— Я тоже не рыжий. Что-нибудь сварганю.
Разошлись они быстро; Сердюк сослался на простуду. Мазоня не задерживал его, но Сердюк ему не нравился. Когда тот исчез, появился Зыбуля.
— Чувствую, не договорились?
— Трусит, стерва, — сплевывая, сказал Мазоня, — а кто трусит… того… сам понимаешь.
На Центральном рынке произошла «буза». К Мазоне подскочил Зыбуля и с порога заорал, что кресты громят рынок.
На самом деле рынок громили не только кресты, но и шакалы, и барсуковцы — кое-кто даже клялся, что самолично видел разъяренного Барсука, который руководил своими боевиками.
Началось это в воскресенье, часов в десять утра, в самый разгар рыночной торговли. Из нескольких автобусов вывалила орава молодчиков в привычных кожанках. Быстренько разделились на две части: и пока одни рванули в крытый зал, другие буйствовали снаружи, сбивая лотки и переворачивая палатки Мазони. Стоял треск каркасов, которые разламывались на глазах возбужденной публики, и заморские товары, завезенные через Киев, пачками летели в грязь… Остановить разбой мазоновцы не сумели, не то захваченные врасплох, не то испугавшись напора.
В торговом зале били мазоновцев, били железными прутьями тех, кто не сумел вовремя скрыться или сбежать… Мазоновцы были парализованы.
Только милиция и ОМОН остановили разгром Центрального рынка. Правда, к вечеру мазоновцы снова хозяйничали здесь, подтянув новые силы. Все, что было возле рынка, и в рынке снова контролировалось боевиками Мазони. На удивление многим, наиболее стойкими оказались бачки.
Душман и его хлопцы проявили прозорливость и на других базарах: все попытки шабаша были сорваны, и они первыми организовали помощь Центральному рынку. Значит, тактика Мазони по отношению к бачкам была верная…
Вечером в сверкающем ресторане «Русь» собрались лидеры. Федор Скирда скис и подавленно слушал Мазоню, который в оценке случившегося был весьма сдержан:
— Колупни каждого — дряни на целый воз найдется. Потому не лить грязь друг на друга, а приготовиться… Иначе передушат нас, как лиса цыплят крошечных.
Зыбуля в душе был рад «падению» Федора Скирды: раз-зява! Узловатая рука Мазони лежала на столе.
— Не жизнь, а мелодрама, — веско сказал он. — Жизнь одна и смерть одна… Врать не буду, здесь рука столицы. Поворачивают круто. Готов принять удар на себя: не всегда же отвечает стрелочник.
Тем не менее все ждали, что Мазоня заменит Федора Скирду на другого — прокол с рынком мог быть сигналом, что синдикат Мазони ослаб и можно действовать…
Но Мазоня ничего не сделал, лишь язвительно добавил:
— Будем отходить от штампов.
С утра шел снег, перешедший в дождь. Мазоня был в одном из своих кафе, где и позавтракал. Шеф-повар, моложавый лысеющий мужчина, робко подошел к боссу. Мазоню вызывали к телефону. Звонил Федор Скирда.
— Ну, что там страшного? — спросил шутливо Мазоня.
— Страшного ничего нет. Вот прибыл из Москвы человек. Ты понял от кого.
Мазоня задумался и посмотрел в окно: на улицу выходить было противно…
— Что ему надо?
— По-видимому, ультиматум. «Наезд» на рынок — их дело. Может быть, есть возможность договориться?
Мазоня чего-то ждал…
— Алло, алло…
— Да здесь я, — грубовато ответил Мазоня. — Просто пережевываю твою информацию. Я ждал этого молодчика, но не знал, что так быстро. Спешат, черти. Вот и думаю, как бы не наломать дров.
— Так что сказать мне?
— Пока пусть подождут. А ты прихвати Якуба — и сюда ко мне: как раз завезли свежего пивка. Опробуем.
Мазоня вернулся за столик, где стояла кружка с пивом. Отхлебнув, он отпустил повара, взял воблу и стал дотошно ее очищать. «Значит, московская братия прислала своего гонца. Как божий день ясно: будут требовать, грозить… Знал ли Сердюк об этом? Может, и знал, да сдрейфил. Так вот почему он был такой глупый!»
Вскоре появился Федор Скирда с Якубом. Очкарик был встревожен. Оказывается, он уже знал о человеке из столицы и считал, что это неспроста: навряд ли Москва смирится с потерей рынков.
Мазоня был настроен воинственно.
— Смирится! Куда им деваться? Конечно, может быть война. И кому-то в ней будет крышка. Но за нами — наши дела, наша жизнь, и отходить некуда. — Он залпом выпил кружку пива. — Мы знали, на что идем.
Якуб успокоился: Мазоня влиял на него положительно своей агрессивностью. Эмоциональное воздействие босса было общеизвестно: умел он дать по нервам, стряхнуть парализующие страхи.
— Как будем действовать? Или сразу оборвем, или потянем… Нам следует разработать тактику.
— Гибкую тактику, — дополнил Якуб.
Мазоня посмотрел на него ласково: он и сам надеялся на ум очкарика — многое проворачивали удачно. Если они толково провернут и это, тогда все, власть их в городе не ограничена. И не только в городе. Тогда он сам даст под дых тому же Сердюку: скурвился, падла, точно скурвился…
Якуб изложил свои мысли по поводу гонца. Он считал, что, если вести себя неглупо, все образуется само собой.
— Я тоже думаю так. Нет ничего страшного, — подтвердил Мазоня.
Неожиданно резкий удар в занавешенное окно; кирпичный обломок вдребезги разбил огромное стекло и, ударившись в штору, свалился на пол. Кое-кто из работников кафе бросились на улицу. Подростки. Мазоня так и знал, что подростки…
Он почесал затылок.
— Все начинается с обломка кирпича. Мы стали миндальничать.
Федор Скирда напомнил о крестах.
— Твари, рехнувшиеся на сексе.
63
В газетах словно сговорились. Одна за одной выбрасывались статьи, то о коррупции в милиции, то о связях работников правоохранительных органов с мафиозными структурами.
Подполковник Митрофанов позвонил Мазоне.
— Надо встретиться, — коротко сказал он.
Мазоня быстро оделся и выехал к набережной недалеко от ресторана «Русь». Там его и ждал Митрофанов. Он был в гражданской одежде, неторопливо прогуливаясь вдоль Волги с посеревшим и замусоренным льдом. Они давно не встречались с глазу на глаз и потому радушно пожали руки.
— Вот так, — небрежно повел плечом Митрофанов. — Всему приходит конец. Видимо, ухожу из органов МВД.
— Наступили на хвост, — простодушно заметил Мазоня.
— Карьера наша ишачья, — усмехнулся подполковник и с надеждой взглянул на Мазоню. — Все это неугомонный Кротов, начальник областного управления. На днях вызывает к себе: ты, Митрофанов, не юли, скажи честно, сколько тебе дарит мафия «кусков»? А потом заявил: мы все знаем. Рыть милиции могилу не будем, так что уходи сам, подобру-поздорову, как порядочный человек. Не уйдешь — пеняй на себя. Тогда компромат.
— Твой начальник — оригинал… Уверен, что у него есть компромат?
— С теперешней жизнью нарыть его просто. Разве кого-то хоть когда-нибудь волновала истина?
— Ты прав. — Мазоня пожевал губами и задумался: честно говоря, уход из милиции Митрофанова его не радовал, но если ситуация сложилась неприятная, куда денешься… Уйти придется.
— Кротов — выскочка, — обидчиво заметил Митрофанов. — Он еще пожалеет о своих словах. У самого поросячье рыло в пуху!
Мазоня пытался сосредоточиться.
Митрофанов вдруг остыл, как-то осунулся лицом: во многом его ждала неизвестность…
— Вот я сейчас прикидываю: куда?
— Как куда? — удивился и огорчился Мазоня. — К нам! Мы, Костя, такими, как ты, не разбрасываемся. И пусть твой мент заткнется.
— Так куда?
— Пойдешь заместителем директора рынка. Как раз освободилась площадка. Я знаю, что это по тебе.
Митрофанов оживился: он, собственно, только на Мазоню и надеялся…
Так случилось, что в свои последние дни службы в милиции подполковник Митрофанов снова встретился с Сиксотом. Не то притупился страх, не то жизнь на Кубани оказалась несносной, но Сиксота потянуло домой, и вскоре он объявился на знакомых волжских берегах.
О том, что барсуковская группировка приговорила его к смерти, Сиксот мог лишь догадываться.
Его взяли в старой малине, у Машки. Побледневший Сиксот не сопротивлялся: все было ясно, капкан захлопнулся. Барсуковцы отвезли его на тайную хату, где и допрашивали. Сиксот клялся матерью, что чист перед ними совершенно и только «по дурке» занесло его тогда в кафе «Бриллиант». Барсуковцы скалились:
— Дурку, Сиксот, на грешной земле оставишь, сам же вознесешься на небо, чтобы не делать больше этих глупостей.
В милиции о Сиксоте узнали от Машки. Как ни мучилась, но пришла. Барсуковцев быстро вычислили. Оперативная группа ворвалась в старый дом-развалюху на глухой окраине города. Налет был настолько непредвиденный, что барсуковские боевики даже дверь толком не заперли, уверенные, что в такую гнусную ночь не то что милиция — дрянная собака не забежит. В доме резались в карты и пили, в то время как Сиксот с кляпом во рту лежал на полу, связанный ремнями. Возможно, ждали самого Барсука.
Пока оперативники с автоматами, повернув лицом к стене, обыскивали арестованных барсуков, счастливчика Сиксота развязали и вынули изо рта тряпку. Боевиков увели в милицейскую машину, Сиксот оставался в доме. Митрофанов улыбчиво оглядывал смертника.
— Ты небось нас ментами зовешь, в душе презираешь, а мы тебя, братец, второй раз от смерти спасаем.
Сиксот дрожал: костлявая шея, торчащие, как у собаки, длинные уши.
— Возьмите в милицию… Пригожусь…
— Дурак, жми к себе на Кубань. Тут-то что тебе делать? Смерти ждать? Раз приговорили, все равно убьют…
Не пил Сиксот, а стоял, как пьяный.
— А куда мне деваться? Ни на воле, ни в зоне мне жизни нет. Болтаюсь, как…
— Пока следствие, посидишь в милиции, а там уж ложись на дно. Если можешь, — хмыкнул подполковник и вышел с Сиксотом на зябкий рассвет. Наступало утро.
64
В ресторане «Русь» было шумно. Собрались сливки — бригадиры и лидеры. За обильным угощением, когда сновали в черных фраках официанты, казалось, не до дел. Но именно серьезное дело привело сюда столь шумное общество. Мазоня сидел в сторонке и сонливо слушал, как ерепенились его подчиненные.