Никто, кроме Арлбета и Тора, не попросил ее научить их.
Однажды вечером, когда было выпито уже изрядное количество вина, Перлит стал развлекать общество исполнением новой баллады. Он заявил, будто услышал ее от женщины-менестреля на одном из самых мелких и грязных городских рынков. Собственно, и сама менестрель была мелковата и грязновата, добавил Перлит с улыбкой, путь ее в Город лежал через мелкие и грязные горные деревеньки, где она и услышала эту балладу.
Баллада воспевала Аэрин Огневолосую, чьи косы горят огнем ярче драконьего. Вот потому-то драконы и не могут причинить ей вреда, когда она выходит на бой с ними, — они теряются от стыда, завидев пламя ярче собственного. Второй сола обладал приятным чистым тенором, и баллада оказалась сложена не так уж плохо, а мелодия была старая и почтенная, ласкавшая слух многих поколений. Но Перлит за счет мельчайших модуляций и тончайших иронических намеков превратил песню в издевку, и у Аэрин побелели костяшки пальцев, сжимавших кубок с вином.
Когда Перлит закончил, Галанна звонко рассмеялась — уж она-то умела.
— Какая прелесть! Подумать только, мы живем рядом с легендой. Ты можешь представить, что кто-нибудь сложит песню о нас, по крайней мере при нашей жизни?
— Будем надеяться, песни, сложенные в нашу честь, окажутся не столь разоблачительны, — шелковым голоском отозвался Перлит, — как эта, где объясняется, почему наша Аэрин с такой легкостью убивает драконов.
Аэрин понимала, что виду подавать нельзя, но не стерпела и покинула зал, и Галаннин смех несся ей вслед по коридору.
Вести о Нирлоле дошли спустя неделю после исполнения Перлитом той баллады. В день прибытия гонца Аэрин уехала бить очередного дракона и вернулась в Город только на следующий день после обеда. На сей раз ей попалась не только пара взрослых драконов, но и выводок детенышей. Последний драконыш оказался почти неуловим. Мелкий размер позволял ему с легкостью прятаться, и, в отличие от братьев, ему хватило ума воспользоваться этим преимуществом. Но детеныши уже достигли возраста, позволяющего питаться самостоятельно, и Аэрин не посмела оставить в живых даже этого хитреца. Она бы и вовсе его не нашла, если бы драконья гордость не заставила малыша выпустить во врага язычок пламени. Мрачная неблагодарная работа — убивать такую мелочь. Детеныш даже не дорос еще обжигать человеческую кожу своими крохотными бледными огоньками. Но Аэрин сосредоточилась на мысли, что он вырастет в мерзкую тварь, способную поедать детей, выкопала его из норы и пристукнула.
Поселение, которое страдало от драконов, было достаточно крупным, и в честь Аэрин устроили праздник с жонглерами и менестрелями. Пришлось провести там вечер, и на следующее утро она проснулась поздно. Проезжая в тот день по Городу, она чувствовала нервное возбуждение, и Талат от этого беспокоился.
— Что случилось? — спросила она Хорнмара.
Тот покачал головой.
— Неприятности… Нирлол мутит воду.
— Нирлол, — повторила Аэрин.
Она знала про Нирлола и про его нрав, потому что присутствовала на заседаниях совета.
Шесть дней спустя Аэрин встретилась с отцом в большом зале, на боку у нее висел полученный из его рук меч, и просила позволения ехать с ним. И видела его лицо, когда он изо всех сил старался не обидеть ее. И видела, чего на самом деле стоит заработанное ею место при его дворе. Аэрин Драконобойца. Королевская дочь.
ЧАСТЬ II
12
Три дня спустя Тека принесла Аэрин записку от Тора. Кузен несколько раз пытался встретиться с ней, но она отказывалась разговаривать с ним. Теке не удавалось ее поколебать, а видя блеск в глазах подопечной, она не смела предложить Тору просто заявиться без доклада. Записка гласила: «Мы выезжаем завтра на рассвете. Проводишь нас?»
Хотелось сжечь записку, или порвать в клочки, или съесть, или разреветься. Ночь Аэрин провела в оконной нише, завернувшись в меховое покрывало. Порой она задремывала, а большую часть времени смотрела, как движутся по небу звезды. Ей не хотелось стоять на холодной серой заре и смотреть, как уходит войско, но придется. Аэрин понимала, как сильно ранила отцовское сердце необходимость отказать ей, ведь она слишком молода, слишком неопытна. Но он не мог позволить себе ни малейшего колебания веры в войске, уходящем навстречу Нирлолу, а ее присутствие неизбежно вызвало бы такое колебание. Потому что она приходилась дочерью женщине с Севера.
Но можно хоть расстаться по-хорошему. Жест вполне в духе Тора. Отец ее, при всей его доброте, слишком горд — или слишком король. И сама Аэрин слишком горда, или слишком уязвлена, или слишком юна.
И поэтому она стояла со слипающимися глазами во дворе замка, а командиры конницы и придворные садились на лошадей и ждали короля и первого солу. Войско собралось на широкой поляне за воротами Города. Аэрин казалось, будто она слышит топот копыт, позвякивание удил, видит длинные тени деревьев, лежащие на боках лошадей и лицах людей.
Из-за угла нависающей громады замка появился Хорнмар с Кестасом в поводу. Королевский конь ступал едва не на цыпочках, насторожив уши и высоко подняв хвост. Старший конюх увидел первую сол, без слов подвел Кестаса к ней и вложил поводья ей в руку. Конюший первого солы бесстрастно ждал, держа Дгету. Хорнмар отвернулся, чтобы сесть на собственного коня, ибо уезжал с войском. Но тем самым он передал дочери короля честь держать королевское стремя. Это была не мелочь: считалось, что тот, кто держит королевское стремя, дарует королю свою удачу, и в прежние времена нередко королева требовала этой чести для себя. Однако чаще король сам назначал того, кого считали удачливым, — победоносного военачальника, или старшего сына, или даже первого солу, — держать стремя для него, особенно когда уезжал на войну или в сложную дипломатическую поездку, способную внезапно обернуться войной.
Никто ничего не сказал, но Аэрин почувствовала, как по двору прошел холодок. Некоторые из всадников гадали, не принесет ли ведьмина дочь неудачу в походе, а сама она гадала, не оказал ли ей Хорнмар медвежью услугу. Если войско выступает в ожидании худшего, скорее всего, беда не заставит себя ждать.
Аэрин мрачно держала поводья Кестаса, но Кестаса подобные настроения не устраивали, поэтому он тыкал ее носом, пока она не улыбнулась невольно и не погладила его. Услышав королевские шаги, она подняла взгляд и, встретившись с отцом глазами, поняла, как он рад, что она откликнулась на просьбу Тора. Арлбет поцеловал дочь в лоб, взял ее лицо в ладони и долгое мгновение смотрел на нее. Затем он повернулся к Кестасу, и Аэрин схватила стремя и развернула его, чтобы отец мог продеть ногу.
В этот миг у ворот возникло небольшое оживление, и на гладкие плиты двора шагнул усталый конь со всадником на спине.
Конь остановился, раскачиваясь на широко расставленных ногах, слишком выдохшийся, чтобы уверенно ступать по гладкой поверхности. Его всадник спешился, уронил поводья и побежал к королю.
Арлбет, по-прежнему держа Аэрин за плечи, обернулся к вновь прибывшему.
— Повелитель… — выдохнул человек.
Арлбет склонил голову, словно находился в большом зале, а этот человек был всего лишь первым в длинной череде утренних просителей.
— Повелитель, — опять начал человек, словно не в силах припомнить весть, которую принес, или не смея ее рассказать.
Взгляд его метнулся к лицу Аэрин, которая по-прежнему держала стремя и с испугом увидела свет надежды в глазах человека.
— Черный Дракон пришел, — выдавил наконец пришелец. — Маур. Его не видели много поколений. Последний из великих драконов, огромный, как гора. Маур проснулся.
По лицу человека катился пот, конь его дышал неглубоко и с присвистом, чуть живой после бешеной скачки.
— Умоляю… о помощи. Моей деревни, возможно, уже нет. Остальные скоро разделят ее участь. — В голосе звенела паника. — Через год… через три месяца Дамар может весь почернеть от драконьего дыхания.
— Эта беда пришла из-за Гор, — сказал Тор, и Арлбет кивнул.
Король заговорил после долгой печальной и мрачной минуты молчания, и голос его был глух.
— Как сказал Тор, пробуждение Черного Дракона — беда, посланная нам, и посланная нарочно именно тогда, когда мы не можем на нее отвлекаться.
Плечи у гонца поникли, и он закрыл лицо руками.
Арлбет продолжал так тихо, что никто, кроме Аэрин с Тором и гонца, не слышал.
— Сейчас мы отправляемся навстречу беде еще более грозной, чем драконы, ибо то беда человеческая, дамарская и подстегиваемая злом. С драконом Дамар справится. Дамар, разбитый на куски, станет ничем, даже если дракон умрет.
Он снова повернулся к Кестасу, сунул ногу в стремя и сел верхом. Аэрин отступила, когда Кестас загарцевал, ибо коня не занимали драконы, зато ему очень хотелось нести короля во главе процессии.
— Мы вернемся так скоро, как сумеем, и сразимся с твоим Черным Драконом. Отдохни, возьми свежего коня и отправляйся домой. Все, кто хочет, могут прийти в Город и ждать нас под его защитой. — Арлбет вскинул руку, и отряд зашелестел, как листва на ветру, ожидая приказа выступать.
Один из софор отвел запаленного коня гонца в сторонку. Королевская процессия миновала замковые ворота и двинулась вниз по Королевской дороге и за стены Города, где их ожидало войско. Аэрин хотела забраться на самую высокую башню замка и провожать их взглядом, пока они не исчезнут под деревьями за Городом. Но вместо этого она ждала, стоя рядом с гонцом, все еще прятавшим лицо в ладонях.
Когда последний звук уходящего отряда стих, человек уронил руки, словно до этого момента надеялся на отсрочку приговора, и вздохнул.
— Я едва застал его, — прошептал он, глядя в пустоту. — И все без толку. Лучше б я вовсе опоздал и не загнал так бедного Лмота. — Он перевел взгляд на коня, на котором приехал.
— О Лмоте хорошо позаботятся в наших конюшнях, — сказала Аэрин, — а я сейчас отведу тебя туда, где для тебя найдется еда и постель.