— Это конечный результат всех наших усилий. Мы все превращаем в дерьмо.
— Ну и где здесь его искать? — спросил Сева.
Китаец жестом предложил следовать за ним. Идти пришлось долго, обходя горы мусора, которые высились, как терриконы. Временами они видели людей, которые рылись в мусоре. Наконец китаец остановился и указал на строительный вагончик, одиноко маячащий недалеко от откоса:
— Там.
Вечер шагнул вперед.
— Миша! — произнес Итальянец, и его шофер последовал за Вечером.
Тот обернулся.
— Я сам. Это только мое дело. — И двинулся по странной пружинящей поверхности свалки.
Подойдя к вагончику, Вечер встал. Он знал, что будет делать. Без лишних слов выхлестнет китайца на дальней дистанции и свяжет ему конечности скотчем. Второй раз этот номер — подобраться к нему вплотную — у косоглазого не пройдет. Вечер прислушался. Из вагончика не доносилось ни звука. «Спит или его просто здесь нет?» — подумал Вечер и, готовый к всяким сюрпризам, осторожно потянул дверь на себя. Она поддалась. Вечер открыл ее и снова прислушался. Было тихо.
«В конце концов, китаец не знает, с чем я пожаловал», — подумал Вечер и шагнул в вагончик. Оказавшись внутри, он тут же прижался спиной к стенке. В слабом свете, лившемся через немытое окно, он различил очертания железного шкафа, стола, а за ним какого-то лежака, на котором угадывались контуры тела человека. В вагончике стоял какой-то знакомый запах.
— Эй, хозяин! — позвал Вечер.
Человек не шевелился. Вечер окликнул его во второй раз. Реакция была та же. Тогда он шагнул к лежаку. В полумраке Вечер не сразу понял что к чему, но зато вдруг сообразил, чем пахнет. Пахло кровью. Он присмотрелся. Перед ним лежал китаец. Тот или не тот, разобрать пока было трудно. Его руки, раскинутые в сторону, были привязаны к краям лежака, ноги тоже. На груди и на бедрах лежало по мешку с цементом. Вечер скинул их на пол, и китаец неожиданно открыл глаза. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом китаец произнес:
— Чемпион? Зачем ты пришел сюда?
— Я… — Вечер замешкался. Не говорить же человеку, который находится в беспомощном состоянии, что он пришел его добить. — Я хотел понять, как тебе удалось меня победить.
— Тебя учили спорту, а меня боевому искусству, вот в чем различие. Тебе не стоило приходить сюда, — китаец говорил со страшным акцентом, но речь выстраивал правильно.
— Почему?
— Тебе придется принять эстафету. Помоги мне.
Вечер развязал китайцу руки и ноги, но тот не двигался.
— Я на гвоздях, — пояснил он. — Они уже вошли на треть. Самому мне не встать.
Вечер, присмотревшись внимательней, заметил, что тело китайца не касается лежака. «Вот откуда запах крови», — понял он.
Китайца следовало снимать целиком, в горизонтальном положении, иначе гвозди проникнут глубже. Вечер попытался просунуть руки под тело, его пальцы сразу же уперлись в гвозди и стали мокрыми и липкими. Китаец весь сочился кровью. Вечер метнулся по вагончику, нашел щетку на длинной палке и с ее помощью протолкнул между гвоздями веревки, которые снял с рук и ног китайца. Он пока не пытался что-либо понять, поскольку был сосредоточен на своих действиях. Протянув веревки в районе лопаток, пояса и бедер, он стал медленно поднимать тело. Оно почти ничего не весило.
— У меня недалеко машина, — сказал Вечер, опуская китайца на лавку.
— Поздно, — сказал тот. — Со мной работали мастера.
— Успеем, — возразил Вечер.
— Со мной все кончено, подумай о себе.
— Я в порядке.
Китаец слабо усмехнулся:
— Уже нет. Ты принял эстафету, хочешь ты этого или нет. Уже ничего нельзя сделать.
— О чем ты? — произнес Вечер.
«Похоже, у бедняги начался бред», — подумал он.
— Попытайся понять, что в этом мире, кроме людей, озабоченных собственным процветанием, престижем, славой и прочей мишурой, есть и другие люди, и иные формы сознания и бытия, — сказал китаец. — Но кто-то не хочет, чтобы в мире существовало сверхъестественное и происходили чудеса. — Китаец помолчал, делая передышку, а потом заговорил снова, но как-то невпопад: — Как боец, ты еще сырой, но у тебя невероятная скорость. Такая была только у Брюса. Но кончил он плохо, — китаец закрыл глаза, но продолжал говорить: — В мире немало людей со сверхъестественными способностями кончили плохо. Просто мир не осведомлен. Это тайная закономерность, которую от него тщательно скрывают. Я начал со смерти Брюса. Мне не удалось узнать, кто его убил, но я понял почему. Этого было достаточно, чтобы на меня открыли охоту. Я понял, что спасти меня могут только их антиподы, то есть люди с другой формой сознания. Я искал таких. Их не узнать в толпе, их могут выдать только глаза, но и то лишь когда пристально смотришь в них. К тому времени за мной шли по пятам. Я бежал в Россию, надеясь здесь затеряться и заодно найти Морозника. Этот русский из тех, имеющих другую форму сознания. Но выяснилось, что он уже в Нью-Йорке. Одно время я думал, что мне удалось замести следы, от меня отстали. Но они никогда не перестают искать. Они идут по запаху.
Вечер слушал, с некоторым сожалением глядя на китайца. «Пускай закончит», — решил он.
— Теперь они знают и тебя, — произнес китаец. — Здесь стоят камеры. Они хотели видеть мою агонию, убедиться в том, что я умер. Они никогда не поверят в то, что я перед смертью ничего тебе не сказал. Но я тебя предупредил. Значит, у тебя есть шанс. Найди Морозника. Он поможет, подскажет, — слова китайца стали едва слышны.
— Кто с тобой это сделал? — Вечер ближе наклонился к китайцу, но тот, похоже, уже его не слышал.
— Есть другая, более высокая реальность… не зависит, где ты находишься, — быстро шептал он.
— Кто с тобой это сделал? — опять спросил Вечер.
— Их отличает манера убивать…
Глаза китайца остекленели.
Вечер вышел из вагончика и окинул взглядом свалку.
— Бред, — произнес он и сплюнул. — Камеры. Откуда на этой помойке камеры?!
Но внутри остался какой-то осадок.
Его глаза наткнулись на четыре фигуры, стоящие вдалеке, — это были Сева, китаец и Итальянец со своим водителем. Вечер с облегчением вздохнул. «Вот она, единственная реальность, — подумал он. — В данный момент это свалка и люди на ее краю. Понятные, с понятными мотивами своих поступков, никакой тайны».
Вечер вытер ручку на двери вагончика и зашагал к ним.
Сева и Итальянец пили виски, по очереди прикладываясь к бутылке. Водитель стоял немного в сторонке и курил.
— Ну что? — спросил Итальянец.
— Опоздали. Нас кто-то опередил. Беднягу распяли на гвозди и придавили мешками с цементом. Он бредил. Так толком ничего и не сказал.
Итальянец покачал головой, глотнул из бутылки и скомандовал:
— Пошли отсюда.
Потом, когда его «кадиллак» притормозил возле метро «Братиславская», он сказал:
— Знаешь что, Вечер, я наблюдал за тобой. Мне казалось, что ты против всех и всего, включая трибуны. Но при этом, как ни странно, все были за тебя. А ты даже к рингу выходил не так, как другие. И мне это нравилось, потому что здесь мы с тобой схожи. Но тогда ты был непобедимым, а значит, непогрешимым, и толпа это хавала, как повидло, чмокая и облизывая пальцы. Но теперь, когда ты пал, они тебе этого не простят. Ты один против всех, и все против тебя. Толпа. Я тоже не люблю толпу, а если честно, то и людей, и потому торгую наркотой. Налево и направо. Подходите, ублюдки, получить забвение. Я смотрю на их рожи, когда они глотают или курят это дерьмо, блаженно закатывая при этом глазки, и меня тошнит, я мысленно желаю им побыстрей сдохнуть в канаве. Поскольку это естественный отбор, как болезнь или война, только в более гуманной форме. Сильные выбирают борьбу. Они идут к славе, деньгам или Богу, а слабые предпочитают смотреть на это и взбадривать себя инъекциями. Сильный на наркоту не подсядет. Если тебе совсем станет худо, приходи. Для тебя место всегда найдется. Потому что, когда я смотрю на таких, как ты, у меня появляется надежда.
— Спасибо! — сказал Вечер.
— Ну и что будем делать? — спросил Сева, садясь за руль «мерседеса».
Вечер посмотрел, как у входа в метро накапливается толпа, и сказал:
— Поедем к Лечо.
Сева молча завел «мерседес».
Улицы Москвы были забиты машинами. Они попали в пробку и простояли почти полчаса.
— Легко отделались, — сказал Сева, сворачивая с проспекта на боковую улочку. — Не пойму, что держит людей в Москве, что их сюда манит. Пробки, суета. Москва ведь даже не голова, а скорей желудок России.
Когда подъехали к офису Лечо, Сева сказал:
— Знаешь, Вечер, я не пойду с тобой. Не хочу на эту морду смотреть.
— Сиди, я сам, — сказал Вечер и вышел из машины.
У кабинета Лечо стоял охранник. Он окинул Вечера взглядом и посторонился.
Лечо сидел со скучающим видом, глядя в огромный экран телевизора. В одной руке у него была рюмка, в другой сигара.
«Чем живут такие люди? — вдруг подумал Вечер. — Желудком? Тщеславием? Чем еще?»
— Ну, что скажешь? — произнес Лечо, не отрывая глаз от экрана.
— Китайца больше нет, — произнес Вечер.
— Что, уехал?
— Нет. Пару часов назад отдал Богу душу.
Лечо удивленно повернулся к нему:
— Ты его, что ли, того?..
— Не я, меня опередили.
— Кто?
— Неизвестно. Он нес какую-то околесицу про тех, кто убил Брюса Ли, про высшую реальность. Думаю, бредил.
— Тогда я ничем не могу тебе помочь. Пока!
— Будь здоров! — произнес в ответ Вечер и вышел за дверь.
Через несколько дней неожиданно похолодало, снег, медленно кружа, покрывал оледенелые ветви деревьев.
Вечер выключил компьютер с программой, при помощи которой совершенствовал свой английский, и подумал, что теперь он ему может и не понадобиться. Сева уже два дня кряду обивал пороги разных деятелей от спорта, и все безрезультатно. Никто не хотел с ними связываться. А это значило, что выездов за границу больше не будет.
— Не думаю, что они тобой пренебрегают, — сказал он, заявившись вчера после очередной безрезультатной поездки. — Все-таки такого бойца, как ты, им по всей Москве с собаками не отыскать. Полагаю, это работа Лечо. И никто не хочет вставать ему поперек дороги. Кроме того, твоя изоляция выгодна другим менеджерам. У них есть свои бойцы, которые долгое время оставались на вторых ролях. При тебе у них не было шансов. Теперь каждый начнет разыгрывать свою карту. Тебя просто вывели из игры. Очевидно, надо переждать. Может, что-то разрешится само собой.