– С какой бы стати ему выступать в одиночку? – вслух подумал Сэв. – Зачем рисковать? Какое ему дело до наездников?
Сэв и не ждал, что коммандер ответит, но вот прошло несколько мгновений, и тот заговорил:
– Кроме как затем, чтобы прославиться или осрамиться? – Он потер подбородок. – Лорд Ролан занял место губернатора Ферро после того, как меня отправили в изгнание. Стоило ему узнать от Эллиота, что за возрождением Укротителей стою я… и задача уничтожить нас сделалась для него еще привлекательней. У нас с ним общее прошлое, длиной не в одно десятилетие.
Сэв растерялся. Это же имперские политики высшего ранга, у них неограниченные ресурсы и богатство. Что он может сделать своими силами?
– Нам нужно доказательство, улики, что к этому приложил руку лорд Ролан. Не будет их – и он просто отмахнется от обвинений, сказав, будто капитан Белден и его солдаты ушли в самоволку. Зато с уликами мы настроим совет против него и получим определенный рычаг давления.
Сэв кивнул. Он вспомнил про капитанских почтовых голубей: Трикс говорила, что во время похода на Пирмонт она так и не нашла писем к Эллиоту. Значит, общались они, наверное, еще в Аура-Нове. И все же, упомянут ли лорд Ролан в письмах Белдена или тому хватило мудрости замести следы?
– Я приложу все силы, коммандер. Повинники видят и слышат больше, чем сообщают. У Илитии было много глаз и ушей. Думаю, я добьюсь от них помощи.
– Не забывай, солдат: нельзя, чтобы узнали, что это я послал тебя и что мы вообще с тобой разговаривали. Если тебя заподозрят…
– Меня казнят, – просто подсказал Сэв. – Мне нечего сказать ценного. Я рискую только своей жизнью, больше ничем.
Коммандер кивнул, признавая справедливость его слов. Сэв не пылал отвагой и не делал вид, будто готов рисковать головой. Плечо пульсировало болью. Дело же было в том, что выживать порой – тяжкий труд, и если уж он это признал, то ему уже ничто не страшно.
– Сэр, – нерешительно произнес Сэв, помолчав немного. – Она… Илития… перед смертью сказала мне кое-что. Нечто… странное.
Последних слов Трикс он не забыл: боль и горе так захватили его, и он не знал, как ему быть дальше, что просто не было времени как следует их обдумать. До сего момента.
– Разве это было не в ее духе? – уточнил коммандер.
Сэв чуть не рассмеялся:
– Нет, не то чтобы… просто те слова прозвучали особенно странно. Илития сказала, что Авалькира Эшфайр жива.
Коммандер пристально посмотрел на него:
– Что ж, этого попросту не может быть. Она погибла в Войну крови, на глазах у свидетелей. Илития жила долго и верно служила нашей королеве. Любовь порой искажает истину и не дает отличить правду от вымысла. Уж если бы Авалькира Эшфайр выжила, то была бы здесь, среди нас.
Звучало разумно, и спокойный уверенный тон коммандера заставлял принять его правду.
Однако стоило Сэву кивнуть, как коммандер отвернулся. Было видно, что эта новость взбудоражила его больше, чем он готов был признать. Он поспешил отринуть ее, и Сэв не мог винить его за то, что он считает давно погибшую королеву мертвой. Должно быть, он знал Авалькиру – или хотя бы встречал ее, – и раз он наездник, то поддержал королеву в войне.
Тогда откуда это чувство, будто он не желает ее возвращения?
Поерзав на стуле, коммандер снова посмотрел на сумку у ног Сэва:
– Что насчет твоего подарка нам?
Сэв наклонился и открыл сумку: внутри лежало одиннадцать гладких серых яиц. Он нахмурился. Разве Кейд не двенадцать яиц сложил в сумку? Было так темно, что, наверное, Сэв обсчитался. Или, еще хуже, выронил одно по дороге… Он покачал головой. Сейчас уже не узнать.
– Яйца – ваши. Все, кроме одного. Пусть хранится здесь, как знак моей доброй воли и преданности.
– Ты не рвешься в наездники, солдат… Как яйцо гарантирует, что ты при первой возможности не переметнешься к врагу?
– Уверен, вы знаете, сколько за него можно выручить на Ночном рынке Теснины. Хватит на безбедную жизнь до конца моих дней. Я за ним вернусь.
Говорил Сэв уверенно, и коммандер вроде поверил. Лгать Сэв умел: яйцо он ни за что не продаст: сберегая его, он хранил надежду.
Надежду, что есть куда возвращаться, что у него есть дом. И если, завершив и сказав все, он поймет, что и правда не хочет становиться наездником, всегда отыщется тот, кто захочет.
– Зачем тебе туда возвращаться? – спросил коммандер. Ему и правда было интересно: не из-за миссии или обеспокоенности, а просто потому, что он этого не понимал.
– Хочу закончить начатое. Прежде я не знал, на чьей я стороне. Теперь знаю.
Глава 44Вероника
Я дщерь смерти… Восстала из праха, словно феникс – на погребальном костре.
После разговора с Сэвом на душе полегчало. Вероника вернулась в барак, но не успела забраться в постель, как ее снова растолкали. Так ей показалось.
Разум неохотно вынырнул из сна, и она увидела над собой Тристана. Вероника резко села, больно стукнувшись с ним лбом.
– Проклятье, Ник, – выругался Тристан, потирая голову.
– Прости, – сдавленно прошептала Вероника. В бараке больше никого не было: все явно проснулись и отправились работать.
– Который час? – спросила она, протирая глаза.
– День только занялся, – ответил Тристан.
Их с Вероникой разделяли столбы бледного света, в которых танцевали пылинки. Она потянулась, и ночная рубашка чуть сползла, оголив плечо. Казалось бы, все невинно, открылся небольшой кусочек смуглой кожи, но… Тристан смотрел на него во все глаза. Веронику бросило в жар, и кожу даже защипало. Тристан поспешил отвести взгляд, а Вероника смутилась еще сильнее.
После сражения они еще не разговаривали, и, глядя на Тристана, Вероника ощутила очередную волну жгучего стыда. Что бы там ни натворила Вал, во всем ее обвинить не получится. Вероника сама лгала Тристану, постоянно, и теперь должна объясниться.
– Тристан, я… – начала она, неловко оборачиваясь к нему. Тело, стоило вспомнить о штурме, начинало болеть. – Прости. Не стоило тебе врать.
Он смотрел на нее настороженно, и даже мысли его были закрыты плотнее обычного.
– Зачем ты так поступила?
Вероника пожала плечами:
– Хотела стать наездницей, но знала, что коммандер берет только парней… Вот и решила, что другого шанса нет.
– Зачем ты притворилась мальчишкой, я знаю, – сказал Тристан. – Но почему ты не призналась мне? В начале-то еще ладно, а вот… когда мы оставались наедине… тренировались или просто болтали… Я же рассказал тебе про… – он махнул рукой, – …про свои беды с огнем. Ты не доверяла мне?
Вероника судорожно выдохнула. На этот вопрос она и сама не знала ответа.
– Еще как доверяла, – она подалась вперед. – Как тебе, я никому больше не доверяю, – прошептала она.
Тристан громко сглотнул, и Вероника потупилась. Она знала, что Тристан заслуживает знать больше, но не могла подобрать верных слов.
– Просто я и раньше доверяла человеку, – медленно продолжила она, – верила всем сердцем и душой, а… он… – Она не договорила, но Тристан закончил сам:
– Тот человек предал твое доверие.
Они посмотрели друг на друга, и Вероника увидела, что Тристан ее понимает.
– Когда Ксепиру посадили в клетку, я хотела уйти. Думала все рассказать тебе еще до того, просто испугалась, что меня накажут или выгонят. А потом думала, что, наверное, коммандеру больше пригодится Ксепира, как несушка, чем я – как наездница.
Тристан кивнул. На его лице она прочла боль – ему и самому было непросто, ведь он не мог отрицать ее подозрений насчет отца.
– И, – продолжала Вероника, готовясь открыть самую вескую и личную причину, по которой утаивала правду, – мне тяжело было думать, что ты возненавидишь меня за притворство, утратить всякое твое доверие…
– Я бы не смог тебя возненавидеть, Ник… Вероника, – поспешил он исправиться.
– Называй меня как тебе удобно, – тихо проговорила она. Было в этом что-то личное, вызывающее, хотя Вероника и сама не знала, такой ли смысл вложила в эти слова. Глаза у Тристана расширились, но он спешно отвел взгляд. Шея и подбородок у него покраснели. Он прикусил губу изнутри… пытаясь скрыть довольную улыбку!
– Сама знаешь, это для меня ничего не меняет, – не оборачиваясь, произнес он. – Парень, девушка… мне без разницы. Ты – это ты, и для меня это самое главное.
У Вероники сердце чуть не выскочило из груди.
– Как там тебя сестра называла?.. Ксе Ника?
Счастье, что только что разливалось у нее в груди, тут же угасло.
– Да, – неловко ответила она. Вероника предложила Тристану называть ее так, как хочет он, но не ожидала услышать именно эту версию.
– Есть в ней что-то такое… отчего мурашки по коже, – признался он, неловко рассмеявшись и потирая загривок.
«Все дело в тенемагии, – тоскливо подумала Вероника. – В той самой, которой владею и я. Той самой, что теперь связывает нас». Когда-нибудь Вероника и про магию свою Тристану расскажет. Когда-нибудь, но не сейчас. Сперва надо лучше в ней разобраться: и ради себя, и ради Тристана… их отношения пока еще хрупки. Надо, чтобы они утвердились.
– Она ушла? – спросил Тристан, безуспешно пытаясь скрыть надежду.
Вопрос, конечно, интересный. Да, Вал – старшая сестра Вероники, та, с которой она росла, ее единственная семья – исчезла. Навсегда, если на то пошло. Теперь они имеют дело с воскресшей из мертвых мятежной королевой.
– Думаю, да.
– Вот и хорошо, – твердо произнес Тристан и виновато посмотрел на Веронику. – Прости. Твоя сестра… как-нибудь тебе придется рассказать про нее.
Вероника невесело хмыкнула. Рассказать про сестру? Еще пару дней назад это показалось бы ей невыполнимой задачей, а уж сейчас… Вероника уже и не знала, правда ли они с Вал… Авалькирой родня.
– Постараюсь, – сказала она. – Честно.
Тристан криво усмехнулся, и Вероника испытала прилив облегчения. За окном мимо барака прошли слуги, и их голоса нарушили момент тишины. Тристан выпрямился, вспомнив, что не просто так пришел разбудить Веронику.