— Мама, — обескураженно пробормотала она. — Это ты! Ты ее убила!
— Спокойно, девушка, — полицейский повернулся к Полине, схватил за плечи — ловко и крепко, так, что она больше и шевельнуться не могла.
— Ты!
— Я не хотела, — забормотала Софья, — Полиночка, миленькая, ну откуда же я знала?! Я ведь сразу побежала к вам, я надеялась…
— Это ты! — Полина разрыдалась.
— Увести, — бросил полицейский.
К Софье подскочил второй парень. Заставил ее сцепить руки за спиной, надел наручники и потащил к выходу.
— Спокойно, девушка, — приговаривал полицейский — на попытки Полины вырваться и броситься догонять Софью он будто вовсе не обращал внимания. Бросил Тимофею: — Вероника очнулась. Час назад из больницы позвонили.
Эпилог
Тимофей просидел в палате дольше часа, когда Вероника, наконец, открыла глаза и уставилась на него.
— Здравствуй, — сказал он.
Вероника попыталась хмыкнуть. Получилось не очень. Тогда она разлепила губы и пробормотала:
— Здоровее бывало.
— Я принес тебе кефир.
— Романтично…
— В фильмах всегда приносят фрукты. Апельсины. Никогда не понимал. Даже если человек приходит в себя после отравления — ему приносят апельсины. Зачем? Чтобы добить? А еще — постоянно цветы. Мне кажется, посторонние запахи только раздражают, когда тебе плохо.
— И не говори. — Голос Вероники немного окреп. — Что за психи вообще дарят девушкам цветы?
Тимофей помолчал, глядя на нее. Потом нерешительным тоном добавил:
— Наверное, они просто не пользуются в этот момент разумом. И такое поведение считается искренним порывом.
Вероника уставилась на него испытующим взглядом:
— Тиш, ты перегрелся?
Он потер лоб рукой.
В последнее время многое изменилось, это точно. И — да, можно сказать, что в какой-то момент он перегрелся, пытаясь обработать задачи, для которых его разум попросту не годился.
— Что я проспала? — сменила тему Вероника. — Ты… — Тут у нее сверкнули глаза. — Господи! Да меня же отравили?! Тиш, я ее видела, я знаю, кто…
— Ее арестовали, успокойся, — перебил Тимофей и, секунду подумав, добавил: — Я… я разобрался с этим.
Бледное лицо Вероники выглядело странно. По нему невозможно было прочитать, рада она или нет, что он намекнул, будто совершил месть за нее. После короткой паузы Тимофей попробовал изменить стратегию:
— Ты очень помогла, правда.
Теперь в глазах Вероники был настоящий ужас.
— Тиш, — прошептала она. — Ты… что сейчас делаешь?
— Пытаюсь облечь информацию в такие формы, которые вызовут у тебя позитивные эмоции, — покаялся Тимофей.
— О… Ты это в каком-то учебнике прочитал?
— Вроде того. Насколько плохо у меня получается, по шкале от одного до десяти, где ноль — вообще не получается?
— Ну… На пятерочку. Впрочем, забей. Большинство бы и на тройку не вытянули. Просто бэкграунд, знаешь ли, меня не подготовил. Ощущение такое, будто тостер решил зачитать прогноз погоды… А с чего вдруг такие героические самоистязания?
Тимофей встал со стула и подошел к окну. Уставился на больничный дворик.
— Это была она, — повторил он.
— Дай угадаю, — предложила Вероника. — Она доставила тебе еду, и ваши взгляды встретились?
— Ты почти угадала. Она однажды переоделась в форму курьера и якобы доставила еду в гостиничный номер Загорцева. Переоделась на случай, если полиция решит проверить камеру, установленную на входе в гостиницу.
— Проверили? — упавшим голосом спросила Вероника.
— Разумеется. Обязаны были это сделать. Но, конечно, на доставщика еды даже внимания не обратили. То есть расчет Софьи оправдался.
— Кого?
— Ее зовут Софья. Она гример.
— А. Мне она представилась Настей. И не гримером, кем-то еще.
— Разумная предосторожность.
— А как же она…
— Как вытолкнула из окна Загорцева? Говорит, что пыталась спастись от домогательства. Защищала свою честь. Но я думаю, что это ложь. Следов борьбы в номере, как ты сама видела, не было. У окна — столик, чашки, блюдца, ни капли воды не пролито… Загорцев доверял Софье. И, вероятно, просто встал у окна рядом с ней.
— Ч-черт… — пробормотала Вероника. — И ради чего это все?
— Месть. — Тимофей постучал пальцами по подоконнику. — На этот раз — никакого психического расстройства. В отличие от Сигнальщика… Один лишь расчет. Достаточно холодный. Забавно, как в жизни все устраивается. Ее бы никто не вычислил, или, по крайней мере, она могла бы скрыться безнаказанной, если бы не решила поступить по-человечески и искупить хотя бы часть вины.
— А как же ты ее вычислил?
— Съемка второго ролика.
— Что? — удивилась Вероника.
— В день, когда мы с Вованом снимали Полину. Перед сюжетом с ней режиссер решил по-быстрому, пока хороший свет, отснять Вована. А Вован в этом ролике говорил о том, что у него есть свидетель смерти Загорцева.
Вероника ахнула.
Тимофей кивнул:
— Софья видела тебя в студии. Видела в окно, как ты подбежала к Загорцеву. Столкнулась с тобой, когда ты вошла в гостиницу. А потом присутствовала при съемках ролика — вместе с Полиной. Соображает она быстро. Попросила у Агнии твой телефон, позвонила тебе…
— А имя Измайловой я назвала сама, — пробормотала Вероника.
— Да. Ей даже повод для встречи придумывать не пришлось.
На парковку задним ходом въехал автомобиль. Остановился. Но наружу никто не вышел. Водитель как будто ждал чего-то.
Солнце отсвечивало от лобового стекла, лица не было видно, но Тимофей узнал машину.
— Можно немного подробностей? — попросила Вероника.
Ее кровать стояла далеко от окна. Что происходит на парковке, Вероника не видела.
— Как ты сумел убедить полицию, что убийца — Софья?
Тимофей коротко рассказал всю историю. Когда он заканчивал, зажужжал его телефон. Тимофей посмотрел на экран:
— Вот, кстати. Еще кое-какие детали. Костюм курьера Софья купила на «Авито». Средство для дезинфекции, которым травила Ильичева, — то же самое, которым отравился ее муж. Взяла в гостинице — еще тогда, когда все это задумала. Вряд ли с этим были большие проблемы. А вот тебе повезло. У Софьи почти не осталось яда, концентрация оказалась очень мала.
— Н-да уж, — после небольшой паузы сказала Вероника. — А можно спросить, где, черт возьми, был ты, когда я умирала в парке?
— Точно не уверен… — Тимофей прислонился лбом к стеклу и закрыл глаза. — Может быть, кричал в вагоне метро, что не убивал своего отчима. Или валялся без сознания в луже собственной рвоты на перроне. А может, лежал на носилках…
— Господи, что случилось?! — Вероника с усилием приподнялась. — Как ты вообще мог кричать в вагоне? Это физически возможно?
— Сегодня я кричал на съемках телепередачи. Ты бы мной гордилась.
Вероника откинулась на подушку. Пробормотала:
— Так, ясно. Я умерла и переродилась в другом мире. Там, за окном — карета, запряженная пятеркой белоснежных лошадей, а на ступеньках нервно курит прекрасный принц, ожидая моего пробуждения. Так?
Боковое стекло машины опустилось, и наружу высунулась рука с сигаретой. Стряхнула пепел.
— Пожалуй, — хмыкнул Тимофей. — Скажи, Вероника, у тебя есть загранпаспорт?
— Предположим, осторожное да. А что?
— Хочешь познакомиться с моей мамой?
Вероника глухо закашлялась. И тут же в палату вошла медсестра с требованием очистить помещение. Тимофей покорно двинулся к выходу.
— Я куплю билеты на начало осени, — сказал он. — Жара спадет, ты успеешь восстановиться. Если тебе тут что-то понадобится — просто напиши мне. Сделай так, чтобы тебе вернули телефон. Ты ведь… умеешь делать так.
— Какие билеты? — выдавила Вероника. — Куда?!
— В Мюнхен, — улыбнулся ей Тимофей. — Но об этом — потом. Поправляйся.
Саша увидел, как едва заметная, но все же узнаваемая фигура Тимофея исчезла из окна.
Затянулся, щелчком отбросил окурок и завел мотор.
Не лучшее время выбрал, бывает. Лучше заехать позже. Или вообще не заезжать…
Черт его знает, как лучше.
Почему-то так и представлялось, что этот странный Тимофей сейчас, присев на край койки, обнимает Веронику. Девушки любят странных. Таких, чтоб вообще с приветом, не от мира сего.
Есть, конечно, другие девушки, которые западают на нормальных парней. С крепкой привязкой к реальности, с настоящей работой и хорошо просматривающимся будущим. Однако Саше почему-то всю дорогу везло на других. Тянуло к таким.
«Выброси ее из головы!» — велел он себе, выезжая с территории больницы.
И не выбросил.