И он громко поцеловал Альберта.
…Кавалькада лакированных машин неслась по главным улицам города. Нет, это не был неожиданный визит президента и его свиты… В роскошных машинах, в основном в «мерседесах» и «фордах», сидела другая знать. Враждующие группировки словно забыли о своих распрях и теперь на весенних улицах показывали свое богатство и свое превосходство в этом мире.
Кортеж чинно повернул к театральной площади. В оперном театре шел концерт. По желанию Мазони в программу были включены танцевальные и вокальные номера — поговаривали, что в последнее время Мазоню тянуло к музыке.
Вся площадь была запружена автомашинами и ловкими парнями, снующими между ними. Мазоня и его окружение прошли в парадный вход театра. Зал был полон, передние ряды, где должен был сидеть Мазоня, встали, приветствуя юбиляра. Ему приподнесли цветы, и концерт с его благословения начался.
Мазоня сидел в середине первого ряда вместе с Федором Скирдой и внушительной дамой, местной артисткой, взятой напрокат. А Альберт и Зыбуля рядами выше: Мазоня не хотел, чтобы Альберта видели с ним.
Зал аплодировал, и артистов, как никогда, заваливали дорогими цветами. Песни сменялись танцами, а танцы песнями. Красочная сцена навевала уют и умиротворение. Мазоня особенно ощущал это, чувствуя как насыщается его тщеславие.
Но Мазоня не только наслаждался концертом. Голова его работала. Она прорабатывала идеи. И одна из них, как ни странно, касалась Душмана: Мазоня подумывал поднять его статус, сделав в преступном мире города «третейским судьей» — авторитетом, выступающим во время бесчисленных «разборов», выяснений отношений между враждующими группировками. Слово авторитета решающее.
Об этом он и поделился с Федором в театре, поделился, может быть, еще и для того, чтобы как-то прощупать его: Мазоне все еще казалось, что Федор видит в Душмане соперника и потому-то…
Федор тихо заметил:
— А он способен быть авторитетом? Характер смущает.
— Об этом-то я тебя и спросил.
— Кто знает… Возможно, если постараться.
Мазоня от души хлопал балерине-девочке. Маленькая красотка умилила его своими ножками. И он сказал, чтобы ей преподнесли подарок: десять тысяч за доставленное удовольствие.
После театра машины снова выстроились в колонну, и кавалькада рванула через город к волжскому спуску. Там, на старинной купеческой площади, всех ждал ресторан «Русь»…
Вот где было весело и шумно! Ресторан гудел, как в новогоднюю ночь; бесновались цыгане; орали, захлебываясь в шампанском угаре, гости.
Мазоня — за передним столиком у сцены. Сюда несли и подарки. Подарки отменные: золотые украшения, столовое серебро и еще черт знает что! Зыбуля едва успевал уносить их.
Показывая Альберту шкатулку, на которой золотой фавн обнимал перламутровую нимфу, Зыбуля хорохорился:
— И все же, как сказал Фрейд, миром правит секс.
У Альберта от шампанского приобмякли губы.
— Врет он. Миром правит мафия.
Всю ночь колобродили в ресторане. Только к утру стала немного пустеть площадь. Машины, набитые на похмелье продуктовыми и водочными запасами, разъезжались восвояси…
Мазоня принимал все как должное: никому не мешал веселиться, никому не мешал самовыражаться.
Но в полночь ему доложили о Ваське Золотое Кольцо. Обиженный тем, что его не пригласили, Васька юбилей отметил по-своему: обокрал городскую квартиру. Хозяйку с двумя детьми и собачкой запер в туалете, а сам вылез через окно балкона, благо это было на первом этаже. Слава богу, хоть не мокрое дело, но все равно Мазоня разозлился.
— Мы же со всеми договорились. Погань…
— Что же делать?
— Выпороть.
— Как выпороть?
— Просто. Положить на скамейку и стянуть штаны. Пятьдесят горячих, не меньше… А ворованное вернуть. До ниточки. Сейчас же.
Зыбуля поперхнувшись, схватился за живот, представив Ваську Золотое Кольцо с голой задницей.
— Этого Васька не переживет!
Альберт не знал Ваську и потому отнесся равнодушно. Зато среди танцующих он увидел Анку-пулеметчицу. Он сразу догадался, что Зыбуля устроил это для него. Выбрав момент, он подошел к ней. Она была в кружевном розовом платье. Немного раздавшаяся в талии, но по-прежнему привлекательная.
— Господи, ты еще помнишь, — засмеялась она.
— Я всегда помню и всегда тебя хочу.
— Врешь… у тебя же жена?
— Могу доказать, — улыбнулся Альберт.
Анка-пулеметчица не изменилась. Как и прежде, она была правой рукой Зыбули. «Этот прохвост, — подумал Альберт, — превратил ее в наложницу». И тем не менее Анка хороша. Альберт утащил ее в кабину. В темноте там кто-то уже ворочался. Ему было наплевать. Он вспомнил старое время. Не мешкая они нашли подходящую позу. Анка была в упоении. Когда все закончилось, она сказала:
— Альберт, я счастлива.
…В ресторане потихоньку гасли огни. Уставшие музыканты, окружив Мазоню, пили за его здоровье. Молоденькие цыганки куда-то утащили Зыбулю. А кругом шумела, бесновалась разгульная толпа: остановить ее можно было только из пожарного брандсбойта…
Мазоне все нравилось.
Иногда он искал глазами Альберта. И, не найдя его, не огорчался: молодому — молодость.
Ваську Золотое Кольцо выпороли. Пьяный, лежал на полу и, скрипя зубами, грозился отомстить обидчикам. Он проклинал тот день и тот час, когда оказался в этом болоте…
84
Альберт жил у Мазони два дня. Мазоня ухаживал за ним, как за маленьким ребенком. Альберту это нравилось, нравилось, что Мазоня к нему не остыл и по-прежнему его любит.
Возникали у них и разговоры. Доверительные и непринужденные. Альберт рассказывал о Сомове, который вдруг исчез среди белого дня. Вот так, взял и исчез… не от кредиторов же он сбежал? Здесь дело темное…
Мазоня был согласен.
— В мире не бывает… чтобы само по себе. Обязательно кто-то кем-то командует. Не я, так ты. Не ты, не я — так другой. Мы все жрем друг друга.
Альберту это понравилось: мы все жрем друг друга.
В Москву он уехал с ночным. Еще не зная, что в тот час, когда отходил его поезд, на Пригородном рынке огонь хлестал мазоновские палатки и ларьки…
Вот так. Не успел Мазоня прийти в себя после юбилея, как перемирие кончилось. Долго молчавшие кресты неожиданно выдвинули ультиматум. Мазоня почему-то не сказал об этом Альберту, но ультиматум его озадачил: кресты требовали от Мазони потесниться…
Потесниться — это уступить Пригородный рынок, что недалеко от вокзала, и уступить часть заводского района, именно сервис, так как они тоже хотели «кидать».
Мазоня внешне принял все спокойно. Хотя понимал, что такое уступить район сервиса…
На ультиматум он не ответил. Просто сделал вид, что его это не касается. И вот первая ласточка — на Пригородном сгорели все «торговые точки», как их вежливо называл Зыбуля.
С крестами произошла «разборка». Все ожидали настоящего боя и потому приготовились. Но милиция разнюхала и ледового побоища не получилось. Но выяснение было на высоких тонах. Кресты сказали:
— Хватит Мазоне властвовать. Или пусть делится, или…
Драки вспыхивали ежедневно. Азарт крестов нарастал, и нужно было что-то делать…
Ночью к Мазоне прискакал Зыбуля. Новость прогнала сон: Васька Золотое Кольцо скурвился. Перебежал к крестам, обещая поднять бачков против Мазони.
Мазоня, хоть и знал предательскую повадку Васьки, но не поверил: несмотря ни на что он считал его корешем.
Но Васька скурвился… И все-таки сбежал к крестам. На первый момент Зверь и другие лидеры были обескуражены. Тот ли Васька, за кого он себя выдает? Но Васька клялся, что Мазоня теперь его враг, и пусть все урки об этом знают.
Васька, выпив водки и порозовев, к тому же требовал над Мазоней «суда чести», так как тот предал «воров в законе», став у «начальничков» «бугром».
Хорошенько подумав, кресты все же Ваське поверили и в том, что он поднимет бачков, и в том, что империи Мазони придет конец, если они немножко поднажмут.
Мазоня целый день провел в одиночестве. Лежал в спортивных штанах и вельветовой рубахе на диване и нещадно курил; а когда сохло горло, глотал прямо из горлышка пиво.
Даже Зыбуля не тревожил его, хотя и был где-то рядом «на стреме».
Поздно вечером приехал на своем «вольво» Душман, и Мазоня, заросший щетиной, встретил его радушно.
— Ты меня извини. Я в запое, — ухмыльнулся он, показывая свое трезвое лицо. Душман понял правильно: тяжкое раздумье бывает похлеще запоя.
В разговоре Душман подтвердил: Васька Золотое Кольцо действительно тащит за собой Валерку по прозвищу Сова…
— Сова — птица хоть и ночная, но не столь важная, — задумчиво произнес Мазоня. — Птицы важные там, у крестов. Кто? Зверь?
— Зверь. Он лезет изо всех сил.
— Вот мы ему и поможем.
Много они не болтали, так как Мазоня страшно захотел спать.
И встал он на следующий день рано. Сев в «мерседес», приподнесенный ему в день юбилея, уехал один в неизвестном направлении. Зыбуля с ног сбился, разыскивая Мазоню. Он считал, что такая роскошь сейчас непозволительна, хоть он и Мазоня.
Но у Мазони, видимо, на этот счет было свое мнение. Кольцевой дорогой, по блестящему асфальту Мазоня выехал прямо к логову крестов — как раз за клинической больницей, где когда-то делали операцию Сердюку. «Мерседес» замер у кафе «Поляна», где обычно бывал сходняк у крестов. Никто не задержал его, ошалев от одного его вида. В кафе за длинным столом, в центре которого стоял самовар, шел мирный деловой разговор. Увидев внушительную фигуру Мазони, Зверь вскочил, а за ним вскочили все.
Мазоня широко улыбнулся.
— Угостите с дороги чайком.
Зверь засуетился.
— Конечно, конечно, что нам это стоит… А может, коньячку?
— Коньяк потом. А вот чайком побалуемся.
К Мазоне подвинули чашку с чаем. Он положил несколько кусочков сахара, помешал ложечкой и отхлебнул… Острым взглядом пробежал вдоль стола. Васьки не было, да и зачем ему быть здесь?!
— Я на вас не в обиде, потому и завернул к вам, как к старым корешам. Вы меня знаете — я всегда готов на мировую. Да и вы дипломаты. Зверь помнит, как в больнице этой лежал Сердюк. Бог ему судья, но я к смерти его не причастен…