– Быстро ложитесь!
Камень представлял собой очень маленькое и ненадежное укрытие, но ничего лучшего поблизости просто не нашлось. Все сгрудились возле Киалана, опустились на колени или присели на корточки. Митт стоял на одном колене, придерживая корону левой рукой.
– Что здесь происходит? – задыхаясь от волнения, пробормотал Морил. Он согнулся пополам, прикрывая квиддеру своим телом. – Очень похоже на южан! Это их цвета!
Йинен взглянул сквозь отверстие в путеводном камне:
– Это они, точно! Кажется, это Андмарк.
– Граф Хенда! – воскликнул Митт. Все, кроме Маевен, приподнялись, чтобы поспешно оглядеться. – Да их тут сотни! Откуда они взялись?
– Это, должно быть, их мы с Йиненом слышали вечером, – предположил Киалан. Он скрючился, прижав подбородок к коленям. – Я, помнится, подумал, что слышу скрип обозных телег.
Митт снова вскинул голову, чтобы взглянуть на окутанное дымом поле боя, но тут же поспешно пригнулся. Над самым камнем, злобно взвизгнув, пронесся арбалетный болт. Впрочем, Митт успел увидеть ряд больших черных фургонов, стоявших сплошной стеной невдалеке, за зеленой дорогой.
– Они используют фургоны как прикрытие, – сказал он. – Для стрелков с ружьями.
– И кто, по-твоему, берет верх? – спросил Киалан.
Митт покачал головой, ощущая непривычную тяжесть короны. Сражение, судя по всему, еще не дошло до той стадии, когда можно было с уверенностью решить, на чьей стороне будет победа, но ему показалось, что южан вокруг гораздо больше, чем жителей Севера. Похоже, северяне понемногу уступали.
К грохоту битвы присоединился новый шум. Поначалу его было трудно различить. Митт решил, что уловил его лишь потому, что сидел на земле, – сначала почувствовал телом сотрясение почвы и только потом услышал тяжелый гул. В первое мгновение он спросил себя, не произнес ли он случайно имени Колебателя Земли. Земля на самом деле тряслась.
Позади раздался мощный многоголосый крик.
Они резко обернулись и увидели сплошную стену всадников, летящих галопом прямо на них. Мир, казалось, заполнился тысячами мелькающих лошадиных копыт, выбивающих из земли комья и ошметки травы, и гулким громом, схожим с грохотом бесчисленного множества барабанов. Киалан раскинул руки, обхватил четверых спутников, повалил наземь вплотную к камню и с криком «лежать!» упал сверху, пытаясь прикрыть их своим телом.
Когда же кавалерия приблизилась, друзья еще сильнее съежились и попытались вжаться в землю, не забывая при этом хоть краем глаза смотреть вокруг. Повсюду мчались лошади; кроме них, уже ничего не было видно. Один всадник пронесся прямо над их головами: конь перепрыгнул через камень и прятавшихся за ним людей. Земля тряслась, как в лихорадке.
– О великий Единый! – простонал Киалан, провожая взглядом перемахнувшего через них всадника. – Это же мой отец! Теперь, чем бы ни закончилось это дело, нам все равно придется худо!
Шум битвы внезапно сделался вдвое громче. Они почти физически ощущали, как всадники Ханнарта врезались в сражение. Выглянув за край путеводного камня, Маевен увидела залитый кровью лошадиный круп. В следующее мгновение что-то тяжело свалилось наземь – звук был такой, будто упал мешок с тряпьем. Это был всадник; он лежал в неестественной позе, как сломанная кукла.
Воин не двигался, но его лошадь визгливо ржала от боли, и так же ржали многие другие лошади. Маевен сама чуть не завизжала. Ей захотелось, чтобы ее вырвало. Девочка закрыла глаза, чувствуя, как к ним непреодолимо подступают горячие слезы. Митт был прав, когда заявил, что она ненавидит войну. Это ужасно. И самое плохое заключалось в том, что лично она оказалась чуть ли не главной виновницей всего происходящего, когда поехала по Королевскому пути вместо Норет. Лишь желание ни в коем случае не подвести Митта не позволяло ей впасть в истерику, разрыдаться, рухнуть ничком, начать вырывать траву руками и бить по земле ногами. Она присела на корточки, хватая ртом воздух.
Пуля с громким скрежетом ударилась о край камня и едва не попала в девочку. Неожиданно Киалан выкрикнул чуть ли не в самое ее ухо невероятно грязное слово. Маевен резко обернулась и увидела, что он держится за плечо. Из рукава торчал кусок гранита, а вокруг быстро расплывалось пятно крови. Киалан повторил ругательство и схватился за камень, чтобы выдернуть его.
– Не смей! – рявкнул Митт. – Сначала нужно остановить кровотечение!
– Так мне же больно, – удивленно ответил Киалан; под глазами у него, видимо от шока, набрякли серо-зеленые мешки.
Маевен видела, насколько ему больно. А ведь юноша своим телом прикрыл их всех. Он не заслуживал таких страданий. Ей очень захотелось чем-нибудь помочь ему, и она вскочила. Возле зеленой дороги продолжалась ужасная сеча, а между камнем и сражающимися всадниками лежали на земле, словно огромные куклы, трупы да бродило несколько лошадей без всадников. И среди этих лошадей была и ее собственная. Вернее, эта лошадь принадлежала Норет, но, к несчастью, бедной Норет она никогда больше не понадобится.
– У меня в седельной сумке были бинты, – крикнула Маевен и кинулась к лошади.
Митт и Морил в один голос закричали, чтобы она немедленно вернулась, но, как ни странно, в этот момент пули перестали свистеть над головами. Сражение снова откатилось в сторону, и теперь пешие и конные рубились около ряда черных фургонов. Маевен добежала до лошади, чувствуя себя в полной безопасности. Ей наконец-то удалось совершить смелый поступок! Кобыла послушно стояла на месте. Маевен приподнялась на цыпочки и начала возиться с ремнями своего тюка. Быстрее, быстрее, не то Киалан истечет кровью и умрет! Ей показалось, что для того, чтобы расстегнуть две пряжки, понадобилось сто лет.
И тут к ней снова обратился знакомый голос:
– У тебя прямо под ногами валяется потерянный кем-то заряженный пистолет, – сказал он. – Возьми его и…
– О, заткнитесь, пожалуйста! – откликнулась Маевен. – Киалан ранен.
– Морил! – негромко произнес Митт.
– Знаю. Я его услышал. – Морил поспешно склонился над квиддерой, пытаясь пробудить ее силу.
Митт ощущал, что эта сила собирается медленно – видимо, ее трудно было снова вызвать к жизни после такого короткого промежутка, да и крики и грохот сражения явно мешали.
– Я удостоверился в том, что Адон ранен. – Голос, разговаривавший с Маевен, звучал очень самодовольно. – Так вот тебе мои распоряжения: сначала стреляй в южанина с короной, а затем…
– Да заткнись ты! – пронзительно взвизгнула Маевен.
Наконец-то ей удалось справиться с пряжками. Здесь были бинты… Где? Где же? О, вот они! Она взяла один из них и поспешила обратно. Что еще? Пистолет? Ах да. Вот он, прямо под ногами лошади.
Голос набрал мощи и превратился в грозный рев:
– Возьми его, глупая девчонка. Пристрели их всех и забери корону!
– Быстрее! – поторопил музыканта Митт.
– Нет! – отрезала Маевен.
И носком сапога она откинула пистолет как можно дальше.
Митт застонал. Наконец Морил подцепил четырьмя пальцами басовую струну и отчаянно дернул. Квиддера ответила глубоким медным звенящим гулом, как будто мальчик не ущипнул струну, а ударил в гонг.
Животное перед Маевен вдруг отплыло в сторону. Хотя оно все еще походило на настоящую лошадь, но очертания уже начали струиться, как дым, растекаясь коричневатыми струйками. А на месте лошади концентрировался призрак мужчины. Фигура в двенадцать футов, а то и больше, ростом расширялась от плеч к бедрам. Она походила не то на колокол, не то на грушу. Призрак оказался облачен в нечто вроде тоги. Он склонился над Маевен и уставился на нее злобными глазами, полуприкрытыми жирными веками. Под тогой ничего не было – Маевен ясно видела там пустоту! Но почему-то именно это было самым страшным в призраке. «И вот на этом я ездила!» – с ужасом подумала она.
Удивительное дело, но тот факт, что Маевен могла видеть его, ничуть не смутил Канкредина. Он прогремел:
– Я Единый! Ты должна беспрекословно исполнять все, что я прикажу!
Митт пошевелился, намереваясь встать. Призрачные глаза, прикрытые жирными веками, уловили это движение. Бесформенная рука, высовывающаяся из пустого рукава, сделала резкий жест, но в этот же момент Маевен бросила:
– Нет, ты не Единый. И тебе ни на одно мгновение не удалось одурачить меня! – Девочка дрожала от страха, но была очень рада, что смогла сохранить самообладание.
Высокая фигура еще ниже склонилась к ней. Длинные растрепанные локоны свесились по обе стороны лица, а огромные бесформенные руки вытянулись вперед. Митт почувствовал, что не в состоянии сдвинуться с места. Руки Морила, лежавшие на струнах квиддеры, застыли, неестественно изогнутые. Но Митту и не требовалось никуда идти. Он вобрал в грудь воздух и выкрикнул:
– ЙИНЙИНЕН!
И в следующий миг метнулся с места, разорвав незримые путы, и ринулся вперед, словно спринтер. Непостижимым образом ему удалось преодолеть расстояние, отделявшее его от Маевен, свалить ее с ног и прикрыть собой раньше, чем Аммет ответил на его призыв.
Налетел воющий порыв ветра. Он принес тучи мякины. Затем отовсюду с силой полетели больно жалившие пшеничные зерна. Маевен и Митт съежились. Но наперекор шквалу, наперекор граду из зерен, наперекор тучам пыли и мякины, норовившей забить глаза, они оба все же подняли головы и смотрели, как призрак Канкредина закружился, втягиваемый в воронку смерча.
Все закончилось очень быстро. Призрак слепился в темный комок, который, впрочем, тут же разлетелся на мелкие клочья, втянувшиеся в воронку. А сам смерч замедлил вращение и исчез, широко разбросав по зеленой траве зерно и полову.
– Ты разделался с ним? – спросила Маевен.
– Не уверен.
Митт поднялся на колени. Не было заметно никаких признаков присутствия Канкредина. Медный звон, который Морил извлек из квиддеры, все еще отдавался в ушах и, казалось, не собирался утихать. Если бы Канкредин был поблизости, то он сделался бы видимым.
– Сдается, Аммету удалось ухватить лишь его часть, – тяжело вздохнув, продолжал Митт, – но, думаю, отсюда он убрался.