для того, чтобы человек мог хоть как-то противопоставить себя прочей фауне.
В жару животные прячутся в тень. Меньше едят. Больше пьют. Меньше двигаются. Вот и люди затаились, спрятались по норам. Поток звонков с предложениями взяться за то или иное невероятно важное и трудное дело безнадежно иссяк. Похоже, даже сумасшедшие решили, что их паранойя может подождать до более прохладных времен. И вдруг на фоне этого затишья — двойное убийство.
В голове пронеслись и не задержались весомые доводы, при помощи которых Тимофей, будучи адвокатом, мог бы изменить формулировку. Ведь уборщица же, по сути, украла эти пирожные. Впрочем, в России вряд ли бы приняли во внимание сей факт. В отличие от Европы или Штатов, уважение к частной собственности здесь пока в зачаточном состоянии. Советская ментальность упокоится еще нескоро.
— Меня зовут Андрей Загорцев, — сказал Тимофей потолку. — Я хочу убить Ильичева. Я раздобыл яд. Подсыпал его в пирожные, которые, очевидно, испек сам. Ильичев на моих глазах пробует пирожные. А я, не дожидаясь, пока он упадет замертво, спокойно выхожу на улицу, звоню кому-то по телефону и рассказываю, что Ильичев поплатится. При этом у меня в кармане джинсов лежит пакет из-под яда. И кто я после этого, спрашивается? Полный кретин?
Имя и фамилию предполагаемого убийцы Тимофей выяснил, посмотрев подготовленные Вероникой записи. По ее описаниям понять, о ком шла речь, труда не составило. Живчик — Андрей Загорцев.
Тимофей вывалился из гамака и принялся разгуливать по квартире, от стола до шведской стенки, в обход лежащих на полу матов и обратно. Мысли вереницей проносились через голову.
Кто-то отравил Ильичева. Предположим, этот человек не идиот. Он постарался сделать все так, чтобы на него не подумали. Этот человек имеет доступ к кухне и сильное желание устранить Ильичева. А кроме того, он грамотно подставляет Загорцева. Прекрасно понимая, что пакета со следами порошка полиции будет более чем достаточно. Дело сделано. Тылы прикрыты…
Стоп.
Тимофей остановился и нахмурился.
Вот и он тоже начинает видеть в услужливо рассыпанных кубиках тот узор, который хочется. А ведь у него нет заключений экспертизы. Мало ли, что могло быть в том пакете. Вероника сказала — белый порошок, и, разумеется, первое, что приходит на ум, — яд. И как-то забывается, что Загорцев — повар. Мука? Сахарная пудра? Сода? Миллион других вещей, незаменимых на кухне?
— Это будет непросто, — прошептал Тимофей. — Никакого доступа к материалам следствия, но… О’кей, давай пока просто предположим, что в пакете все-таки был яд. Ведь если… Я — Загорцев, повар, положивший в карман пакет из-под муки. Какой-то особый пакет, который достался мне в наследство от прабабушки и который я ни за что не выброшу. Полиция достает этот пакет, и — что? Что я скажу? Я скажу: «Что? Это мука, это мой пакет!» А если я отрицаю, что пакет мой, — значит, либо действительно впервые его вижу, либо я все-таки кретин…
А что, если в пакете был не яд? Как насчет наркотиков? Кокаин, чтобы взбодриться? Неспроста Вероника назвала этого парня Живчиком…
Тоже вполне себе вариант. Но если так, то линия Загорцева ведет в никуда. Пока нет категорических свидетельств обратного, лучше все-таки принять за рабочую версию, что в пакете был именно яд. А там — посмотрим. В конце концов, даже исходя из неверных предпосылок, можно получить важную информацию.
Тимофей с интересом посмотрел на телефон, который держал в руке. Будто с трудом вспомнил, что это за предмет и как им пользоваться. Разблокировал, зашел в список недавних разговоров, нажал вызов.
— Служба точного времени, — через четыре гудка ответил сонный голос. — Сейчас два часа тридцать семь минут ночи, сукин ты сын.
— Ты потеряла кольцо.
— Чего? — С Вероники махом слетели и сон, и желание нести непродуктивную чушь.
— Не очень дорогое, но важное как память, — пояснил Тимофей. — Скорее всего, уронила где-то в студии. Это даст тебе повод вернуться туда и поговорить с людьми. Меня интересует, как были связаны Ильичев и Загорцев помимо шоу. Не было ли у них каких-то других общих дел.
Пауза. Зевок. Потом — обреченное:
— А Загорцев — это кто?
— Живчик. Которого вы со следователем обвинили в убийстве Ильичева. Мне нужна связь между ними.
— Ты все-таки думаешь, что это он?
— Нет. Я думаю, что убийца — человек, который ненавидел обоих, но Загорцева все-таки чуть меньше. Поэтому одного он убил, а второго всего лишь подставил. Может быть, кстати, ты обронила не кольцо. Просто что-то такое, что жаль потерять, но устраивать большой переполох все же не будешь. Прояви фантазию.
Тимофей сбросил вызов, не дожидаясь ответа.
Он ведь не задавал вопросов.
17
— Ну где ты там, блин?!
Дежавю: Вероника снова переминалась с ноги на ногу, стоя перед турникетом на первом этаже киностудии. Казавшийся гениальным план — проникнуть внутрь, просто-напросто приложив к турникету притыренный втихаря пропуск, а дальше действовать по вдохновению, — обломался в пункте ноль. Пропуск не сработал. На турникете горел красный огонек, створка, перекрывшая проход, застыла, как каменная.
— Это же гостевой у вас? — взглянув сначала на то, как Вероника, шипя сквозь зубы ругательства, шлепает пропуском по считывающему окошку, а затем на карточку в ее руке, спросил охранник. — Так они только один день действуют. Договаривайтесь, чтобы новый выписали.
«Договаривайтесь»… Было бы с кем!
С полчаса Вероника дозванивалась до Вована. Его, в отличие от Вероники, которая даже примерно не могла предсказать, когда понадобится Тимофею в следующий раз, находиться на связи постоянно никто не обязывал. Вован мог позволить себе даже такую роскошь, как отключать телефон, пока спит. Или перезванивать через час-два — уж Веронике так точно.
— Алло, — раздался наконец в трубке заспанный голос. — Ты сдурела, что ли? Такая рань…
— Одиннадцать тридцать, але! — возмутилась Вероника. — Хренасе, рань.
Вован зевнул.
— Скинь мне контакты Агнии, — потребовала Вероника.
Вован зевнул еще раз.
— Вов! Ты там опять заснул, что ли? Слышишь меня?
— Да слышу, слышу…
В трубке пиликнуло.
— Готово. А зачем тебе Агния?
— Она мне очень понравилась, — с придыханием проговорила Вероника. — С тех пор как увидела, только о ней и думаю! Спасибо, Вов. Ты настоящий друг, — и положила трубку.
Мстительно подумав, что уж теперь Вован точно фиг уснет.
— Не уверена, конечно, что твою сережку получится найти, — сочувственно сказала Агния, когда, спустя сорок минут после Вероникиного звонка, подошла к турникету.
— Да я сама не очень верю. — Вероника вздохнула. — Но попытаться обязана. Мамин подарок, сама понимаешь.
Агния, изобразив лицом понимание, покивала.
— Как у вас вообще? — Они шли по знакомому коридору, направляясь к знакомому павильону.
— Ой, кошмар! — Агния закатила глаза. — Полиция вчера до ночи торчала. А как то, а как это, миллион вопросов идиотских! На маникюр опоздала из-за них, а вечером мне с подругами встречаться. В таком виде, представляешь? — Она вытянула руки вперед, демонстрируя ногти.
Вероника сочувственно поцокала языком. Осторожно вернула разговор в нужное русло:
— Больше всех, наверное, участникам досталось, да? Ну, с расспросами?
— Почему? — удивилась Агния.
Девушек Вован выбирал себе под стать, таких же сообразительных.
— Ну, раз они Загорцева арестовали, то им, наверное, свидетели нужны? — пояснила Вероника. — Вдруг кто-то что-то видел?
Агния пожала плечами.
— Если кто-то что-то и видел, то точно не участники. Там, на кухне, когда готовят, такое творится! Филиал ада просто. Сейчас участников, конечно, меньше, чем в начале, но все равно дым коромыслом. «А-а, я пересолил!» «А-а, у меня горит!» «А-а, все пропало, спасите-помогите!» Носятся как ужаленные. Друг на друга никто не смотрит, все от своих ненаглядных тортиков глаз не отводят. Да и зачем свидетели-то, если у Загорцева в кармане пакет из-под яда нашли?
— А там все-таки был яд? — Вероника поняла, что вопрос вырвался слишком резко, постаралась исправиться: — Ну то есть я видела, как нашли этот пакет, но полицейский сказал, что его отдадут на экспертизу. Уже результаты получили, да?
Агния пожала плечами:
— Не знаю, мне не докладывают. Но, наверное, яд. Что еще-то? Этот Загорцев Ильичева ненавидел аж до трясучки. Лебезил перед ним, по пятам бегал, каждым словом восхищался. А сам…
— По пятам бегал? — насторожилась Вероника.
— Ага. Я сколько раз видела. Куда Ильичев, туда и он. Даже в раздевалке за ним подглядывал. — Агния прыснула. — Фотографировал через щель.
— Фотографировал? — еще больше насторожилась Вероника.
— Ага. На телефон. Я сперва решила, что он… — Агния хихикнула. — Ну, сама понимаешь. Тайная влюбленность, все дела. Мужики сейчас такие, что чего угодно можно ожидать. А Загорцев, оказывается, вон что… Ты сережку-то будешь искать?
— Какую… Ах да! — спохватилась Вероника. Они, как выяснилось, уже пришли в студию. Так увлеклась разговором с Агнией, что не заметила. — Конечно буду. Значит, сидели мы вон там…
Вероника приняла сосредоточенный вид и направилась к креслу, в котором сидела вчера.
Заглянула под него, потом, наклонившись, медленно пошла между рядами — делая вид, что рассматривает пол. Она мучительно соображала, о чем еще надо спросить Агнию.
Фотографировал. Надо же…
— Что-то потеряли, девушка?
— Ой! — Вероника выпрямилась.
И поняла, что едва не воткнулась лбом во вчерашнего полицейского. Не капитана Долинина, а другого — молодого, который ей подмигивал. Он и сейчас смотрел на нее, широко улыбаясь.
— Да, — призвав все смущение, на которое была способна, пролепетала Вероника. — Представляете, сережку потеряла! Мамин подарок. Убьет, если не найду.
— Представляю, — кивнул полицейский. — Ужасная потеря. Обязательно надо найти, — и залыбился еще шире. — Вам помочь?