А у Долинина — пакет без отпечатков, добытый при сомнительных обстоятельствах, и отсутствие чистухи. В такие моменты Смуров благодарил бога за то, что тот поставил следователей над операми. Да, это давало им повод распускать пальцы веером и порой покрикивать даже на старших по званию. Зато когда начинался душ из говна — следаки принимали его первыми.
— Слушаю, — прохрипел Смуров в трубку.
— Долинин, — по привычке, на автомате представился собеседник. — Слушай, Смуров, мне тут отзвонились из лаборатории…
Сердце кольнуло, и Смуров, морщась, потер левую половину груди через китель. Лаборатория? А какого черта они отзвонились следователю, когда должны были — Саньке? И почему так быстро? Что еще за цирк с конями?
— Так ведь звонили уже, — сказал Смуров, решив включить дурака.
И не прогадал.
— Ты не поверишь. Ту же самую отраву обнаружили в пирожных второго финалиста. Корсаков Олег Михайлович.
— Та-а-ак. — Смуров промокнул губы салфеткой и встал.
— Короче, берите этого Корсакова прям срочно. А я попробую еще раз допросить Загорцева.
— На предмет?
— Смуров, не валяй дурака, — попросил Долинин. — Сознаваться не хочет — так пусть стучит. Я думаю, его адвокат будет только счастлив, если предложить Загорцеву статус свидетеля. А Корсакова уже вломим по полной. И выйдем в дамки!
— Товарищ капитан… — Смуров, шагая к дверям, потер лоб свободной рукой; ощущение было такое, будто коснулся мокрой кухонной тряпки. — Тебя ничего не настораживает? Вдруг ты в двух соснах леса не видишь?
— Нет такого выражения, Смуров.
— А зря.
— Зря там или нет — ты мне Корсакова вези. Все, давай. Работаем.
Разговор оборвался. Смуров вышел на улицу — как в баню — и сунул в карман телефон. Постоял, тяжело дыша. Пара десятков метров до «Ауди» с кондиционером. Пять-десять минут искусственной прохлады. А потом — опять то же самое.
— «Корсакова вези», — буркнул Смуров. — Где я тебе его возьму теперь? Если не дурак, так он еще вчера домой в Красноярск свалил. Пока ты к Загорцеву прицепился, как банный лист…
Но, ворча, уже прикидывал, кому поручить работу.
Час назад Тимофей, едва успев закончить разговор с Вероникой, которая доложила, что вместе с опером Сашей едет проверять квартиру Загорцева, принял звонок от Долинина. Сейчас он стоял, прислонив удостоверение к стеклу, за которым сидел вчерашний дежурный — усталый и злой.
— Помню вас, — буркнул тот и снял трубку. — Максим Андреич, тут адвокат этот… Ага, понял.
Положил трубку и сказал:
— В допросную сразу проходите. Это…
— Я знаю, спасибо, — перебил Тимофей и, убрав удостоверение в карман, двинулся по коридору.
Долинин ждал его с папкой возле двери. Кивнув, как старому знакомому, открыл папку.
— Итак, Тимофей Геннадьевич. У нас новые факты в деле. Корсаков, второй финалист шоу, приготовил пирожные с тем же самым антисептиком, что и Загорцев.
— А женщина? — спросил Тимофей.
— Какая женщина?
— Третья финалистка. Торт в виде снеговика.
— Понятия не имею, с какого ракурса вас это интересует, и разглашать эту информацию я не должен, — проворчал Долинин. — Но так и быть: торт в полном порядке. Подозреваю, криминалисты его уже списали под чаек. Нас с вами сейчас не торты интересуют. А то, что у вашего клиента появилась хорошая возможность соскочить.
— У него эта возможность была с самого начала. Я не вижу, что изменилось сейчас.
— А вы точно адвокат? — нахмурился Долинин. — Я вам, вообще-то, спасательный круг бросаю. Еще раз, дабы внести ясность: я получаю от Загорцева любые сведения о Корсакове, и можете забирать его отсюда на все четыре стороны. Переквалифицируем в свидетеля. Судимости не будет. Чистая победа — ваша. И шикарная строчка в резюме. А главное — никаких больше роликов про бедную овечку Загорцева, договорились? Это ведь ваше первое дело?
Тимофей в задумчивости посмотрел на следователя. Слова, слова… Так много. И к чему этот последний вопрос? Попытка расположить к себе? Завязать неформальный разговор? А нужен ли ему этот разговор? И уклониться от него — это вариант нормы или грубое нарушение неписаных правил?
Тимофей решил ответить на последний вопрос:
— Первое.
— Так и подумал, — кивнул Долинин. — В общем, у вас пять минут, чтобы разогреть клиента. Объясните Загорцеву ситуацию. Потом зайду я, и мы проведем допрос уже под запись и протокол. Задача ясна?
Тимофей кивнул. Долинин открыл перед ним дверь.
— Спасибо, — сказал Тимофей.
29
— Привет. Ты не занята? — спросила Полина.
— Не очень, — отозвался голос Софьи из трубки. — Как раз перерыв. А что случилось?
— Ничего. Просто… — Полина несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, готовясь сказать эти слова. — Просто я хотела на него посмотреть.
Тишина в трубке.
— На кого?
Хоть и готовилась к разговору, произнести это слово сразу не получилось. Его пришлось буквально выталкивать наружу.
— На… На убийцу.
— Полина… — обомлела Софья. — Зачем?
— Не знаю. Но я должна его увидеть.
— Послушай, это… Это просто глупо.
— Ну и что? Хуже ведь не будет.
— Будет! — повысила голос Софья. — Поверь на слово — будет. Этот человек свое получит, даже не сомневайся. Он уже арестован, полиция разберется с ним и без тебя.
— А я хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза! — стояла на своем Полина.
— Да зачем? — изумилась Софья. — Ты что, думаешь — он отвернется? Думаешь, заплачет или раскается? Полиночка, так не бывает. Его сейчас волнует только его судьба. А тебе нужно думать о своей. Продолжать жить. Я тебя не брошу, не волнуйся. Сейчас как раз караулю директора студии, жду, когда он будет на месте. Я обязательно…
— Я не смогу продолжать жить, пока не увижу эту тварь своими глазами, — перебила Полина. — Ты можешь мне помочь?
— Я? — изумилась Софья.
— Ну… — Голос у Полины упал. — Я просто не знаю, как это можно сделать, — призналась она. — Не знаю даже, куда ехать. Что говорить. И вообще…
— Да пойми ты — так просто не делается! Тебе никто не позволит…
— Но ведь нельзя же сдаваться, даже не попытавшись! — воскликнула Полина.
Трубка еще немного помолчала. Потом вздохнула:
— Ладно. Давай через два часа на «Цветном бульваре». В центре зала.
— Спасибо!
Полина сбросила вызов и улыбнулась. Но улыбка медленно сползла с лица. Секундное торжество от крохотной победы сменилось уже привычным осознанием того, во что превратилась жизнь и вся вселенная.
К чему эта победа? Чего она достигнет? Вызовет недовольство полиции? Может, Софья права, и надо изо всех сил плыть не вниз, а — вверх?
Не «может», а права. Ежику ясно, что так будет правильно. Да только вот человеку не всегда нужно поступать правильно или даже так, как хочется. Иногда необходимо совершить ошибку — чтобы оттолкнуться от нее, как от дна, и подняться к поверхности.
— Расскажите, как все было, — напирал Тимофей. — Чего вам теперь-то бояться? Вас ведь уже не выгонят с шоу. Никакого шоу больше нет.
— Да ничего уже нет, — буркнул Загорцев и обхватил голову руками. — Господи, до меня только сейчас дошло, что вся страна знает — Ильичев отравился моими пирожными!
— Мы можем доказать, что вы ни при чем. Я ведь вам объяснял.
— И что? — Загорцев тихо засмеялся, будто в истерике. — Где люди, а где логика? Вот вы лично купили бы у меня хоть сдобную булочку после всего этого?
— Нет.
— Вот видите…
— Я не ем сдобные булочки. И вообще редко употребляю сахар.
— Ну, а ржаную булочку с отрубями — купили бы?
— Скажем так. Если бы я узнал, что какую-то часть продуктов, которые приносит ко мне домой курьер, готовили вы, я бы забыл эту информацию через три секунды, как абсолютно бесполезную. С моей точки зрения, еда — это то, что помогает поддерживать жизненные процессы в организме. И чем меньше с ней возились всякого рода специалисты — тем лучше.
— Ну, значит, вам меня не понять…
— Андрей, вы хотите выйти отсюда или нет? — Тимофей помнил, что у него всего пять минут — на то, чтобы поговорить с Загорцевым без свидетеля в лице Долинина.
— Сам задаю себе этот вопрос. Я жизнь угробил на то, чтобы стать лучшим в своем деле, а теперь…
— Вы можете сменить имя. — Тимофей почувствовал, как подступает раздражение. — Можете уехать в другую страну. Можете работать на кого-то, не афишируя факты своей биографии. Можете, как миллионы других людей, заниматься тем, что никак вас не трогает, а кулинарию превратить в хобби.
Загорцев опять захихикал:
— Знаете, мне тут сокамерник рассказал рецепт очень вкусного торта. Нужно куски хлеба вымочить в сгущенке и сложить один на другой. Расписывал так, что аж слюни потекли. Да, наверное, вы правы. Всегда и везде можно найти себе место…
— Вы понимаете, что от вас требуется сейчас? — снова попробовал вернуть Загорцева в нужное русло Тимофей.
— Угу. Заложить Композитора.
— Кого?
— Да мы его так прозвали. Олежку. Ну, Римский-Корсаков, композитор. Девки его еще подкалывали: мол, тортики у тебя — просто музыка.
— Андрей…
— Что?
— Вам нужно не заложить Корсакова, а рассказать правду.
Загорцев странно посмотрел на Тимофея.
— А если правда сделает мое положение хуже?
Тимофей замешкался. Честный ответ был бы таким: «Мне все равно».
Тимофея нисколько не волновала судьба Загорцева, его волновала судьба правды. И если правда такова, что Загорцев — убийца, значит, он должен получить срок. Или не получить. Это уже не имеет значения. Как только имя убийцы раскроется, игра закончится.
Проблема была в том, что нужно притворяться адвокатом.
— Я… — начал было Тимофей, но тут со зловещим скрипом открылась дверь и в допросную вошел Долинин.
Время, которое следователь предоставил Тимофею на то, чтобы «разогреть», как он выразился, клиента, вышло.