. – Мне кажется, – заключил Митт, – что мы обязаны отправиться туда и передать одному из них кольцо, кубок и меч.
– Да, – согласился Морил. – Думаю, нам нельзя останавливаться. Тем более что Единый собственной персоной заинтересован во всех этих делах. А это точно? Давай вспомни-ка имя короля! – Он хмуро посмотрел на головку белого козьего сыра на столе. – Но я все-таки не понимаю: что же случилось с Норет?
Разговор подошел к той теме, которой Маевен больше всего страшилась. Мальчики пристально рассматривали ее, пытаясь определить те черты, что не соответствовали бы их воспоминаниям о настоящей Норет. Или даже решая, может ли она оказаться убийцей.
– Не знаю. Честно. Когда я попала сюда, она уже исчезла. Я нашла ее лошадь – по крайней мере, я думаю, что это ее лошадь, – бродящей около того самого путеводного камня. Думаю, ее мог похитить кто-нибудь из графов.
Снова Митт и Морил переглянулись.
– Это вполне возможно, – согласился Морил. – Здесь, на Севере, есть один-единственный граф, который не стремится остановить ее, – Лютан.
– Тогда мы поищем ее… потом, – предложил Митт.
Наступила тишина. Ее нарушало лишь негромкое посвистывание большого медного чайника, продолжавшего кипеть на слабом огне. А еще – постукивание ткацкого станка, доносившееся из соседней комнаты. Где-то в глубине сознания Маевен промелькнула мысль о том, что она должна иметь хоть какой-то ответ на этот вопрос.
– Я вспомнила! Когда Венд во дворце морочил мне голову, чтобы отправить сюда, он сам сказал, что Канкредин каким-то образом сумел добраться до Норет.
Они оба так и вскинулись, услышав эти слова.
– Голос, – прошептал Морил.
– А теперь мы кое-что вам расскажем, – заявил Митт. – Этот голос, который вы слышите. Вы думаете, что это Единый?
– Но это не он, – подхватил Морил. – Это Канкредин.
– Откуда вы знаете? – виновато спросила Маевен.
– Главным образом из того, что он от вас требует, – ответил Митт.
– Но ведь я единственная, кто может его слышать! – возразила Маевен.
– Мы оба его слышали, – сообщил Морил. – И точно знаем, что это Канкредин.
Они с Миттом в очередной раз переглянулись.
– Если он избавился от Норет, – произнес Митт, очевидно приняв решение, – значит колдун поставил вас на ее место, рассчитывая на то, что вы будете исполнять его приказы. Вам этого хочется?
– Нет! – категорически заявила Маевен. – Тем более что вы уверены… Нет!
– Значит, ни слова о Канкредине за пределами этого дома, – велел Морил.
Девочка оторвала взгляд от миски, где вперемешку лежали крупные бело-голубоватые утиные и желтые куриные яйца – она только сейчас заметила, что давно уже смотрит на них, – и окинула взором кухню. Низкий потолок. С толстых темных балок свисают гирлянды лука и медные кастрюли. Стулья с вязаными подушками. Вдоль стены тянутся полки со стеклянными банками, заполненными разноцветными жидкостями – вероятно, красками для пряжи, – это все принадлежит Кеннорет. Нетрудно поверить в то, что Канкредин не мог слышать их здесь, даже если он, как ей казалось, был повсюду. Она содрогнулась. Этот голос. Теперь девочка и сама поняла, что это был действительно Канкредин. Это тот же самый голос, который так напугал ее в поезде, когда появился гадкий старикашка, – напугал тем, что, казалось, исходил вовсе не от говорившего человека. Но она до сих пор не осознавала этого – вероятно, из-за того, что не видела лица, с которым можно было бы связать его звучание.
– Нет, – выдавила она. – Я не скажу ни слова. Вы знаете, я… Если честно, то я боялась, что схожу с ума.
– Кто угодно, но только не вы! – горячо успокоил ее Митт. – Так что давайте вести себя так, чтобы он думал, будто мы не знаем, кто он такой на самом деле. Верно?
– Верно! – согласилась Маевен.
И внезапно все трое развеселились. Девочка чувствовала себя как человек, которого долго мучил нарыв под ногтем, и вдруг кто-то пришел и ловко выдернул занозу. Митт громко расхохотался, прижимая к груди миску с яйцами и сыр.
– Знаете что?! – воскликнул он. – Готов спорить – ту идею, которую вы присоветовали шахтерам, вы взяли из книг по истории! Когда рассказали им, как нужно топотать.
– Бастовать, – поправил его Морил и так рассмеялся, что ему пришлось поставить на стол кувшин с молоком.
Маевен осталось только взять со стола хлеб и вприпрыжку устремиться к двери, выкрикивая на бегу:
– Топотать! Гоготать! Бастовать! – Маевен весело бежала через сад, размахивая руками; в одной она держала меч, а в другой хлеб. – Мы добыли меч! – кричала она.
Ребята были вынуждены следовать за ней гораздо медленнее, чтобы не пролить молоко и не разбить яйца. Морил первым сделался серьезным.
– Ну и о чем ты думаешь? – осведомился Митт.
– Она ничего не слышала о Норет, – заметил Морил. – Но тогда что же случится с ней самой? Ведь ее тоже не может быть в истории.
18
Навис, по-видимому, все же пришел к выводу, что на этом поле опасность им не угрожает.
Маевен появилась в тот момент, когда он только одевался после купания в каменном корыте. Пока она мчалась через поле, Навис поспешно натягивал на себя одежду, чтобы предстать перед ней в своем обычном виде. Хестеван, протиравший многочисленные квиддеры в фургоне, не спеша подошел посмотреть на добычу. Тут подоспели и Митт с Морилом.
– Бесспорно, старинная вещь, – заключил Навис, – стоящая того, чтобы потратить на нее полвечера. Конечно, в нашем арсенале в Холанде имеются клинки много лучше, но, если нам случится принять участие в бунте, любое оружие придется кстати. А где Венд? Остался ночевать у сестры?
– Разве он не вернулся? – спросил Митт.
– Мы не видели его с тех самых пор, как он увел коз, – ответил Хестеван. – А что, Венд должен был прийти сюда?
– Я не уверен, – протянул Морил. – Может быть, он ушел совсем.
Ужин оказался очень обильным и сытным. Все яйца сварили вкрутую, сразу же разрезали и в еще горячие положили по кусочку масла. Когда же совсем стемнело, а Венд так и не появился, Митт и Морил разделили оставленные для него яйца между собой. Все остальные, как выяснилось, были сыты и отказались.
Маевен радовалась, что Венд не объявил этим двоим о ее самозванстве. Навис мог бы отнестись к этому довольно спокойно, но Хестеван наверняка пришел бы в бешенство. Впрочем, Навис счел отсутствие Венда опасным признаком и устроил на дороге, в некотором отдалении от хутора, хитрую западню из веревок.
Ночь прошла совершенно спокойно. Путники проснулись, когда небо только-только начало светлеть, и обнаружили, что их укрывшийся в окруженной скалами лощине луг стал намного меньше. Не было ни огорода, ни фруктового сада. Первой это открытие сделала Маевен. Она вознамерилась поплескаться в каменном корыте, прежде чем проснутся все остальные. Корыто исчезло. На его месте обнаружилась лишь небольшая яма с глинистыми краями, из которой выбивался крошечный родник. Вода почти сразу же терялась в траве. Она обернулась к дому и увидела в той стороне множество диких яблонь и вишен, поднимавшихся над густыми зарослями шиповника и ежевики. В глубине этой чащи ей удалось рассмотреть полуобвалившиеся стены маленького каменного дома без каких-либо признаков крыши.
– И никаких кур, – осторожно заметил Навис, неслышно подошедший сзади к Маевен.
– Так что с нашей стороны было опрометчиво съесть вчера все яйца. – К тому времени и остальные трое вышли на луг и стояли, обмениваясь тревожными репликами. Навис, картинно вскинув бровь, обернулся к Митту. – Как твое мнение? Бессмертные покинули нас?
Митт с несчастным видом пожал плечами:
– Понятия не имею.
Хестеван стоял рядом с родником и оглядывался, задумчиво поглаживая бороду.
– Теперь я узнаю это место, – сказал старик. – Это Росистый дол, а это, – он кивнул на ямку, – исток реки Водяной Горы. Я бывал здесь. Существует предание, что Адон, когда скрывался, жил в том самом домике, от которого остались одни развалины.
– В таком случае меч должен быть подлинным, – твердо заявил Навис и решительно пошел осматривать свои силки.
Ему потребовалось немало времени, чтобы отыскать ловушки, – там, где только вчера плотной стеной стоял ароматный тростник, теперь росли чертополох и ежевика. Навису пришлось призвать на помощь спутников, и общими усилиями они сумели отыскать силки на склоне холма. Оттуда было хорошо видно на месте вчерашнего озера заросший пруд с зеленой водой.
Хестеван уныло посмотрел вокруг:
– Эти перемены – худшее из всех возможных предзнаменований.
– О, бросьте вы! – воскликнула Маевен, позабыв, что старый менестрель по всем приметам не любил ее. – Мы же добыли меч.
Хестеван перевел мрачный взгляд на нее:
– Золотой город всегда за самым дальним холмом. – Прежде чем Маевен или Митт успели спросить его, что могло означать это глубокомысленное изречение, он добавил: – Полагаю, теперь нам лучше всего было бы разойтись каждому в свою сторону.
– Ого! – коротко воскликнул Морил, так что всем стало ясно – он не допускает даже такой мысли.
Митт постарался объясниться более внятно:
– Что касается меня и Нависа, то это попросту исключено.
– Зато вы, менестрель, можете отправиться, куда вашей душе угодно, – добавил Навис.
После завтрака никто не почувствовал себя веселее. Хестеван даже сделался еще мрачнее – хотя такое было нелегко представить, – едва выяснилось, что на месте дороги протянулась заболоченная ложбина, по которой повозка сможет проехать с большим трудом.
Когда они, все еще вшестером, медленно выбрались на берег реки, Навис пробормотал сквозь зубы:
– С Бессмертными никогда ничего не поймешь.
Все весьма обрадовались, когда оказались там, где речка пересекала зеленую дорогу, и не обнаружили никаких перемен. Путники даже видели отпечатки копыт – то самое место, где их преследователи топтались на пропитанном водой дерне, где въехали в воду и где выбрались из нее.