошлась с Брусом, вором в законе. Брус мог легко ошармачить (обмануть, обокрасть) и взять отыгрыш (хороший куш), к нему липли, как мужи на мед; ко всему блатному Брус обладал веселым нравом: он ловко играл на семиструнке и пел старые, позабытые блатные песни.
Серафима прибилась к нему не сразу. Приглядывалась. Но после одной ночи, когда они вместе обокрали квартиру, у них завязались отношения, похожие на любовь. Серафима с Брусом не разлучались. Никто толком не знал — не то поженились, не то жили гражданским браком…
Брус попал в тюрьму, Серафима осталась на воле. С этого момента и началась новая страница ее уголовной биографии.
…Дон Роберт ничем не высказал своего неудовольствия Костей Греком. Он лишь обстоятельно выспрашивал подробности происходившего в ресторане… А когда заговорили о Сокольниках, о разборке, то и здесь он лишь неодобрительно покачал головой.