— Откуда вы?..
— Выполняю свою работу. — Тимофей достал из кармана смартфон и принялся педантично фотографировать каждую страницу. — Признательных показаний нет. Объяснения, откуда взялся яд — нет. Мотива убийства второй жертвы — нет.
— Вторая жертва была случайной, он этого не плани…
— Это рассказал вам Загорцев? — Тимофей уставился на Долинина. — Полагаю, нет, иначе было бы зафиксировано в протоколе допроса. И вот с этим вы собираетесь идти в суд?
Что странно, сарказма в голосе Тимофея не звучало. Только интерес. Как будто он пришел на экскурсию и спрашивает, что представляет собой тот или иной экспонат.
Долинин промолчал.
Он мог бы сказать, что этого вполне достаточно, чтобы судья согласился продлить задержание. Мог бы сказать, что есть чертова тьма способов создать самому невинному ангелочку такие условия содержания, что он подпишется под убийством Кеннеди, лишь бы уже отправили спокойно отбывать срок. И что, в конце концов, даже жесткие методы вовсе не обязательны. Если хорошенько постараться, можно выцыганить у подследственного ценнейшие оговорочки, которые потом, в суде, — трактуй не хочу, как тебе будет угодно.
— Мы еще работаем, — сказал Долинин вслух.
— Я могу увидеть Загорцева? — Тимофей убрал телефон в карман.
21
Человек в форме открыл перед Тимофеем металлическую дверь. Тот шагнул внутрь, стараясь унять беспокойство. А беспокоил его вопрос: нужно ли благодарить за то, что тебе открыли дверь? Принято ли так у адвокатов? Об этом не пишут в учебниках, нет никаких нормативных актов…
Так, спокойно.
Он остановился, когда дверь у него за спиной захлопнулась, и немного постоял с закрытыми глазами, привыкая к полумраку. Свет едва пробивался сквозь грязное окно, которое не мыли примерно тысячу лет.
Спокойно. У тебя есть удостоверение и знания, больше ты ничего никому не должен. Ты не нарушил закона, не причинил вреда и не нанес оскорбления — во всяком случае, намеренно. Но все же до чего тяжело! И как только Вероника умудряется вращаться в этом круглые сутки?
А дискотеки? Тимофей находил записи дискотек и одно время внимательно их изучал, пытаясь вычислить систему, по которой двигаются люди на танцполе. Вывод был неутешительным: никакой системы нет. И окажись Тимофей там, он понятия бы не имел, что делать.
Во времена балов, мазурок и вальсов жизнь была значительно проще. Не говоря уж о том, что тогда существовал строгий этикет, следуя которому ты всегда мог точно знать, кому и что говорить.
— Здравствуйте, — привел Тимофея в чувство голос. — А вы кто?
Открыть глаза, окинуть взглядом человека, которого раньше видел только в записи. Да уж… Говорят, что камера — та, что в студии, — полнит. А та камера, или как уж правильно называлось помещение, в котором Загорцев оказался сейчас, похоже, обладало противоположным эффектом. Живчик выглядел похудевшим, осунувшимся, каким-то маленьким и несчастным. Даже руками не размахивал.
— Тимофей Бурлаков, ваш адвокат. Вот мое удостоверение.
Тимофей подошел к столу и протянул Загорцеву «корочки». Пока тот обалделым взглядом их изучал, Тимофей уселся напротив, положил на стол пустой блокнот и ручку.
— Я не понимаю, — сказал Загорцев, протянув обратно удостоверение. — Вы ведь не государственный адвокат?
— Нет. Я работаю на частную фирму.
— Но у меня нет средств. У вас, наверное, час стоит больше, чем у меня осталось…
— Не волнуйтесь об этом.
— Да черта с два — «не волнуйтесь»! — Загорцев отклонился назад и скрестил руки на груди, воздвигая между собой и Тимофеем незримую стену. — Я ни на что не подписывался.
— Вам не придется оплачивать мои услуги, — сказал Тимофей.
— Почему?
— Потому что я считаю, что вы невиновны, хочу, чтобы вы вышли на свободу, а в тюрьме оказался настоящий убийца.
Честность — лучшая политика. По крайней мере, именно этой логикой руководствовался Тимофей, когда придумал схему, как разжиться адвокатским удостоверением.
— А вы — типа, Робин Гуд? — хмыкнул Загорцев недоверчиво.
— Я не вор и не грабитель, если вы об этом.
— Эм… — загрузился Загорцев.
Он чуть подался вперед и положил руки на стол. Тимофей внимательно наблюдал за его движениями. То, что открылся, — хороший знак. Доверие. Расположение.
— Вы прикасались к пакету, который у вас изъяли? — С места в карьер, надо помнить, зачем он здесь на самом деле.
— Нет, я вообще его никогда не видел! — воскликнул Загорцев. — Яд какой-то… Да я что — идиот совсем, травить Ильичева? Это они мне подбросили.
— Кто — они?
— Ну, эти… Менты.
Тимофей строго покачал головой:
— Как адвокат не советую вам бросаться подобными обвинениями. Это не улучшит ваше положение, а вот ухудшить — может. Советую говорить только о том, что вы знаете наверняка, видели своими глазами и делали своими руками. Или не делали и не видели. А предположения выдвигать не нужно.
Сказав это, мысленно Тимофей поморщился. Велик соблазн — дать человеку инструкцию. Но верх наивности — полагать, что он этой инструкцией воспользуется. Люди не в состоянии контролировать поток, который постоянно льется у них изо рта. Вот на этом их рано или поздно ловят. Например, следователи. Неужели это так трудно — контролировать свои слова?..
Наверное, да. Зато, наверное, такой, как Загорцев, не растеряется на танцполе.
— Итак, пакет вы впервые увидели во время изъятия. — Тимофей черкнул несколько слов в блокноте. — Если дактилоскопия это подтвердит, у нас будет хороший козырь.
— И меня выпустят? — быстро спросил Загорцев.
— Возможно. В любом случае еще два дня вам наверняка придется провести здесь.
— Черт…
— Улики есть, причины для задержания тоже, — объяснил Тимофей. — Три дня — максимальный срок, на который вас могут задержать без предъявления обвинений. И сейчас ваша первоочередная задача — все эти три дня держать язык за зубами. Запомните: никому и ничего больше не говорите, если меня нет рядом. По закону полиция не имеет права допрашивать вас без присутствия защитника. Вы один в камере?
— Нет, там еще…
— Воздержитесь от обсуждения своего дела с сокамерниками.
— Но… А…
— Гражданин Загорцев…
— Андрей.
— Андрей, вы оказались в ситуации, когда каждое ваше слово будет услышано, взвешено, проанализировано и истолковано так, как выгодно следствию. Следствию выгодны закрытые громкие дела. А ваше дело — очень громкое. Вы меня поняли?
— Понял…
— Вы общались с Ильичевым помимо шоу?
Тимофей понял, что применил простейшую технологию допроса, лишь когда Загорцев вздрогнул и отвел взгляд.
— Нет.
Ложь.
Тимофей помолчал, пытаясь сообразить, что делать дальше. Все его существо коченело в недоумении. Он — адвокат, он пришел сюда защитить этого человека. Так почему этот человек ему лжет?
22
— Тимофей Бурлаков? — переспросил подполковник Клюев, начальник следственного отдела.
— Так точно, — кивнул Долинин.
— Бурлаков. Тимофей. Бурлаков Тимофей…
Клюев напоминал заевшую пластинку. Не переставая на разные лады повторять фамилию и имя, он подвинул к себе клавиатуру и что-то быстро напечатал двумя пальцами. Схватился за мышку и с минуту пристально вглядывался в экран монитора, время от времени кликая, очевидно, по каким-то ссылкам.
— Бурлаков Тимофей! — рявкнул Клюев и с размаху влепил монитору пощечину.
Впрочем, это был хорошо рассчитанный жест. Монитор, скрипнув, повернулся к вздрогнувшему Долинину. Но тот даже не успел прочитать текст на экране. Клюев уже орал, брызгая слюнями, основные тезисы:
— Блогер! Видеоблогер, мать его так! Я жопу рву, чтобы раньше времени ничего не просочилось ни в какую хренову газетенку, а ты по ковровой дорожке отправил к арестованному видеоблогера?!
— Как… Да я… Да у него ж ксива! — воскликнул Долинин, у которого внутри все сжалось.
— Кси-и-ива?! — Клюев уперся кулаками в стол и угрожающе привстал.
— Там же написано… — пробормотал Долинин.
— Долинин! Тебе сказать, что у меня на двери подъезда написано?! А там — я живу! Ты в контору его звонил? Ты проверял?
— Нет…
— За шкирку его оттуда вытаскивай, и чтоб через пять минут этот блогер тебе показания давал! Телефон — изъять, все изъять!
Долинин вскочил, опрокинув стул, и пулей вылетел из кабинета начальника.
— Да не общались мы с Ильичевым! — взвыл Загорцев. — Кто я такой, чтобы он со мной общался?
— Вот это я и хочу выяснить, — гнул свое Тимофей.
— Вы ведь вроде бы защищать меня собирались, — напомнил Загорцев. — А сами как будто доказательства ищете.
— Я ищу человека, который знал о вашей связи с Ильичевым и…
— Тьфу! — отстранился Загорцев. — Что значит «знал о связи»? Вы это сейчас вообще — к чему? Я нормальный, у меня невеста есть! В Зеленограде осталась…
Услышав про невесту, Тимофей записал и это. Загорцев с тоской посмотрел на блокнот.
— Хорошо, — сказал Тимофей. — Зайдем с другого бока. Вы готовили из продуктов, которые приносили с собой, или вам их предоставляли организаторы шоу?
— Организаторы предоставляли, конечно. А что бы мы с собой принесли? — вдруг окрысился Загорцев. — Мы ведь не знали, какое будет задание. Вот на кастинге, там — да, там из своих…
— На кастинге? — переспросил Тимофей. — То есть в начале шоу вы готовили что-то дома?
— Ну да.
— И Ильичев это пробовал?
— Ну конечно, он же судействует! В смысле, судействовал.
— А в последний раз вы готовили из предоставленных вам продуктов? Ничего с собой не приносили?
И снова секундное промедление, бегающий взгляд.
— Да, только из того, что было на кухне. Никто ничего не приносил.
Логика бессильна. Этот человек скрывает что-то, не понимая, что делает себе только хуже. Здесь нужно работать с эмоциями, и это бы хорошо получилось у Вероники. Она, по ее собственному выражению, любому без мыла куда угодно влезет. Хоть в кошелек, хоть в душу. Но Вероники здесь быть не может…