– Это чистое золото! – изумился он.
– Я тоже так думаю. – В голосе Рита звучал не то страх, не то благоговение. – А кто это нашел? Ты или я?
– Ты поднял эту штуку, я лишь наступил на нее.
Рит еще раз покрутил в руках статуэтку, с которой продолжала капать вода.
– Хотел бы я быть уверенным… Ты не будешь против, если я пока что сохраню ее у себя, а твою долю отдам, когда кое с чем разберусь?
Если бы Митт не так сильно натер себе бедра, он, возможно, и начал бы спорить. Но холодная вода жгла его ссадины, словно кислота, и он едва мог думать о чем-либо другом.
– Прекрасно, – выдохнул он и побрел к дальнему берегу, где стояли обе лошади, по-видимому весьма довольные собой.
Рит шел за ним, на ходу пряча мокрую статуэтку за пазуху.
– Ты очень щедр, – все повторял он, когда они сели верхом и поехали дальше. – Ты на самом деле согласен, чтобы она пока побыла у меня?
Судя по всему, его переполняли сомнение и восторг одновременно – ничего удивительного, решил Митт, любой, кто нашел здоровенный кусок чистого золота, чувствовал бы то же самое. И прекрасно, что Рита так волнует его мнение.
Весь следующий час, а может, и больше Рит то и дело восклицал по поводу поразительной случайности, которая привела их к нужному месту, и вновь и вновь спрашивал Митта, действительно ли тот согласен подождать свою долю.
– Если бы не оползень, – сказал он, – мы ни за что не поехали бы этим путем. Так ты правда не против?
С каждым разом Митт отвечал все грубее и грубее. Ему казалось, что он протер кожу до мяса, – так сильно мокрые кожаные бриджи раздирали ссадины. Из-за графского заговора, в который его втянули, вряд ли ему в будущем представится шанс воспользоваться найденным золотом! Да и какое теперь у него это будущее? Очень хотелось, чтобы Рит замолчал. К концу дня, когда перед ними снова появилось сверкающее голубизной море, занимавшее весь северный окоем, Митт уже готов был заорать на попутчика. Возможно, этим бы дело и кончилось, если бы, выехав на мыс, с которого открывался вид на Аденмаут и два моста через реку, они не увидели, что кому-то нужна помощь.
На мосту без перил перевернулась повозка менестреля. Лошадь, тянувшая повозку, билась внизу, в воде, и не могла подняться на ноги. Митт разглядел, что кто-то тщетно пытается ей помочь. На берегу лежала девушка – похоже, мертвая.
– Скорее туда! – крикнул Рит, и его лошадь помчалась вниз с холма с такой решимостью, будто надумала тоже свалиться в реку.
Митт последовал за своим спутником со всей быстротой, на которую был способен Графиня, а тот не слишком любил торопиться. Холм оказался чрезвычайно крутым. Даже Рит замедлил ход на полпути, хотя, возможно, лишь потому, что увидел приближавшуюся помощь. С середины склона открывался вид на длинную зеленую долину, оттуда стремглав неслись люди. А через второй мост вообще мчалась целая толпа и, далеко опередив ее, галопом летел всадник.
Все торопились к мосту, но дружинник в мундире Аденмаута оказался там первым. Пока Графиня осторожно, оскальзываясь, преодолевал последний отрезок крутого спуска, Митт успел заметить, как всадник спрыгнул на землю, бросил поводья рыжеволосому мальчику-менестрелю и побежал к бившейся в воде и жалобно ржавшей лошади. Окинув ее лишь одним взглядом, он взвел курок пистолета и выстрелил животному в голову.
Когда ребята оказались возле моста, лошадь еще продолжала конвульсивно дергаться. Звук выстрела отдавался в ушах, словно воспоминание о самых дурных снах Митта. Судя по совершенно белому, застывшему лицу мальчика-менестреля, тот чувствовал себя точно так же.
– Мы можем чем-нибудь помочь? – спросил Рит.
Дружинник, начавший было перерезать вожжи, на которых висела мертвая лошадь, обернулся, и Митт чуть не рассмеялся. Это оказался Навис. Ну да, как же иначе.
– Привет, – сказал он.
Навис кивнул, как обычно холодно.
– Позаботься о девочке, – бросил он Риту, ткнув пальцем в сторону лежащей. – Думаю, она жива. А ты, Митт, помоги мне снять сбрую с этой лошади.
Когда юноши спешились, Митт заметил и старшего менестреля: тот бродил по мосту, осторожно собирая музыкальные инструменты. Это был дядька мечтательного вида с седоватой бородой; от такого проку не будет, решил Митт и, хромая, поспешил к Навису. Рит тем временем бегом кинулся к девочке, которая действительно уже пыталась сесть, держась одной рукой за голову.
– Возьми нож и перережь вот это, это и это, – распорядился Навис.
Казалось, он нисколько не удивился встрече с Миттом. Навис смотрел в изжелта-бледное лицо юного музыканта, который с ненавистью пожирал его глазами.
– Лошадь сломала две ноги, – сказал он мальчику. – Неужели сам не видишь? Ей уже нельзя было помочь.
– Он ничего не видел одним глазом, – процедил маленький менестрель. – И ступил мимо моста.
– Лучше бы это случилось с моей скотиной! – воскликнул Митт, желая подбодрить его. – Вот уж самый настоящий пакостник.
Мальчик вместо ответа лишь уставился на него.
– Южанин. Вы оба южане. – С этими словами он отвернулся и двинулся на другой берег, уводя кобылу Нависа с моста.
Навис взглянул на Митта:
– Как видишь, нас здесь не слишком любят. Теперь отрежь тут.
Митт с яростью полоснул ножом по ремешку. Холодный, равнодушный Навис. Митт уже и забыл, какой он бесчувственный.
К тому времени, когда они высвободили мертвую лошадь, подоспели люди с фермы и из города. Началась типично северная всеобщая суета и болтовня. Больше всех тараторил фермер, который хотел, чтобы все знали, как быстро он побежал за помощью в замок и что ему сказала леди Элтруда. Однако во всем этом была и незаметная на первый взгляд деловитость. Не прошло и минуты, как множество рук поставили зеленую повозку на колеса, и Митт смог прочесть золотую надпись на боку:
– «Хестеван-менестрель»…
– Я вам нужен? – откликнулся бородатый дядька.
Он остановился около Митта с квиддерой в одной руке и флейтой в другой. Юноше сделалось неловко. Он произнес эти слова вслух лишь потому, что ему все еще было трудно читать про себя. Теперь нужно хоть что-то сказать.
– Как вам удалось обойти оползень на дороге?
– Оползень? – переспросил Хестеван. – Какой оползень?
Митт отвернулся от него и взглянул на Рита. Тот взволнованно прошептал:
– Эй, мне кажется, эта девушка, Фенна, здорово ушиблась головой. Ты не поможешь посадить ее на лошадь?
Графиня в этот момент доказывал, что он не обучен ходить в упряжке. Помощники пятили его задом, вводя в оглобли, а злобный мерин тянулся, стараясь укусить каждого, кто оказывался вблизи, и одновременно лягал повозку. Митт подбежал и освободил доброхотов от безнадежного занятия.
– Ты, никчемная, дрянная Графиня! – ругал он коня, ведя его к раненой девушке.
Мальчик-менестрель взял лошадь под уздцы, а Митт и Рит подняли Фенну в седло.
Гомонящая толпа тут же впрягла в повозку лошадь Рита. Никому даже в голову не пришло поставить в оглобли красивую кобылу бывшего графа. Обычная история с Нависом, подумал Митт, принимая уздечку от мальчика. А паренек казался таким же больным, как и Фенна.
– Морил, хочешь, я тоже посажу тебя в седло? – Его имя он угадал по разговорам.
Тот молча отвернулся и пошел к повозке.
– Ладно, дело твое! – пожал плечами Митт.
После всей этой беготни его пятая точка болела так, будто ее жгли раскаленным железом. А когда он, ведя лошадь под уздцы, зашагал к видневшимся невдалеке строениям Аденмаута, стало еще хуже. Фенне пришлось толкнуть Митта ногой, и лишь после этого он сообразил, что она обращалась к нему:
– Э-э… Молодой дружинник! Господин!
Митт обернулся. Девушка оказалась смуглой и симпатичной и говорила с чуть заметным южным акцентом, услышав который Митт попытался улыбнуться ей.
– Извините. Что?
– Не сердитесь на Морила, господин, – проговорила Фенна. – Он любил нашего старого коняжку. К тому же я слышала, что в прошлом году южане убили у него лошадь.
«Ладно, пусть так, но я-то тут при чем?» – подумал Митт. Но вслух вежливо сказал:
– Слышали? Я-то думал, что он ваш брат.
– О нет. Морил – сын Кленнена-менестреля. Он сам скоро станет великим певцом.
Рит взглянул на Митта из-под головы Графини и усмехнулся:
– Ох уж эти артисты! Да они и не похожи вовсе, просто рыжие оба. Фенна, сядьте прямо, а то опять свалитесь.
До Аденмаута оказалось совсем недалеко, нужно было снова пересечь Аден, с шумом струивший свои воды мимо невысоких серых домов на берегу бухты. Это очень обрадовало Митта. К тому моменту, когда они дошли по главной улице до замка, он с трудом переставлял ноги, всякий раз сомневаясь, сможет ли сделать следующий шаг. Их прибытие вызвало самый настоящий переполох: добрая сотня человек, а то и все полторы высыпали из домов узнать, что случилось. Затем все отправились вслед за прибывшими во двор замка, где уже установили ряды столов – деревянные щиты, уложенные на специальные козлы, – для пира Вершины лета. Чтобы повозка смогла проехать, часть импровизированных столов пришлось разобрать.
Леди Элтруда с крыльца отдавала приказы громовым голосом, который сделал бы честь ветерану-дружиннику.
– Навис! – рявкнула она. – Отвезите эту штуку в конюшню! Спаннет, приведи законоведа! Ты! – это уже Митту. – Ты, в мундире Аберата! Приведи бедную девочку ко мне!
Однако не успел Митт пошевелиться, как между столами пробрался Рит. Он подвел Графиню, на спине которого сидела Фенна, к самому крыльцу и громко крикнул:
– Тетя! Тетя! Я здесь! Я вернулась! Я получила мое знамение!
Леди Элтруда тяжело затопотала вниз по ступеням.
– Норет! Норет, голубушка моя! – воскликнула она и обеими руками прижала Рита к груди.
Митт в ужасе остолбенел.
3
Суматоха улеглась на удивление быстро. Митт стоял в почти опустевшем дворе и беспрестанно задавал себе один и тот же вопрос: что же теперь делать? Вдруг ему на плечо опустилась рука. Это был, конечно же, Навис.