— А ты откуда, барышня, узнала?
— Я своего брата знаю лучше, чем ты, красавчик. Это он с виду крутой. А так — мямля.
Они пошли рядом. У кафе Эльмира «тормознула».
— Посидим. Я угощаю.
— Ты всегда так поступаешь с мальчиками? — недоуменно спросил Альберт.
— Конечно нет. Я сегодня отоварилась, получила стипендию, к тому же ты мне нравишься. Независимо от брата.
В кафе, где все было окрашено уютным малиновым светом, они почувствовали особенную притягательность друг к другу.
— Ты не поверишь, конечно, — тихо говорила Эльмира, отхлебывая кофе с коньяком. — Я до сих пор не могу найти себя…
Альберт любовался мордашкой: ее вздернутым носиком, большими лучистыми глазами, зовущими плотными губками, сложенными бантиком.
— Понятно. Университет не создан для твоих мучений.
— Ты прав, мне по душе блистать на обложках престижных журналов Франции, Испании, Турции… Есть у меня один знакомый, иностранец, из парижского агентства фотомоделей… но отец мой — домострой.
— На вид не скажешь, — заметил, прищурившись, Альберт.
— Вид, как известно, обманчив. Это я узнала давно. Другим он устраивает карьеру, собственной дочери подыскивает монастырь…
— Девочка, с тобой, право, хорошо, но… — Альберт посмотрел на японские часы. — На последней лекции я все же должен быть. Закон порядочного студента.
— Боже, и здесь порядочные. — Эльмира встала. — И все равно я тебя поцелую… Вот так — ведь я «бесшабашная девка»!
— С обложки «Плейбоя». — И Альберт с удовольствием прижал ее к себе, ощутив горячее, впечатляюще страстное тело: господи, да она нимфоманка…
С Павлом они не помирились. Ему хотелось этого несносного школяра проучить. Ладно, ты за мной походишь! И Альберт не обращал на него никакого внимания, словно не замечая его. Павла это бесило; ему хотелось, чтобы Альберт повинился; еще в школьные годы приятель, невзначай обидевший тогдашнего Пашку, был не рад: несколько раз просил у него прощения, пока тот смилостивился. Но Альберт сам был хороший задавала, да и характер у него был покруче.
Пока Павел мучился и переживал в себе обиду, Альберт, собственно, не терялся: у него завязался роман с Эльмирой. Если Павел сидел в одиночестве дома, то Альберт с Эльмирой шлялись по Москве: кино, танцы, а то и ресторан, где опять почему-то платила за все Эльмира.
Однажды она вспыхнула:
— А почему ты позволяешь платить мне?
— Я могу заплатить и сам, за мной не заржавеет, но мне нравится, когда платишь ты, — засмеялся Альберт. — Значит, я для тебя что-то значу.
— Боже, мужчины всегда что-то значут.
На следующий день он ее встретил на улице. С ней был длинный в полосатом пальто «зебра» негр и бесцеремонно куда-то ее тащил. Она упиралась. И вдруг, увидев Альберта, резко позвала его.
— Отвяжи черномазого, он мне надоел.
Негр стушевался, а Альберт подумал, что она хочет спровоцировать драку. Он подошел к негру и злобно сказал:
— По-хорошему…
Негр схватил его за грудки. Но жесткий взгляд Альберта его охладил.
— Извини, я проиграл. — Он повернулся и пошел матросской походкой прочь.
— Кто это? — Альберт насмешливо пробежал взглядом по ее хитрому лицу.
— Так. Привязался.
Альберт знал, что она соврала. И потом в кафе, куда она его затащила, сказал:
— Это был Джон?
Эльмира вздрогнула.
— Опять Пашка!
После кафе она повела его к подруге.
— Зачем? — откровенно заметил Альберт.
— Спать, — прыснув, не то серьезно, не то шутливо ответила Эльмира. — Мужчины это любят и, когда чувствуют, об этом не спрашивают…
У подруги действительно все кончилось постелью. Ночь была жаркая, как у Беранже в стихах, и Альберт, задыхаясь в ласках Эльмиры, сказал себе: «Наверное это моя судьба».
Альберт поднимался по лестнице и увидел, что на площадке стоит мрачноватый Павел. Он хотел пройти мимо, но Павел схватил его за рукав.
— Я не могу больше так. Ты меня обидел, извинись.
— Это ты обидел, и потому извинись, — сухо ответил Альберт.
— В Сицилии ты у меня поплакал бы.
— Господин мафиози, ты еще мелко плавал.
— Извинись.
— Ты обидел меня…
— Чем?
— Подозрительностью.
— Я не хотел, так получилось.
Улыбнувшись, Альберт положил руку на плечо другу.
— Ладно, мир. Только в первый и последний раз.
— Извини, отцовский характер.
55
Дону Роберту доложили с опозданием. Гладкое, холеное лицо дона Роберта побагровело от злости. Он был взбешен.
— Олухи… Подонки… Как можно потерять контроль над рынками?! Какая страхолюдина сунула туда Барсука?
Осунувшийся, почерневший Костя Грек развел руками: он-то знал, что Барсука сунул плавать туда сам дон Роберт, не довольный его предшественником.
— До него было по-человечески, — немного остыл дон Роберт. — Никто не открывал хавало.
Дон Роберт обладал памятью и легко вспомнил лазурный теплоход и молодого человека, предпринимателя с Волги, это он говорил ему о появлении в их городе какого-то приезжего мафиози. Но никто не верил тогда в него по-настоящему… Мало ли их возникало на уголовном небосклоне. Жизнь их жестко просеивала и чаще всего отбрасывала, как сорняк.
Кто он? Какой еще Мазоня?
Дон Роберт сидел в кресле, словно дремал. Костя Грек его не тревожил. Он облокотился на стол и через узорчатые занавески окна наблюдал за двором. Сидели молча, пока Грек не увидел «вольво» Расула Абу. Он поднялся и сказал об этом дону Роберту. Тот не пошевельнулся, хотя на бескровном лице появилось удовлетворение, Расула Абу они ждали.
Информация была короткой, и Расул Абу, втянув голову в плечи, нахмурился: его ум прорабатывал данные.
— Где Барсук? — наконец спросил Расул Абу.
— Сбежал в неизвестном направлении, — доложил Костя Грек. — Возможно, где-то здесь, но трусит.
— Бояться ему нечего, — подумал вслух Расул Абу, — если его не убрали.
— Точных сведений нет. Но он жив, — осторожно заметил Костя Грек.
Дон Роберт вышел из душевного оцепенения и теперь бурно ходил по кабинету.
— Надо было предвидеть. Пока этот Мазоня набирал силу, мы кочерыжились, — зло сказал дон Роберт. — Много потеряли?
— В долларах? — переспросил Костя Грек. — Все равно много.
Расул Абу успокоил; он не видел смысла паниковать; нужно лишь хорошо спланировать операцию «перезахвата» городских рынков подопечного города. Это все можно сделать просто, «ударом серпа»: «ударом серпа» немецкий генерал Манштейн в годы войны захватил Францию. А почему им не попробовать? И Расул Абу ехидно засмеялся.
— Я пошлю своего верного человека. — Расул Абу покрылся от напряжения румянцем. — Он из верховного воровского клана. Мы вкладываем в воровской общак половину дохода от городских рынков, так что им есть что терять. Кроме того, — с облегчением заметил Расул Абу, — мы поднимем местных блатарей. Я знаю, им недовольны «воры в законе» — его империя им больше не нужна. Я знаю, его поддержали шакалы. Сердюк поймет свою ошибку и исправит так, как мы этого хотим.
Вошла секретарша и принесли кофе. Дон Роберт добавил всем коньяка. Расул Абу пригубился к чашке, продолжая свою мысль.
— Этот Мазоня… для них чужак и чужаком останется. Он подчинил уголовный мир города, но он не вошел в него. Кроме того, в его малине бушуют свои страсти, с которыми Мазоне уже не сладить. Так что при правильной тактике нетрудно вышибить из-под его ног фундамент… который может оказаться простой табуреткой — толкни ее, и он повиснет в собственной петле, на собственной виселице…
Расул Абу развеял страхи дона Роберта, и тот, повеселев, раскупорил новую бутылку марочного коньяка.
Павел понял, что в доме появился отец: на этот раз он сверхшумно плескался в ванной, затем нетерпеливо спорил с матерью на кухне.
— В веселом настроении, — заметил Павел другу. Альберт улыбнулся:
— Бывает и не такое — кое-кто в «веселом» настроении бьет дома посуду или выгоняет семью на мороз проветриться…
— Ну что ты, — засмеялся Павел. — У нас этого не случается. Он у нас интеллигент. Так, пошумит немного для разрядки…
Дон Роберт с любопытством заглянул в комнату Павла.
— Господа, чем занимаетесь?
— Курсовая о мафии…
— Курсовая? Интересная история…
— История большая, — засмеялся Альберт. — От Ваньки Каина до дона Корлеоне.
Дон Роберт внимательно, оценивающе взглянул на Альберта.
— Паша, оставь друга обедать.
— Я уже догадался, па, и сказал об этом маме.
— Ну вот и хорошо. — И дон Роберт закрыл дверь Пашкиной комнаты.
Устав от курсовой, приятели мечтательно полулежали на диване. Альберта тянуло на сон, и он старательно с ним боролся. Конечно, Павлу можно было открыться, все равно не сегодня-завтра он все узнает… Но Альберт медлил, заново переживая ночную дискотеку, куда его утащила Эльмира.
Дискотеки оживили ночную жизнь столицы. Молодежи было где разгуляться, если она имела деньги… Можно было заглянуть на ночь в московскую дискотеку RED ZONE, в концертный зал «Россия» или на PRAZDNIK…
Они пошли на Красную Пресню. Модная, разодетая толпа штурмовала двери зала, что немало удивило Альберта, тем более билет стоил десять долларов, на деревянные — две пятьсот — две восемьсот…
Эльмира здесь бывала частенько, что заметно было по ее поведению и знакомым: тертая девка. Оторвали контроль. В переходе среди дюжих джентльменов немало арабов и негров. Значит, Эльмира сюда ходила с Джоном и его друзьями. Тем временем вежливо и настойчиво потребовали развести руки и расставить ноги — проверка на металл… Дискотеку богатых охраняли.
Внутри заповедной зоны было нешумно, но броско и по-светски разнообразно. Эльмира, как опытная хозяйка, подвела Альберта к стойке, которую обступили пижонистые бизнесмены или, скорее всего, продавцы коммерческих палаток… Были и совсем юнцы, гуляющие на фарцовочные и папины «бабки».
Шампанское — до тысячи. Пицца — крошечная лепешка — двести пятьдесят и бутылочка с пивом тоже двести пятьдесят «деревянных». Зато бутылку с джином можно взять за сорок долларов.