– Да не смотрите вы так изумленно, – сказала в конце концов Кеннорет. – Мой дед велел мне продолжать ткать. Моей вины в том, что получается, нет. Выходит то, что выходит. Вы только взгляните сюда! Я не могу понять, что ты, молодая женщина, делаешь с мечом моего зятя. Ты вообще не та, кем должна быть. Как тебя зовут на самом деле?
Четыре лица обратились к Маевен, и на трех из них было написано потрясение. В сумрачном свете оно казалось особенно сильным. У Морила отвисла челюсть. Венд побелел как бумага. И он, и Митт отодвинулись подальше от Маевен. Митт хмурился, очевидно что-то напряженно обдумывая, и при этом у него был такой вид, будто он разгадал сразу несколько загадок, представлявшихся ему доселе неразрешимыми.
Маевен тоже попятилась, крепко стиснув обеими руками ножны с мечом. Она чувствовала, что вот-вот начнет паниковать.
– М-маевен, – пробормотала девочка. Кеннорет пристально смотрела на нее, и под обвиняющим взглядом этих сине-зеленых глаз Маевен поняла, что ей следует поправиться. – Э-э-э, если полностью, то Майелбридвен Менестрель.
– Ммм… Звучит как имя моей дочери в каком-то иностранном варианте, – проговорила Кеннорет. – И откуда ты?
– Из настоящего… я хочу сказать, из вашего будущего, – призналась Маевен.
Все изумились еще больше, хотя казалось, что больше некуда.
– Это невозможно… – простонал Венд.
– О да… но тем не менее это чистая правда, – ответила Кеннорет. – Этот красный клубок смотан из ниток, каких нет ни на одной из катушек, имеющихся в этой комнате. Я думала о том, как окрасить пряжу именно в такой цвет, но пока еще не сделала этого, хотя теперь вижу – со временем у меня получится. Я подумала, что чувствую нечто странное, когда на днях продевала челнок, но день выдался очень туманным, так что освещение было просто никудышным. Я действительно не видела этого до сих пор.
Венд, казалось, был полностью убит всем услышанным. Его лицо теперь сделалось много старше, чем у сестры.
– Распусти это! – выпалил он. – Пока еще не слишком поздно, Танакви, распусти эту ткань!
– Не будь дураком, – резко ответила сестра.
– Ты ведь уже распускала ткань прежде, – настаивал Венд.
– Очень редко, раз в несколько столетий, – парировала она. – И лишь в тех случаях, когда об этом просил Единый.
– Но в последний раз ты сделала это по моей просьбе! – выкрикнул Венд. Он пришел в полное отчаяние. – Неужели ты не помнишь? Я попросил тебя в тот день, когда этот вонючий предатель убил Адона. И ты распустила ткань!
– Утенок, в тот раз я распускала смерть, – очень серьезно пояснила Кеннорет. – Ты же не хочешь, чтобы я распустила живого человека.
– Но почему? – продолжал наседать Венд. – Она самозванка. Распусти ткань! Отошли ее назад! Я не хочу видеть ее здесь!
Маевен еще крепче стиснула меч и обвела испуганным взглядом всех находившихся в комнате. Похоже, что Венд в конце концов на самом деле спятил.
– Но ведь вы же как раз и захотели, чтобы я оказалась здесь! – выкрикнула она. – Вы своими руками отправили меня сюда! Вы заявили мне во дворце, что я должна занять место Норет!
Венд всем телом обернулся к ней. Он был таким высоким, разъяренным и исполненным странной мощи, что Маевен снова попятилась.
– Ты мне не нужна! С какой это стати я должен был отправить тебя сюда?
– Потому, – нерешительно ответила Маевен, – что настоящая Норет исчезла и вы решили…
– Исчезла? – заорал Венд.
Маевен теперь видела – его глаза не были безумными. В них бурлила такая смесь печали, потрясения и гнева, что их взгляд словно огнем прожигал пространство, как будто Венд совершенно не видел ее.
– Я думала, вы знали, – пробормотала она. – Когда вы сказали, что все знаете, там, возле путеводного камня… около Аденмаута…
– Что?! – рявкнул Венд. – Столько времени? – Он резко повернулся к сестре: – Где Норет Крединдейлская?
Кеннорет пробежала пальцами по ржаво-оранжевому узору, по вихрю алой шерсти вплоть до нити, свисающей с края материи.
– Та часть еще не соткана. – (Венд издал невнятный, очень недовольный звук.) – Утенок, как ты не понимаешь: я этого тоже не знаю.
Маевен готова была поклясться, что Венд прослезился. Впрочем, очень скоро он опять повернулся и впился взглядом в мальчиков:
– А вы знали?
Морил и Митт покачали головами.
– Да и откуда вам знать! – презрительно бросил Венд. – Вы же думаете только о себе. Неужели вы не понимаете? Все мои надежды были связаны с Норет. Страна могла вновь обрести королеву!
– Нет, не могла, – брякнула Маевен. – Появится ко…
Венд так же резко обернулся и заорал на нее:
– Что ты можешь об этом знать? Ты не Норет! Ты никто! Не для тебя я все эти века сохранял и исправлял зеленые дороги! Да пусть тебя повесят, пусть заодно провалятся все зеленые дороги! Ни с кем из вас я больше не сделаю ни шагу!
Он отвернулся, стрелой кинулся к выходу, каким-то чудом не посшибав по дороге штабеля катушек, и громко захлопнул за собой дверь.
Совершенно потрясенная, Маевен украдкой взглянула на Митта и Морила. Она очень боялась, что они, как и Венд, будут злиться на нее, но на обоих лицах увидела совершенно искреннее облегчение. Митт даже криво улыбнулся ей, прежде чем обратиться к Кеннорет:
– И часто ваш брат устраивает такое?
Кеннорет хмуро глядела в окно, из которого открывался вид на яблони и скалы, а ее руки тем временем нашли челнок с темно-зеленой ниткой, висевший рядом с ярко-алым, и принялись пропускать его сквозь нити основы. «Совсем как мама, – подумала Маевен, – когда ее что-то расстраивает». Услышав вопрос Митта, Кеннорет вздрогнула и, прежде чем ответить, взглянула вниз, будто хотела узнать, что успели наделать ее руки.
– О-хо-хо… – неожиданно по-крестьянски протянула она. – Вы должны извинить моего брата. Порой ему кажется, что все смертные строят против него козни. Он ведет себя таким образом, если у него на сердце становится очень тяжело. Мне кажется, брат отправился разыскивать настоящую девочку. – Она снова вздохнула. – Я думаю, что вам пора пойти и забрать продукты; они на столе в кухне. Ваши друзья уже заждались.
Хозяйка повернулась к своему станку. Митт и Морил переглянулись, и все трое, неслышно ступая, направились к двери. На столе их дожидались кувшин с молоком, дощечка с большим куском сливочного масла, миска с яйцами и головка сыра. Маевен застыла на месте, пытаясь понять, неужели Венд мог во время своего яростного бегства, невзирая ни на что, приготовить для них еду, но тут же заметила многозначительные взгляды Митта и Морила, стоявших напротив нее по другую сторону стола. «Ну вот, началось!» – подумала она.
Первым заговорил Морил:
– Так кто же вы на самом деле? Вы сказали – менестрель…
– Это фамилия, – объяснила Маевен. – Мой папа говорил, что у нас в роду были менестрели, хотите верьте, хотите нет, но вечером, накануне того дня, когда я попала сюда, он показал мне часть нашего генеалогического древа. Правда, за прошедшие столетия многие сведения утратились, так что я понятия не имею, может быть, мы даже родственники, а может быть, и нет… – Было настолько приятно снова почувствовать себя самою собой, что Маевен могла тараторить без остановки несколько минут. – Хотя моя фамилия Менестрель, петь я почти не умею…
– Насколько далеко в будущем? – перебил ее Морил.
– Что? Ах да. Думаю, лет двести.
Митт и Морил снова переглянулись.
– Большой срок, – заметил Митт. – Раз так, вы должны знать, что тут произойдет. Верно?
– Не очень хорошо, – созналась Маевен. Она была слишком разбита, чтобы сразу понять – ребят прежде всего интересует их собственное будущее. Ей хотелось поразить их рассказами о самолетах, компьютерах и телевидении. – В истории ничего не говорится ни о Бессмертных, ни о зеленых дорогах, ни вообще о чем-нибудь таком, – объяснила она. – Там все больше рассказывают о королях и политиках. Про Норет я не слышала ни слова, зато могу сказать, о ком говорят все историки. Его зовут Амил Великий. Я почти уверена, что его время начнется очень скоро.
– Кто-кто? – переспросил Митт.
– Амил, – вместо Маевен ответил Морил, чуть ли не обвиняющим тоном. – Но ведь это не королевское имя. Это одно из имен Единого.
– А что известно о нем? Расскажите, – потребовал Митт.
Маевен напрягла память:
– Ну… было большое восстание, и Амил Великий получил корону и объединил весь Дейлмарк. Он правил целую вечность, отстроил Кернсбург и очень сильно изменил всю страну.
– Ага, – сказал Митт. Это его устраивало. Ему и Навису оставалось лишь как-то дотянуть до этих событий, и можно было бы послать графа Керила и графиню куда подальше. – И когда же начнется это восстание?
– Дату вспомнить не могу, – призналась Маевен. Это было с ее стороны великой глупостью, если подумать, как часто она слышала ее во дворце. – Но до его начала никак не больше года. Я все это время думала, что буду путешествовать только до тех пор, пока не появится Амил.
– А где он объявится? – Митт должен был знать, куда ему идти.
Маевен еще сильнее напрягла память. Она чувствовала себя глубоко обиженной тем, что стоило ей освободиться от необходимости врать, как ей устроили экзамен по истории. Девочка так и сказала бы об этом, если бы не чувствовала, что находится в долгу перед ребятами. Увы, все, что она помнила, успело перемешаться.
– Думаю, восстание началось на Юге, где-то на побережье… Все-таки мне кажется, что в нем участвовали также Северный Дейл и Водяная Гора. И если я не ошибаюсь, Кернсбург. Да, я почти уверена, что хотя бы один из главных очагов был около Кернсбурга.
– Кернсбург. – Мальчики в очередной раз переглянулись. Маевен видела, что они напряженно размышляют. – Киалан собирался привезти Йинена и встретиться с нами в Кернсбурге, – сообщил Митт Морилу. – Если у него получится.
– Из Киалана, – отозвался Морил, – выйдет хороший король.
– А я поставлю на Йинена, – заявил Митт. – У Киалана, конечно, очень внушительный вид, но зато у Йинена потрясающий характер. – Оба взглянули на Маевен