– Ты думаешь, что кто-то мог рассказать графу Ханнарта, что кольцо Адона украдено? – спросила она Митта.
– Надеюсь, что этого не случилось, – ответил Митт, которого тревожило то же самое.
– Если кто-нибудь поинтересуется, как меня зовут, – предупредила Маевен, – назовусь вымышленным именем.
– Разумная предосторожность, – согласился Навис. – В сложившихся обстоятельствах и мне бы хотелось, чтобы мы с Миттом не так сильно походили на южан.
К тому времени, когда путники миновали рощу и их глазам открылся вид на законоведческую школу, всадники Ханнарта скрылись. А Маевен подстерегала новая неожиданность. Девочка знала, что школа занимает старейшую часть колледжа, которую она осматривала вместе с тетей Лисс, но рассчитывала увидеть знакомые дома с башенками и высокими стреловидными окнами. Она никак не ожидала, что здесь окажутся почти такие же, как в городе, уютные с виду невысокие здания из зеленоватого камня, увенчанные коронами из десятка длинных изящных каминных труб. Все окна были широкими, но вместо больших стекол в них сияло множество маленьких ромбовидных стеклышек. Два здания соединяла между собой высокая арка. Проход под ней перегораживали ворота из кованого железа. Со всех сторон школа была обнесена стеной.
– Похоже, учиться здесь не так уж плохо, – заметил Митт.
Он попытался улыбнуться, но чувствовал, как напряглись мускулы лица. Всадники из Ханнарта находились внутри. Парень ясно видел лошадей через толстую решетку ворот.
Впрочем, когда они подошли к воротам, за ними не оказалось ничего особенного – просто сад и мощеная дорожка, уходившая вглубь территории между куртинами лаванды. За воротами на середину прохода не спеша вышел какой-то важный человек. Маевен закусила щеку, чтобы не рассмеяться: он был одет точно в такую же форму, какую служители колледжей носили и в ее время: мешковатые бриджи до колен и темно-синий китель с широким белым воротником. Похоже, что эта одежда была старомодной и за двести лет до ее рождения. У привратника оказались гнилые зубы – она сразу заметила это, когда он заговорил.
– Вы приехали в гости на День разъезда? И, позвольте спросить, к кому же из учеников?
Навис заколебался на долю секунды – все из-за тех же самых всадников из Ханнарта.
– К Хильдриде Нависсдотер, – сказал он, пожав плечами; впрочем, это движение мог заметить только тот, кто хорошо знал его.
– А я к Брид Кленнендотер, – сообщил Морил, высунувшись из-под полога повозки.
Привратник улыбнулся. Маевен пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать взгляд от его черных зубов.
– Мне очень жаль, но вы приехали слишком рано. Церемония Дня разъезда начнется после полудня. Возвращайтесь к этому времени, и я с удовольствием впущу вас. Вы не единственные, кому я был вынужден отказать во въезде. Таких, как вы, сейчас полон город. Но, – добавил он, взглянув на Хестевана, – можете приехать на полчаса раньше, если желаете подготовиться к выступлению. К тому времени собирался прибыть и второй менестрель.
Услышав о втором певце, с которым ему, возможно, придется соревноваться, Хестеван нахмурился и сразу стал разворачивать повозку.
– Спасибо. Я ограничусь выступлением в городе. А мой ученик вернется, чтобы повидаться со своей сестрой.
Никто из них и не подумал указать стражу ворот, что всадников из Ханнарта пропустили без всяких оговорок. Ссылаться на этих людей не имело никакого смысла: очевидно, они не были случайно заехавшим сюда отрядом дружинников, а принадлежали к числу родственников или приближенных графа и явились по делу. Это понимали все, даже Маевен, и потому, не выказывая никакого недовольства, отправились назад тем же путем, каким прибыли.
Менестрель, о котором упомянул привратник, расположился рядом с выездом из города. Путники увидели его, как только роща осталась позади: аккуратная, на вид совсем новая повозка, выкрашенная в черный, белый и золотой цвета, расположилась на краю просторной зеленой поляны, а рядом были свалены мешки и свертки с провизией. Кто-то – вероятно, сам менестрель – с безнадежным видом рылся в вещах.
Едва лишь заметив повозку, Морил принялся взволнованно дергать Хестевана за руку, а старик, впервые за всю дорогу, хлестнул мула. Зеленая тележка, опасно кренясь и подпрыгивая на кочках, помчалась прямо по лугу к черно-белой повозке. Морил подпрыгивал на козлах, размахивал руками и пронзительно вопил:
– Дагнер! Дагнер!
Менестрель, худощавый молодой человек с рыжеватыми волосами, казавшийся лишь немногим старше Митта, как раз с натугой взвалил на плечо один из мешков. Повернувшись на крики, тоже оглушительно заорал:
– Хестеван! Морил! – В следующее мгновение он уронил на траву свою ношу и огромными шагами понесся навстречу зеленой повозке.
При этом он хохотал, как будто это была самая замечательная встреча, какую он только мог ожидать. Между тремя певцами тут же завязался оживленный разговор.
Подъехав поближе вместе с Нависом и Миттом, Маевен подумала, что никогда еще не видела Хестевана таким радостным. Они остановились неподалеку – вдруг менестрелям захочется поговорить наедине – и любовались снаряжением незнакомого музыканта. Его лошадь, которая, не обращая внимания на крики, с наслаждением поедала овес из подвешенной к ее морде торбы, была такого же глубокого черного цвета и так же лоснилась, как и недавно покрашенная телега, а сбруя сияла белизной. Эти строгие цвета позволяли заметить, что вместо обычного имени на борту повозки был нарисован большой и сложный герб.
Морил повернулся к ним и крикнул:
– Смотрите, как прекрасно получилось! Это мой брат Дастгандлен Хандагнер!
– О, я слышал о нем! – воскликнул Митт, на которого это имя, совершенно определенно, произвело немалое впечатление. – В Аберате говорили, что он лучший из всех менестрелей.
– Тогда пусть нас представят ему, – заявил Навис.
Но прежде, чем они успели приблизиться на расстояние, с которого прилично было начинать разговор, Морил бросил Дагнеру несколько слов, которые, казалось, чрезвычайно встревожили старшего брата. Дагнер отпрянул от зеленой повозки и засыпал брата короткими быстрыми вопросами. В следующее мгновение он уже бежал к своей повозке, не глядя, покидал туда мешки и свертки, запер на задвижку дверь на задней стороне фургона и все так же бегом рванул к коню и сорвал у него с шеи торбу с овсом. Жеребец вскинул голову. Вид у него был такой же ошарашенный, как и у всех остальных.
– Прости, Стайлс! – воскликнул Дагнер. – Потом доешь. – Не успев договорить эти слова, он оказался на козлах, распутал привязанные вожжи, и повозка двинулась с места.
Все это заняло считаные секунды.
– А как же Брид? – отчаянно выкрикнул Морил.
– Но ведь ты же здесь – и сможешь передать ей привет от меня! – крикнул в ответ Дагнер. – Вперед, Стайлс! Ну, не ленись!
Черно-белая повозка описала короткую полуокружность рядом с Нависом, Миттом и Маевен. Дагнер наклонился к ним:
– Я обязательно последовал бы за вами, госпожа, если бы не эта неприятность!
Маевен сообразила, что он обращался к ней, и успела ответить быстрой неуверенной улыбкой. А потом конь перешел на маховую рысь. Черно-белый фургон стремительно удалялся; из-под колес, спицы которых слились в прозрачные круги, разлетались в стороны веера брызг из семян трав.
– Что это на него нашло? – поинтересовался Митт, остолбенело наблюдавший за происходившим.
– Я сообщил ему, что Фенна серьезно нездорова, – объяснил Морил. – Брат влюблен в нее. Так что он отправился прямиком в Аденмаут по зеленой дороге, которая проходит мимо Ханнарта. – Было совершенно ясно, что Морил очень горд преданностью, выказанной его братом.
– И почему у него герб на фургоне? – спросил Навис. – Мне показалось, что он похож на герб Южного Дейла.
Морил скорчил гримасу. Навис определенно затронул что-то, бывшее ему совсем не по сердцу.
– Это он и есть, – почти нехотя объяснил он. – Дагнер – граф Южного Дейла. Еще с прошлого года, когда нашего кузена убили. Он сказал мне, что граф Керил уговорил его нарисовать герб на повозке, но я-то знаю – Дагнер согласился только потому, что герб занимает меньше места, чем его полное имя. – Мальчик с нежностью посмотрел вслед стремительно удалявшейся повозке. – Единственное, чем Дагнер гордится, – тем, что он менестрель.
Правая бровь Нависа высоко взметнулась.
– Из этого можно сделать один вывод: Толиан мертв.
– Да, – подтвердил Морил.
– Ну-ну, – протянул Навис. – Неловко поздравлять со счастливым избавлением, тем более что он был близким родственником вашей семьи, но…
– Мы должны петь на рыночной площади, – прервал его Хестеван.
Он вновь вернулся к своей манере, делавшей его похожим на учителя.
– Ну-ну… – повторил Навис, когда они снова выехали на дорогу, направляясь вслед за зеленой повозкой в город. – Толиан мертв! Впрочем, если бы мне пришлось выбирать между Толианом и Керилом, я, в нашем нынешнем положении, предпочел бы Толиана.
– Никогда не встречался с ним, – сказал Митт.
– Ты даже не представляешь, насколько сильно тебе повезло, – ответил Навис. Потом он умолк и ничего не говорил до тех пор, пока они не вернулись на суматошную рыночную площадь. Там он нарушил молчание: – Митт, что ты думаешь о приличном завтраке в гостинице?
– Это, – живо откликнулся Митт, – лучшие слова из всех, что я слышал за весь день.
Они спешились возле прилавков, ряд которых заканчивался у большой гостиницы. У Маевен денег не было вовсе. Она с грустью наблюдала за действиями своих спутников, когда Навис повернулся и окликнул ее.
– Госпожа, не хотите ли пойти с нами? Это доставит мне истинную радость.
Девочка, не скрывая благодарности, приняла предложение. Ведя лошадей, звонко цокавших подковами по каменной брусчатке, они прошли по высокому и широкому сводчатому проходу в конюшенный двор, где мальчик с грубыми чертами лица разбрасывал солому, совершенно такого же цвета, что и его волосы. При этом он что-то жевал. Так же продолжая жевать, юный конюх подошел по знаку Нависа. Тот распорядился, чтобы лошадей сытно накормили.