— Ну, понял ошибку? — спросил шеф, когда Вечер поднялся.
— Нет, — сказал Вечер.
— Ну, тогда повторим. Бей.
Пянжин опять стоял, открыв полностью подбородок. Его руки были на уровне груди. Вечер ударил. Казалось, он должен успеть раньше Пянжина, но произошло то же самое, что и в первый раз, и он опять оказался на земле. Вечер встал, потирая челюсть. Она уже изрядно ныла. Еще пара таких ударов, и он не сможет говорить.
— Ну, понял? — спросил Пянжин.
Вечер покачал головой.
— Думай, даю минуту, — произнес Пянжин.
Вечер ничего не мог понять. Вроде он все делал правильно, как учили. Возможно, это его и сковывало — непривычные и неотработанные движения. Вечер решил ударить по старинке, как делал раньше.
Они опять встали напротив друг друга, и Вечер снова не успел.
— Ладно, — смилостивился Пянжин. — Все просто. Ты делаешь замах и тратишь на это лишних полсекунды, вдобавок, подавая руку назад, увеличиваешь расстояние до цели. Но самое главное, замахиваясь, обозначаешь свое намерение ударить. Ты как бы говоришь: «Я сейчас тебя ударю» — и тем самым даешь противнику фору. Но мы не в клубе джентльменов.
— А как же без замаха? — удивился Вечер.
— Это просто тупая привычка, — поморщился Пянжин. — Вот смотри: когда ты замахиваешься, то отводишь плечо назад. А вместо этого надо просто подать вперед бедро, оставляя плечо на месте, и тогда оно само собой окажется позади. А на бедро ведь никто не смотрит. Давай отрабатывай. Через час проверю, — распорядился Пянжин и пошел, насвистывая, по проходу между коек.
— Не мог сразу сказать! — бросил ему в спину Вечер.
Пянжин обернулся:
— А так лучше запоминается.
«Ну-ну, — подумал Вечер. — Учи-учи на свою шею».
Через час мучений до него что-то стало доходить. Он уловил это движение, почувствовал его телом: первым идет бедро коротким резким импульсом и тут же тянет за собой плечо. Получается что-то наподобие удара кнута. Для Вечера это было открытием.
На этот раз они с Пянжином ткнули друг друга в зубы одновременно. Правда, удар Вечера был гораздо слабее, но все равно он был доволен результатом.
— Вот так-то, — удовлетворенно произнес Пянжин и направился к телевизору.
Вечер лег на кровать. До следующей тренировки оставалось сорок минут. Хотелось хоть немного отдохнуть. Он хоть и не уставал теперь так, как вначале, но все равно ему приходилось нелегко, гораздо тяжелее, чем другим. Кол, к примеру, худой длинный и веснушчатый парень, поступил сюда на семь месяцев раньше него. Так что разрыв был ощутимый — целый тренировочный сезон. Остальные занимались от года и больше. Их мышцы уже автоматически выполняли упражнения, тратя гораздо меньше энергии, чем мышцы Вечера.
Сегодня была суббота, оставалась последняя тренировка. Все курсанты предвкушали свободный вечер и воскресный отдых.
Разминка была короткой. После нее обе старшие группы и большая часть младшей включились в спарринг, каждую минуту меняя партнеров. За ними смотрели Лысый с Паком, и Табак получил возможность перекинуть все внимание четверым курсантам с самым меньшим сроком обучения. «Дорвался», — подумал Вечер, когда Табак принялся за них. Он подходил к каждому и уделял ему целую минуту, за которую все четверо успели понять, что за время, проведенное в школе, они абсолютно ничему не научились.
— Повторяю еще раз для особо тупых, — произнес Табак, яростно окидывая единственным глазом всю четверку, среди которой находился и Вечер. — Предплечье при ударе не должно гулять влево-вправо, оно идет строго по прямой линии, тогда и кулак бьет в одну точку, сосредоточивая в ней всю силу удара, а не Размазывает ее по дуге.
Потом раздался удар бамбуковой палкой. Это Табак, не желая больше тратить слов, огрел по спине Грузина, высокого крепкого парня, который занимался в школе почти год.
«Как он все видит одним глазом?» — не мог понять Вечер, изо всех сил стараясь делать так, как говорит Табак. Умом он понимал, чего от него хотят, но руки, разгибаясь при ударе, упрямо продолжали выбрасывать кулак по дуге.
Следующий удар палки по хребту получил Вечер. Правда, при этом Табак удостоил его дополнительной минутой внимания. Все-таки он был хорошим инструктором, а не тупым садистом, и понимал, что новенький не в состоянии сразу усвоить весь объем.
— Смотри, — приставил он свою палку к предплечью Вечера. — Это линия, по которой должен пройти кулак от твоего плеча до цели, ни на миллиметр не отклонившись в сторону. Начал! Толчок ногой, бедро, плечо, рука! Не отрывай руку от корпуса раньше времени, — опять удар палкой по спине. — Идет все вместе, понял?! — Карий глаз Табака яростно сверлил Вечера. — Когда плечо и бедро начнут уходить с прямой линии, лишь тогда рука отрывается от корпуса. Она идет по прямой и, подпертая сзади мощью бедра и плеча, ускоряет эту мощь выбросом кулака. Понял?
Вечер кивнул, хотя до конца не понял, но зато запомнил. Потом, на отдыхе, он постарается это постичь и усвоить.
Через час, стоя в душевой кабинке, он увидел перед собой пятикурсника и молча вышел из-под горячих струй, уступая ему место. Пятикурсники были элитой. Мастера, небожители. Их слушались здесь беспрекословно. Да и попробуй не послушай — в момент размажет по стенке.
Вечер бросил взгляд на сильное тело, все в буграх натруженных мышц, и подумал о том, что неужели когда-нибудь и он станет таким. Ему не верилось. Пять лет! Они казались вечностью. И этих парней было за что уважать. Они заслужили это, дотянув до такого срока. Это были взрослые люди, лет двадцати и старше. Они уже участвовали в боях без правил и выступали на крупных профессиональных соревнованиях. Их продавали в клубы по ограниченным контрактам, когда боец появлялся лишь на одном соревновании и снова исчезал. Директор получал деньги, а все почести доставались клубу и менеджерам. Пятикурсникам тоже перепадали небольшие денежные вознаграждения. Кроме того, их чаще, чем других, вывозили в город, и у них иногда были женщины. Раз в два месяца Директор возил их для этого в Москву.
— Кому этого не хватает, пусть сгоняет оставшуюся дурь в спортзале, — говорил он.
«Наверное, это мало — раз в два месяца», — думал по этому поводу Вечер, но все равно завидовал ветеранам, когда они возвращались в школу из таких поездок. У них на лицах блуждали странные улыбки, и от них пахло женщиной.
После душа и ужина Вечер не стал смотреть телевизор, не любил часами бездумно пялиться на чужую недоступную жизнь, которая мелькала на экране. Он лишь изредка смотрел фильмы. Хорошие.
Надев куртку, Вечер вышел на крыльцо. Стоял морозец — дело двигалось к Новому году. Он обвел глазами чистое небо в ярко-синих звездах, верхушки сосен, выглядывающие из-за забора, и сугробы, навалившиеся на него, и вздохнул, подумав, что эту картинку ему придется видеть еще пять лет. Скрестив руки на груди, он продолжал стоять. Крыльцо школы было единственным местом, где можно было остаться одному, хотя бы на какое-то время. Он обнаружил это пару недель назад и теперь ходил сюда каждую субботу после ужина.
Было тихо, только едва слышно тарахтел в дизельной движок. Когда Вечер вот так стоял, то чувствовал, что мирок, в котором он существует, чуть расширяется, и вдруг вспоминал, что есть какие-то другие радости, кроме как завалиться на кровать после тренировки, вытянуть гудящие ноги, блаженствовать, чувствуя, как от них отливает кровь, и ни о чем не думать. Он вспоминал о людях из своего прошлого, о том, кем он был, прежде чем попасть сюда, и начинал ощущать себя чем-то иным, нежели загнанным и озлобленным животным.
Взгляд Вечера автоматически заскользил по периметру забора и остановился на фигуре, которая возникла из будки у ворот. Это был Зефир. Он странными дергающимися движениями, словно у него ноги вязли в снегу и ему с силой приходилось их вырывать, направился к будке с дизелем. «Интересно, кто же его так отделал?» — думал Вечер, наблюдая за ним. Ходили слухи, что Зефира подставили на подпольном тотализаторе под заезжего бойца, темную лошадку, то ли кубинца, то ли доминиканца, которого неизвестно откуда выкопал один ушлый менеджер из Липецка. И кубинец отутюжил Зефира так, что его потом едва откачали. Вечер посмотрел, как странная фигура дергающимися движениями пересекла двор и скрылась в дизельной, и вернулся в казарму.
Народ сидел в комнате отдыха перед телевизором.
Вечер направился в спальню, достал из тумбочки «Триумфальную арку» Ремарка, которую нашел в комнате отдыха, и принялся читать. Он много чего не понимал, но все равно книга притягивала. В ней мерцал иной мир, изящный и загадочный, и это была хоть какая-то отдушина. Потом в спальне появился Пянжин.
— Читаешь? — задал он риторический вопрос и бросил на тумбочку Вечера две пары грязных носков и трусы. — На, сполосни.
Вечер молча поднялся, чувствуя, как внутри него все закипает. Конечно, Пянжин в честной драке уделает его, в этом он не сомневался, но разве она честная, если у одного преимущество в год занятий?! Пянжин стоял и молча усмехался. Ну что, дескать, опять хочешь получить?
Вечер швырнул книгу ему в лицо. Пянжин уклонился и потерял на этом мгновение. В следующий момент Вечер оказался рядом с ним и ударил рукой в пах, а когда Пянжин согнулся от боли, добавил ему еще и по ушам. Потом, пока шеф корчился, он надел ему на голову его же трусы, затем подобрал с пола книгу и сел на кровать. В это время в спальню вошел пятикурсник Ефим. Он посмотрел на Пянжина, потом на Вечера, уткнувшегося в книгу, и, хмыкнув, сел на свою кровать. Пянжин, придя в себя, стащил с головы трусы и, увидев Ефима, бросился к Вечеру, собираясь смыть свой позор.
— Стоять! — вдруг рявкнул Ефим и, подойдя, произнес: — Пянжин, этот спарринг ты уже проиграл. Если хочешь реванша, то договоритесь выяснить отношения попозже, например через месяц. Месяц потерпишь?
— Потерплю, — ответил Пянжин.
Ничего другого ему не оставалось. Возражать пятикурснику он не решался.
— Тебе придется хорошо тренироваться этот месяц, — сказал Ефим Вечеру, когда Пянжин вышел. — Иначе он из тебя котлету сделает.