Тон задавал Душман.
— Никаких ультиматов! — бесшабашно кричал он за столом. Крутой, как кипяток, Душман теперь был одним из самых близких к Мазоне. — Если мы сегодня уступим, то уступим и завтра. Правда, попугаи мстительны, они могут клюнуть, но ведь и у нас клюв заточен… Чего нам трусить? Мы дома! Мы у себя! Мы же не лезем в град-столицу, советов не просим, порядков своих там не наводим.
Среднее звено элиты — бригадиры (к ним особенно прислушивался Мазоня) все как один были на стороне Душмана: «родной столице» не уступать…
Слово оставалось за лидерами. Ждали, что скажет Якуб. Тщедушный очкарик, меньше других выпивший, не был столь категоричен.
— Дядька там хоть и несговорчив, но попробовать можно…
Федор Скирда, который уже столкнулся с представителями «столицы», не был уверен в том, что с ними можно как-то договориться…
— Гонористы. Не пойдут на мировую…
Мишка Кошель затаился с хитринкой на лице, всем своим видом говоря: «А у меня что-то есть!» Вот стоило произнести ему это «что-то», и стол сразу затихнет, прислушается, тем более авторитет Кошеля в последнее время нарастал, и Мазоня, чувствуя хваткость своего заместителя, нередко с ним советовался наедине. Все ждали теперь этого «что-то».
— Братва, думаю так: надо поступить хитрее, как Русь с татарами. На словах ублажить, наобещать с короб и маленькую тележку, на деле укреплять себя на городских рынках — придет время, когда они сами поймут, что делать им здесь нечего. Времечко ушло, солнышко зашло — проспали. Вставать-то надо поутрянке!
Последние слова Мишки Кошеля вызвали озорной смех — ну, дает Кошель!..
Мазоне понравился вариант Мишки Кошеля. Правда, своего слова не сказал Зыбуля, но к нему, собственно, никто и не прислушивался, тоже, мол, нашелся мыслитель… Но Мазоня решительно повернулся к Зыбуле.
— А ты как кумекаешь?
— Просто кумекаю. Собаку можно бить, и собаку можно подкармливать…
Мазоня засмеялся: Зыбулю он считал неглупым парнем и, хотя его и недолюбливали, на что, конечно, были причины, Мазоня тем не менее, не афишируя, ум его ценил и сам нередко его умом пользовался.
Высказались все, из тех, конечно, кто мог здесь высказываться… Вопрос был решен, и Мазоня, захватив с собой еще несколько человек, прямо со сходняка поехал на тайную хату, где они встречались с представителями.
Мазоня был удивлен поведением Сердюка; словно тот полностью переметнулся на другую сторону; они договорились встретиться еще, и Мазоня надеялся, что эта встреча многое прояснит. Но Сердюк не приехал, зря его ждал Мазоня у лесника. Скрылся, слизнул куда-то… По дороге к представителям «столицы» Мазоня размышлял о том, что Сердюк дешевка и что, по-видимому, понапрасну он так просто в него поверил.
Конечно, шакалы были нужны; но вот так, как он приручил бачков, с шакалами почему-то номер не прошел…
Квартира, на которую прибыл Мазоня, была специально для тайных встреч с приезжими; разделись, размялись, тем более москвичи еще не появились; ждали, пили пиво и, украдкой поглядывая на часы, слушали анекдоты Зыбули.
Наконец снизу пришел посыльный. Мазоня кивнул: проводи.
Их было двое. Один — низкорослый, корявый, с бесцветным взглядом нагловато-жадных глаз; другой — грудастый, крепкий, с травкой коротких волос, едва покрывающих голову; если первый — нервно-подвижный, дерганый, то второй — спокойный, флегматичный, с тяжелыми накачанными руками. Мазоня уже знал, донесли, что первый из воровского мира — «вор в законе» по кличке Воробей, второй — Иван Валюта, известный казначей московского мафиозного клана.
На столе появилась «Столичная» и закуска. После короткого знакомства все чинно сели за стол. Налили по первой.
Мазоня поднял короткий тост «за встречу», и все чинно выпили. Сдержанно исподлобья Мазоня наблюдал за гостями: Воробей смаковал, пил глотками, как старый пьяница, в то время как тяжеловатый Иван Валюта хватанул залпом: обожгло горло, и он, прикрыв ладонью большой рот, весело крякнул: «Здорово пошла, стерва!»
Если у Валюты натура сильная, то и характер, подумал Мазоня, прямой и порядочный; с Воробьем будет сложнее: скользкая душонка, матерая…
Москвичи пошли ва-банк, заявив, что у них разговор короткий, не для фраеров: завтра же освободить все рынки. Кроме того, на Мазоню накладывается контрибуция…
Мазоня слушал мирно, не проронив ни слова. А когда те закончили, посидел, подумал и, скользнув немного пьяным взглядом по москвичам, тихо сказал:
— Как я понял, вы выдаете себя за московских послов… Докажите. На понт берете… и только! Кому я должен верить? Вам? А завтра приедут другие и скажут то же самое… Почему нет Барсука? Он мог бы засвидетельствовать хотя бы… что вы действительно те, за кого себя выдаете. А так — я хорошо встречу и хорошо провожу…
Мазоня вел хитрую линию «спустить на тормозах» — пока туда, сюда, а время идет, глядишь, что-то сработает и на него…
Гости поняли, что в чем-то прошляпили: а голыми руками Мазоню не возьмешь…
Воробей было зашабуршился, но вскоре стих — непризнание Мазоней их полномочий сбило пыл, и он, оглядывая всех с наглецой, пробасил:
— Мы уедем… но мы и приедем — тогда другой разговор будет. Хотите по-плохому, ради бога…
Еще выпили — и разошлись.
Мазоня остался с Зыбулей и Душманом. Душман, оказавшись на верхней лестнице мазоновской иерархии, выглядел довольным. — Остались с носом.
На что Мазоня лишь усмехнулся.
Мазоня хорошо знал себе цену. Покамест все выжидали, он старался привести свои силы в надлежащий порядок. Жизненный опыт ему подсказывал: опирайся только на очень верных людей. Впрочем, в близком окружении он не сомневался: Хозяин оставил ему добротный костяк.
Тем не менее времена наступали черные. На территорию бачков зарились кресты — они хамели с каждым днем. Назревала «разборка».
Особенно опасно было кидалам. Кресты стали совершать набеги на автомагазины и автосервис, устраивая настоящие погромы. Душман совместно с Мишкой Кошелем разработали план сдерживания крестов, но мелкие бои продолжались и часто заканчивались жертвами. На днях хоронили двух крестовцев и одного мазоновца — крутого кидалу по кличке Бизон. На следующий день после похорон на кладбище произошла «разборка».
Собралось человек двести. Ухаристые ребята поглядывали на небо: там кружился вертолет, зависая над тихими могилами. Милиция окружила кладбище: пустила кое-где слезоточивый газ… Но «разборка» не струсила, хотя серьезной драки уже не получилось. Милиция тоже смирилась и с добродушием посматривала на «выяснение отношений».
С наступлением сумерек кладбище опустело, и кресты, не добившись желаемого, разбрелись, грозя Мазоне всякими «карами».
Но в этот же день Мазоня получил известие, что московские послы снова появились на волжской земле. Это произошло быстрее, чем он думал.
Их уже трое — кроме Воробья, Ивана Валюты еще один вор в законе по кличке Грузин с большим мясистым носом и маленькими маслянистыми глазками.
Они потребовали немедленной встречи с Мазоней. На этот раз с «мандатами», удостоверяющими законность их миссии и даже с «грамотой», которую составила верховная воровская сходка.
Ну что же, Мазоня, как обычно, почесал затылок: от московских послов никуда не денешься. Встречу назначили на старой хате. Все уже были в сборе, а Мазоня нарочно опаздывал. Нетерпеливый Воробей злился, крутился, как волчок, не находя себе места: его словно подмывало «на подвиги». Другие ждали более терпеливо, ничем не нарушая спокойствие, но и они были недовольны.
Мазоня пришел мрачноватый и сказал, что убили Барсука. Он уверял всех в том, что это сработали не его люди. Случилось в шалмане, где Барсук, солидно охмелев, сцепился со своими, и свои его прикончили.
Известие сразу накалило обстановку, хотя Мазоня понимал, что сказать об этом было важно, чтобы снять с себя какие-либо подозрения. Они все равно бы родились.
Начался разговор. Сразу крутой и жесткий. Тон задавал Воробей, Иван Валюта балансировал, а Грузин даже сдерживал Воробья. Но смысл был один — Мазоня должен подчиниться: уйти с городских рынков, заплатить неустойку и, кроме того, с этого дня на него накладывалась дань…
Мазоня молчал, словно набравши в рот воды; говорил за него Федор Скирда:
— Непонятно что-то… Такой наезд просто нам непонятен. Мы здесь, вы — там. Следует понимать… Надо помочь, пожалуйста, а становиться вассалами… об этом даже вести разговоры глупо. Мы же не дочки! И не дурководы, которые крадут из дамских сумочек…
Последние слова, видимо, обидели Воробья — взъерошенный, он заорал матом на Федора Скирду; тот покраснел, но сдержался:
— Я так понял, что вы мирного исхода не хотите.
Воробей психанул:
— Хватит качать права! Здесь мы качаем права!
Федор Скирда пожал плечами и замолчал, осторожно взглянув на Мазоню. Мазоня неожиданно повернулся к Грузину.
— Это что, силовой прием?
Грузин смутился, чувствуя, что перегнули палку. Иван Валюта из загашника вынул бутылку водки.
— Ладно, давай замнем это… Воробей погорячился.
Всем налили по полстакана, выпили не чокаясь, чувствуя нарастающую тревогу. Разговор повел Иван Валюта. Он долго и витиевато говорил о верховной сходке воров…
Мазоня его перебил:
— Джинн выпущен… так давайте говорить о том, как оно есть.
Но влез Воробей.
— Хватит, суки. Диктовать будем мы. Или принимаете, или… видал я Мазоню…
Мазоня до крови закусил губу.
— Все. Убирайтесь вон.
Мазоновцы допустили ошибку. Они не проверили постов на холодное оружие. В руке Воробья блеснул нож. Он махнул им и врезал его в спину Федора Скирды. Это было так молниеносно, что все оторопели… но не на долго: вспыхнула драка. После выскочили в коридор. Воробей упал, заливаясь кровью. Его перешагивали в остервенелом запале. Ивана Валюту добили во дворе. Кончили бы и Грузина, но Мазоня пришел в себя.
— Не трогать его.
Он подошел к Грузину. У того нервно дергалось лицо.