— Исчез Зыбуля. Есть слухи, что его накрыли менты.
Это очень встревожило Мазоню. Он никак не ожидал ударов с этой стороны. Потерять Зыбулю — для него потерять многое личное. Надо было срочно подключать подполковника Митрофанова. Правда, вскоре позвонили из милиции верные люди. Зыбулю обвиняли в сутенерстве малолетних. Пока ничего особого не «накопали», кроме девочки, заболевшей сифилисом…
Мазоня от злости выругался: совсем одурел, кобелина!
К вечеру приехал из милиции адвокат Якуб. Сняв потные очки, близоруко щурился: «Ничего страшного. Все можно отмазать».
Впервые беспокойно, но с надеждой Мазоня спросил Якуба: нет ли там компромата на Альберта?
Якуб ответил, что вроде нет — хотя кто знает…
Мазоня помрачнел и, подумав, сказал, что надо найти хорошего адвоката из городской коллегии… Якуб согласился с Мазоней: он вплотную займется этим делом, и чем раньше Зыбулю отпустят, тем лучше.
Оставшись один, Мазоня пошел на кухню и выпил сразу две бутылки холодного пива. Нервно потягивая из бокала желтую прозрачную жидкость, он чувствовал, что для них наступают пасмурные дни… Да, он не сумел уберечь от смерти гонцов из столицы, может быть, даже в глубине своей души и не старался. Он, собственно, их не звал… Но сейчас, несмотря на серьезность грядущей «разборки», его волновали не гонцы, не предательство шакалов и даже не судьба его синдиката. Перед глазами он видел образ человека, которого, оказывается, больше всего любил на свете; скажи ему это раньше — и он не поверил бы, что это именно так, — больше всех на свете. Раньше он просто был привязан к этому мальчишке, хотя как знать… Раньше не было и той опасности, которая сейчас обозначилась так четко…
Он не обвинял Зыбулю, хотя где-то в душе и шевелилась такая мысль; он был занят одним: как можно скорее вытащить его, ибо освобождение Зыбули отводило опасность и от Альберта. Альберт должен быть чист, как стеклышко. Ни одного пятнышка!..
Размышляя об Альберте, Мазоня все чаще думал о своем прошлом, вспоминал себя мальчишкой, затем зеком, в зоне… Где он не только сумел выжить, но и стать «паханом».
«Сложная штука — жизнь», — когда-то любил повторять Хозяин. «Сложная для петухов», — весело поддакивал ему дружок Хлыст…
Теперь реформа поделила лагеря на режимы: общий, усиленный, строгий, особый. Вроде как бы первоходчики отделены от рецидивистов. Но «по жизни» в них мало что изменилось. Как и прежде, в зоне шла грызня и грубая сила делала свое дело.
Не каждому удавалось пройти этот путь без унижений. Еще «по малолетке» он мог легко оказаться в самой низшей касте — тогда все. Малолетку легко опустить, сделать «петухом». Можно было попасть в «чушки», в «черти» и даже в «шестерки». Слабые и услужливые заранее обречены на «прислугу». Сделай добро или постирай чужие носки — и ты уже «шестерка»! «Петуха», скрывшего свою кастовую принадлежность, все равно рано или поздно расколят. Раскрытых «петухов» бьют зверски, часто убивают, ибо такой «петух» «зашкварил» всех…
В опущенные попасть нетрудно: за стукачество, крысятничество (воровство у своих), беспредел, неуплату карточного долга. Явные кандидаты и те, кто сам опускал и часто без вины.
Сложно идти со всем этим рядом и не оказаться ни тем и ни другим.
Здесь меньше ругаются матом, чем на воле. В любом случае можно обидеть кого-то, да и слово «мать» — понятие святое. Нельзя назвать козлом, если он не козел. Да еще и не «петух». Кончится плачевно.
И, может быть, потому Мазоня и сумел безошибочно пройти свой зековский путь, что с «малолетки» легко впитал этот свод законов. Но жить «правильной» жизнью здесь — это не только соблюдать законы. Важно было создать вокруг себя такую атмосферу, которая помогла бы сохранить силы, выжить другим. На воле многое показалось бы диким и бессмысленным. Но это на воле… Хотя Мазоня верил, что тот образ жизни, который подчинен правильным понятиям, легче и порой разумнее всех казенных инструкций…
Уже с первых шагов Мазоня старался не делать ошибок: со шкварными не общался, хотя об этом и предупреждают сразу; не было рядом «косячных» — они просто опасны; а если уж бросал угрозу козлу или конвоиру, то выполнял железно.
«Нечаянно» — это признак ненадежности. Там, где все ненадежно, ценится только надежность. В Мазоне были уверены все, потому как знали, что из-за него не напорешься… Он не жил мелкой выгодой и не искал поблажек.
Юридический факультет имел особый статус: даже пятнышко могло скомпрометировать Альберта. Именно этого больше всего боялся Мазоня. Он хотел, чтобы Альберт спокойно продолжал учебу в Москве.
Тем более последние события осложняли многое, и Мазоня уже всерьез подумывал о том, чтобы при любом исходе «разборки» со «столицей» Альберт мог выжить и остаться в стороне. Весь его опыт «пахана» был нацелен на это: в самом непредвиденном случае мальчишка должен быть к его делу непричастен…
Мазоня думал о надежности своего плана. Он уже редко появлялся в ресторане «Русь» на сходняках. Вел их Мишка Кошель или Душман, которым было дано много прав.
Сам Мазоня принимал своих лидеров дома без пышных обедов. Чаще всего совещались с очкариком Якубом. Тот и на этот раз оказался толковым помощником. Он действительно нашел ловкого адвоката, и Мазоня готов был раскошелиться на любой гонорар.
— Я пошел по пути одного президента: читал в газете, — смеялся Якуб. — Трудно было освободиться от высокого чина. Президенту пришлось обратиться к одному хитроумному еврею-профессору с просьбой: помоги ради дела. Тот быстренько написал законопроект, комар носа не подточит, и президент мгновенно провел его через парламент… Я сделал что-то подобное. Мой адвокат еще хитроумнее. Когда-то я с ним учился. Ему бы не адвокатом быть, а президентом.
67
Кто-то, смеясь, сказал: стриптиз шагает по территории России в ногу с инфляцией. Не успел стихнуть газетный шум вокруг прибалтийских кабаре, как в Ялте, а затем и в Дагомысе грянула презентация нового, уже международного, стриптиз-фестиваля «Ночные звезды» под совместной эгидой Киева и Москвы.
Дон Роберт ждал этого дня давно, ибо считал, что идея «русского стриптиза» принадлежала ему и только он со своей «Олимпией» способен был поднять это шоу до мирового уровня.
Перед отъездом дома царила суматоха. Дон Роберт поругался с дочерью. Эльмира решительно хотела ехать с отцом, но дон Роберт, хоть и случайно, но в гневе разбил фужер и тарелку…
— Тоже мне, в проститутки записалась! — не сдерживаясь, орал он то на дочь, то на мать, которая стояла рядом и пожимала плечами; Вера Георгиевна ничего плохого не видела в том, что Эльмира поедет с ним в Дагомыс, и даже считала, что девочка закисла и развеяться ей не помешает…
Но дон Роберт и тут нашел ответ:
— Что, хочешь мне хвост прицепить? Шпионишь?..
В конце концов дон Роберт плюнул и уехал в аэропорт без Эльмиры. По дороге в машине успокоился и подобрел; хотя на этот раз не взял с собой и Ларису: побаловались — и баста!
От Адлерского аэропорта до Дагомыса рукой подать — всего тридцать километров — но этот пустяк на такси стоил в два раза дороже, чем сам полет на самолете. Дон Роберт нежаден на деньги, когда это надо, но полторы тысячи рублей за проезд шокировали и его.
Дагомыс кипел от бизнесменов и иностранцев, и номер в гостинице тянул от пяти тысяч и выше. Даже кружка мутного пива без раков стоила больше двухсот. Если раньше приезжали в основном из Европы, то теперь зачастили гости из Сирии и Турции — как понял дон Роберт, симпатией они не пользовались, разве что обкрадывали их чаще других.
Дон Роберт бывал здесь и в лучшие времена. Тогда Дагомыс поражал своей солидностью и блеском. Постепенно он приходил в упадок, ветшал; резали глаза побитая гостиничная сантехника, поблеклые, потерявшие свежесть стены игровых залов; а если говорить о сервисе, то его просто не стало. Респектабельные гости томились в залах, ожидая оформления. Даже дон Роберт не стал исключением — среди солидной охраны, оснащенной переговорными устройствами, он в раздражении ждал администратора…
Ахмет Борисович, сопровождающий дона Роберта, к таким казусам привык, бывало хуже; и, как только все устроилось, потащил дона Роберта на прогулку развеять усталость…
Но усталости дон Роберт не развеял: уйма бездомных лошадей бродила по улочкам города от помойки к помойке…
Дон Роберт долго стоял в недоумении.
— Вот уже и лошади докатились до собачьей жизни…
Ужин в ресторане на двоих обошелся в пять тысяч. Ахмет Борисович усмехнулся:
— Кто знает, что будет завтра?
У дона Роберта настроение было испорчено: девочки, приготовленные для презентации, ему не понравились. «Коровы», — заявил он и очень пожалел, что не взял с собой Ларису — хоть и не первая «леди», да все же…
Дон Роберт считал, что презентация в Дагомысе не удалась, потому все надежды были на Ялту.
Остановились в фешенебельном отеле. Утро встретило солнцем, к тому же подготовлено все было отменно, и дон Роберт от удовольствия даже похлопал Ахмета Борисовича по плечу.
— А здесь чувствуется наша рука.
Девочек из Дагомыса не взяли. Бог с ними! Приехали свои, московские, «обкатанные» у себя дома девочки, которых дон Роберт лелеял и холил; на этих девочек, призерок регионального конкурса «Звезды стриптиза», он надеялся, так как от удачной презентации много зависело потом. Днем дон Роберт взглянул на соперниц — киевлянок из эротических театров «Нифертити» и «Феликс-шоу». Ничего, хорошенькие, коричнево-плотные, словно «шоколадки»…
Но главным номером, специально подготовленным для Ялты, конечно, были мальчики: их было немного, всего пять, но дон Роберт знал современную публику: мальчики обещали многое!
Их он отбирал только сам: по мордашке и фигуре, по пластике тела и сексапильности.
Дон Роберт, пожалуй, не ошибся. Ресторан «Хрустальный» был набит битком. И хотя девочки традиционно вызывали балдеж, все же по-настоящему взбесили публику мальчики. В стриптиз-мэнах было все — и прелесть тела, и сексуальность…