В вертолете было все, как в хорошем заграничном баре. Шампанское лилось рекой, и Павел на правах друга и брата то и дело кричал: «Горько»! Веселье затянулось бы и дольше, но стюардесса предупредила: клиенты выдерживают не больше сорока минут. Пролетев над Москвой и ближним Подмосковьем, вертолет доставил молодоженов на аэродром, где ждали шикарные машины. У Эльмиры кружилась голова и подташнивало, но она была счастлива. Мужики чувствовали себя великолепно и огорчались лишь тем, что мало…
На ночь молодоженам постелили белоснежную постель. Павел откровенно заявил другу, что хочет видеть брачную ночь: ведь как-никак, а произойдет зачатие его первого и, возможно, любимого, племянника…
69
Дела дона Роберта неожиданно пошли в гору. С уходом в жизнь иную Махры Серафима как-то завяла: не то переживала горе, не то не хватало ума и сил…
— Жалко Махру, — как-то сказал Костя Грек. — Мужик был как мужик, в теле. И надо ему связаться с Серафимой!..
Но Махра связался…
В «Космосе» наступили светлые денечки: в один миг разметали людей Серафимы, они даже около метро не показывались: их сразу узнавали и давали поворот от ворот… Отреагировал и «пятачок»: и таксисты, и мелкие воришки, и подворотные проститутки с сутенерами-школьниками сразу как-то поняли, кто здесь хозяин…
Костя Грек считал, что это надолго; потому как Серафима к тому же запила…
После похорон Ивана Валюты дон Роберт встретился с Грузином: он хотел знать всю правду. Но виделись они не в офисе, а на частной, конспиративной квартире, и то с предостороженностями. Грузин не вертел, не крутил: сказал как было.
— Воробей завелся. А зря…
Но дона Роберта интересовал не Воробей, которого он знал, а Мазоня.
— Что Мазоня! Блатарь как блатарь, — ответил Грузин. — Руки на местах, и голова на месте.
Дон Роберт ожидал точного анализа. Общие слова его не устраивали. Обращаясь к Косте Греку, он вдруг многозначительно сказал:
— Ты, конечно, газет не читаешь. А знаешь, как в Шри-Ланке бывает? «Мерседес», в котором ехал адмирал, был превращен в груду металлолома врезавшимся в него на полном ходу мотоциклистом-камикадзе с десятикилограммовой бомбой…
Костя Грек мотнул головой, а Грузин засуетился, про себя прикидывая, кто же будет камикадзе. Все поняли, что песня Мазони спета.
Дон Роберт расстался с Грузином и поехал в офис. По дороге он слушал музыку, шутил, подсмеивался над Греком. Тот не обижался — скорее всего, это фон, а сам шеф занят другими мыслями.
В офисе дон Роберт встретился еще с одним человеком; из окружения шефа, его никто не знал, как и никто не видел раньше… Дон Роберт старался не афишировать некоторые свои связи — особенно, если они вели к верховой воровской власти…
Вечером во вторник дон Роберт с женой были в Гоголевском театре. Шел фривольный спектакль «Там вдали, за бугром», с фрагментами из книги Лимонова «Это я — Эдичка».
Дон Роберт и Верунчик сидели во втором ряду. Справа от них, по центру в пятом, окруженные охраной, восседали экс-президент Михаил Горбачев и его супруга Раиса Максимовна.
Спектакль шел на подъеме. Со сцены то и дело доносилась виртуозная и профессиональная брань, вызывая у публики усмешку.
— Матерятся, как сапожники, — скривился дон Роберт, — насколько я понял, это свежая струя демократического искусства? — И он украдкой посмотрел на экс-президента. Трудно было понять, что творилось в душах Горбачевых, но они время от времени даже аплодировали и спектакль досмотрели до конца.
В перерыве Горбачевы охотно давали автографы, и дон Роберт с некоторой небрежностью подошел к знаменитостям.
Горбачев с удовольствием расписался на книге американской фантастики и, радушно взглянув на дона Роберта, спросил:
— Хочу полюбопытствовать, с кем имею дело?
— Бизнесмен. Занимаюсь шоу-бизнесом.
Горбачев одобрительно покачал головой и пожал руку.
Дон Роберт обратил внимание на то, что экс-президент покинул театр через обычный выход, где во дворе их ждали две «вольво» и тридцать первая «Волга».
— Верунчик, как все просто в этой жизни, — весьма серьезно сказал дон Роберт жене, — президенты приходят и уходят, как музейные редкости, а мы остаемся на гребне — люди, необходимые этой жизни.
Спектакль на дона Роберта подействовал. Прочитав где-то о развитии сексуальной идеи в России, дон Роберт сам иногда размышлял по этому поводу. Да, загадочного было много. Это было невероятно: между политическими потрясениями и половой страстью часто существовала невидимая, но ощутимая связь; конечно, природу никуда не денешь… Все живые люди, и сколько бы ни говорили о платонической любви, сколько бы ни потрясали нравственностью, сексуальность свое брала.
Тем более что у власти стояли живые люди, наделенные этой страстью в полной мере. Многие великие люди, начиная с Петра Первого были гиперсексуальны. Не говоря уже о Екатерине Второй…
Гришка Распутин руководил истеричной царицей; а та в свою очередь — монархом… Вожделения похотливого старца легко, надежно вписывались в политику.
Еще Фрейд сказал, что секс правит миром. Фрейд не был политиком, он был ученым. Выходит, политикой тоже правит секс, или, точнее, сексуальные наклонности политиков? Это звучало непривычно и даже странно… Но разве мало странностей в этом взбесившемся мире?
Потушив свет, дон Роберт лежал в постели, и мысли его все ближе и ближе подбирались к обыденности…
Теперь он видел в сексуальности оружие, которого не замечал раньше; у него неожиданно родился термин: «политическая сексуальность», это влияние через сексуальность на политику; он и раньше слышал, как часто подбирали политикам жен, любовниц и как легко политики направляли потом кормило власти в угоду своей сексуальности. От Петра до Гришки Распутина. От Гришки до Лаврентия Берии — и так далее, и тому подобное…
Размышления дона Роберта прервал глуховатый звук телефона. Была ночь, и дон Роберт в нехорошем предчувствии взял трубку.
— Слушаю, — приглушенно сказал он.
Ахмет Борисович, извинившись за позднее ночное вторжение, сообщил о своей встрече со Столыпиным.
— Ты считаешь, что это точно?
— Думаю, что я прав. Сомов что-то крутит. Возможно, что мы больше не нужны.
— Ты так думаешь?
— Я мог бы и не думать, да жизнь подсказывает, что это так.
— Понял. Это, конечно, нетелефонный разговор. Встречаемся утром в офисе. Там и покумекаем. Но уйти ему от нас просто так не удастся. Это факт.
— Спокойной ночи.
Какую-то минуту дон Роберт лежал без мыслей; но потом ему вспомнилась Лариса: он знал, конечно, о ее отношениях с Сомовым и понимал, что для него это важно; он давно не видел ее, с тех пор как отстранил от себя…
Лариса, конечно, изюминка… Что же, надо найти ее.
Он думал о том, что она, видимо, подросла умом и теперь можно будет ей доверить и большее.
Дону Роберту плохо спалось. Он встал и прошел на кухню покурить. За сигаретой, вдыхая ароматный дым, он думал о том, как мало знают люди о своих бессознательных влечениях. А ведь порой именно они способны поставить человечество на край пропасти…
70
Альберта меньше всего волновала проблема, где жить. Поначалу решили, что молодым лучше жить отдельно, и дон Роберт уже готов был снять квартиру. Но Вера Георгиевна запротивилась: Эльмире надо учиться, а не заниматься домашним хозяйством. Павел поддержал мать: дома места много, так что молодые должны жить с ними. Альберт лишь пожал плечами: с родителями, так с родителями…
Но перед тем, как переехать в новый дом, Альберт махнул на Волгу. Он еще толком не знал, как примет его женитьбу Мазоня.
На вокзале встречал Федор Скирда, что как-то удивило Альберта. Он шутливо заметил:
— А где Зыбуля? Пьян, что ли?
— Да нет, не пьян, — спокойно, холодновато сказал Федор. — За решеткой Зыбуля… Меньше надо было малолеток лапать! — И, взяв чемодан, крепко зашагал к своей машине.
Альберт закусил губу: новостью он был ошарашен. Дорогой в машине Федор Скирда рассказал ему о тех событиях, которые здесь произошли…
У Мазони болела поясница, и он ждал Альберта дома. Обтянутый шерстяным платком, скорчившись, он нехотя ползал по квартире, озабоченно покряхтывая: «Ну вот, видишь… схватило ненароком!»
Они обнялись, сели против друг друга. Мазоня тяжеловато вглядывался в Альберта.
— Ну, говори, пацан, что у тебя там случилось?
Альберт немного покраснел, смутился.
— Я даже не знаю, как тебе сказать… Я женился.
— Женился?.. — Жидкая усмешка поползла по Мазоне. — В твои годы-то? Хотя в твои годы только и женятся. — Почесал затылок, задумался. — Ты женился, а тут тем временем твоего дружка посадили…
Мазоня с трудом встал и, пересилив радикулит, обнял Альберта.
— Женился… Это, может быть, и к лучшему.
Федор Скирда налил в рюмки водки. Мазоня, поразмыслив, сказал:
— Давненько я тебя не видел. Пьем за встречу. О женитьбе поговорим потом. Ты надолго?
— На три дня. Больше не могу. Учеба.
— Вот и хорошо. Погутарим.
Альберт плохо спал в поезде; какое-то предчувствие мучило его: а вдруг на женитьбе поставят крест? Он-то знал характер Мазони. Конечно, можно было бы как-то сообщить… подготовить все заранее. Тогда и обид меньше. Но об этом он раньше не думал. Получилось спонтанно — и для него, и для Эльмиры…
Мазоня делал вид, что все идет нормально.
— Поспи после поезда, — сказал он сочувственно.
Альберт, как котенок, потерся о плечо Мазони и пошел в свою комнату. Заснул он не сразу. Мазоня как-то очень равнодушно принял его женитьбу. Даже не спросил, кто она. Учится, работает или просто болтается на улице… Кто ее родители? Мазоне, казалось, было все равно, и это Альберта волновало: что там у него на душе? Согласен ли он или тянет время, чтобы отрубить… За время разлуки Мазоня здорово изменился и, пожалуй, сдал; и не только потому, что его скрутил радикулит, произошло что-то другое. Конечно, Зыбуля… Альберт понимал, что значил для Мазони Зыбуля. Для него он тоже значил немало. После Мазони это был самый близкий ему человек…