Сначала, покинув Люта, они спустились на лесистую равнину и повернули направо, то есть на север, в предгорья. И здесь трава доходила Талату до колен, и он двигался по зеленому шелестящему морю, словно корабль. Перед ними трава была тоньше, а за ними, когда Аэрин оборачивалась посмотреть, оказывалась гуще всего именно там, где прошел конь, и зеленые волны расходились от его следа широкими плавными валами. Аэрин рассмеялась:
— Полагаю, мы все-таки путешествуем не одни, хотя наши спутники предпочитают хранить молчание.
Талат наставил уши назад и прислушался.
Но вскоре они снова начали подниматься в горы, и здесь весне стало труднее следовать за ними, хотя она не оставляла попыток. Аэрин не направляла Талата сознательно — не больше, чем когда искала Люта. Они оба знали, куда лежит их путь, цель сама влекла их вперед. А сзади подгоняла весна. Они забирались все выше, солнце вставало прямо над ними и садилось почти за спиной, мягкая почва под ногами сменилась камнем, и копыта Талата звенели, ударяясь о него.
Первые шаги Талата по каменистой земле исторгли из нее жесткий предостерегающий звук. В них слышался грохот судьбы, утраты и поражения, и Талат шарахался от собственных ног.
— Чушь, — сказала Аэрин и спешилась, прихватив Гонтурана.
Она занесла меч над головой и обрушила вниз, вонзив его в тропу перед собой, и та оказалась вовсе не камнем, но землей. И когда Аэрин снова вытащила клинок там проросли крохотные стрелки травы. Она опустилась на колени и собрала горсть почвы и камушков с крохотного пятачка рассеченной земли и запустила собранное как можно дальше. Рассыпаясь, кусочки земли мерцали. Следом за первой полетела вторая горсть. Когда Аэрин подбросила ее в воздух, запахло смятыми листьями сарки, и, глянув вперед, она увидела стройный серый побег с длинными листьями, — и как только она не заметила его раньше? На его верхних ветвях сидела птица и пела. А вокруг подножия деревца обвилась набухшая почками лоза сарки, которая и источала густой пряный запах.
— Что за приятное местечко, — сухо заметила Аэрин, и слова, словно подхваченные кем-то, стремительно отлетели от нее и отдались эхом в каком-то тесном месте, вовсе не там, где она стояла.
Рука ее на рукояти Гонтурана чуть напряглась. Но Аэрин вскинула подбородок, как будто кто-то мог ее видеть, и снова оседлала Талата. Теперь его копыта цокали весело, словно по мощеным улицам Города, и между камнями росла трава, а в трещинах скал у них над головами там и сям лепились ростки диких цветов.
Ощущение, что за ними наблюдают, росло по мере продвижения, хотя они никого не видели. Разве что по ночам шорохов раздавалось больше, чем когда они еще ехали внизу по равнине, и больше виднелось во тьме странных отблесков, похожих на глаза.
На пятую ночь после того, как она воткнула Гонтурана в землю, и на двенадцатую с тех пор, как она покинула Люта, Аэрин поднялась от костра и сказала во тьму:
— Выходите уже и скажите мне, чего вы хотите.
Собственные слова напугали ее: они прозвучали так, будто она знает, что будет делать потом, хотя она совершенно этого не представляла. И когда спустя несколько мгновений нечто действительно пришло и мягко прижалось к ее ногам сзади выше колен, Аэрин пошатнулась и едва не упала. Она замерла. И увидела перед собой мерцание множества приближающихся пар глаз. Ростом их обладатели примерно такие же, как и существо, которое подошло сзади. Скрещенные на груди руки заныли. Она с бесконечной неохотой разогнула правый локоть, позволила руке повиснуть за спиной и почувствовала дыхание существа. Аэрин закрыла глаза, а потом открыла их, невольно вскрикнув, когда по тыльной стороне ладони кто-то провел очень шершавым языком. Вес, прижатый к ее ногам, сместился, и в ладонь уперлась круглая голова.
Она с ужасом посмотрела через плечо, и громадная кошка из диких горных фолстца, способная унести целого барана или свалить лошадь, принялась урчать.
— Приятно с вами познакомиться, — нетвердо произнесла Аэрин. — Наверное.
Глаза привыкли к темноте, и в тенях она различила других фолстца, десять, дюжину, шестнадцать, двадцать… Приближаясь, они беспокойно рыскали в подлеске: кошки есть кошки, какого бы размера они ни были, они никогда не желают признаваться, что идут к человеку. Все, кроме той, что согревала правую ногу Аэрин, урча так, что дрожь передавалась девушке. Наконец фолстца расселись перед человеком полукругом, моргая зелеными, желтыми или карими глазами или глядя в пространство, словно не в силах сообразить, как это они здесь оказались. Некоторые сидели аккуратно, обернув лапы хвостами, другие растянулись, как котята. Одна или две повернулись спиной. Они были всех размеров и возрастов, от молодняка, чьи лапы и уши казались не по размеру велики, до старейшин с поседевшими от возраста мордами.
— Ну, — сказала Аэрин. — Уверена, я… э-э… благодарна за ваше общество. Если Агсдед беспокоит и вас, думаю, вы сможете пригодиться при нашей… э-э… встрече.
Словно это послужило им сигналом, коты поднялись и неторопливо направились к костерку, где прижимал уши и закатывал глаза Талат.
— Нет, — задумчиво сказала ему Аэрин, — по-моему, это скорее друзья, — и опустила взгляд на тварь, которая теперь заплелась ей в ноги (для этого фолстца пришлось немного поджаться) и ласково терлась головой о бедро.
Этот зверь был самый крупный из всех. Остальные устроились вокруг огня, одни кучками, другие отдельными клубками или завитушками. Тот, что теперь сидел и смотрел на Аэрин, был черный, с желтыми глазами и короткими острыми ушами с длинными шелковистыми кисточками. На шее и на спине у него виднелись размытые серые пятна, спускавшиеся по плечам и задним лапам. Аэрин заметила промелькнувшую в его глазах искру и подобралась как раз вовремя, когда он вскочил на задние лапы и положил передние ей на плечи. Дыхание его мягко касалось ее лица, а кончики усов щекотали щеку. Кот был слегка разочарован, когда она устояла на ногах и уставилась в ответ. Затем он снова опустился на все четыре и бесшумно направился к ее постели, раскатанной возле огня, подвигал ее лапой, пока не переустроил на свой вкус, растянулся на одеяле во всю длину и улыбнулся Аэрин.
Аэрин посмотрела на него. Посмотрела вокруг: остальные коты пристально наблюдали за ними, прищурившись, при всей их расслабленности. Ни один больше не поворачивался к ней спиной. Она взглянула на Талата — бедняга отступал, пока не уперся крупом и поджатым хвостом в дерево, и до сих пор прижимал уши. Она бросила тоскливый взгляд на Гонтурана, висящего на дереве по другую сторону костра, куда она сама поместила его, когда разбивала лагерь. Гонтуран мерцал в свете пламени, но Аэрин почудилось, что меч дразнит ее так же, как и большой кот, и поняла, что отсюда помощи ждать не приходится.
— Даже союзники должны знать свое место, — произнесла Аэрин вслух и опять испугалась, как решительно прозвучал ее голос.
Она твердым шагом подошла к одеялу с лежащим на нем котом, ухватилась за край и дернула. Фолстца перекувырнулся и испуганно вскочил, но Аэрин не остановилась посмотреть. Она закуталась в одеяло, взяла служившую ей подушкой скатку и заново устроилась спать у подножия дерева на другой стороне костра, с рукоятью Гонтуран поблизости. Улеглась спиной к огню и круглыми глазами уставилась на переплетение корней перед носом.
Ничего не происходило.
Тишину нарушало только потрескивание костра, и даже он наконец потух, и пала настоящая темнота. «Надо бы поддерживать огонь, — подумала Аэрин, — мало ли что еще поджидает там, в темноте. Кто знает…» Но собственные кошмары одолели ее, и она заснула. И снова она висела в пустоте, но пустоту освещал дымчатый красный свет, и голос выкликал ее имя. Или не ее имя, а «брат мой».
Она проснулась на рассвете, с затекшим боком, потому что на животе у нее лежала тяжелая, покрытая черным мехом голова. Стоило Аэрин пошевелиться, башка принялась урчать. Аэрин все равно села и сердито воззрилась на кота.
— Ты ужасен, — заявила она, а фолстца улыбнулся ей так же сонно, как при попытке узурпировать ее лежанку.
Талат беспокойно дремал, по-прежнему прислонясь к дереву, и все еще дулся, когда она подошла к нему с седлом. Хотя, возможно, его пугала четвероногая тень с серыми разводами, которую она привела с собой. Аэрин покинула лагерь, не оглядываясь, но чувствовала, пусть и не слышала, текучее движение за спиной, а черный кот рысил рядом, время от времени вспрыгивая на скалы над ними, когда тропа сужалась. Однажды он пролетел со скалы у них над головами на сосну на другой стороне, обдав их дождем из мелкой острой хвои и семян. И когда он присоединился к ним снова, Талат резко развернулся и клацнул на него зубами, но тот лишь утек с дороги. И снова заулыбался.
— Не позволяй ему тебя дразнить, — прошептала Аэрин.
Весь день Талат держал уши назад и слегка припадал на больную ногу, не в силах расслабиться.
На следующий день после того, как к ним присоединились фолстца, явились йериги — мохнатые дикие собаки с пышными воротниками, шелковой бахромой на лапах и длинными хвостами. Их приход встревожил Аэрин чуть меньше, чем появление фолстца, и то лишь потому, что она с детства привыкла к королевским охотничьим псам ростом в половину йеригов. Коты, ловившие в королевских амбарах мышей, были раз в десять меньше фолстца.
У предводительницы йеригов был один глаз и рваное ухо. Она нежно коснулась колена Аэрин носом и подняла голову, напряженно уставившись ей в лицо.
— Приветствую тебя, — сказала ей Аэрин.
Собаки расположились по одну сторону костра, тогда как коты, делая вид, будто собак не существует, каким-то образом оказались на противоположной. В ту ночь Аэрин спалось очень тепло, ведь с одной стороны от нее пристроился кот, а с другой собака.
Все дальше на северо-восток продвигались они, и солнце по-прежнему вставало впереди и садилось у них за спиной, но Аэрин, возглавлявшей тихое воинство, казалось, что с каждым днем светило поднимается чуть более неохотно и садится быстрее. И хотя деревья по-прежнему приветствовали ее шелестом юной листвы, их попадалось все меньше, и одинокий стук Талатовых копыт становился все глуше. Порой она с тоской вспоминала озеро Грез и серый каменный дом возле него. Но выкидывала эти мысли из головы, как только ловила себя на них.