– Мне трудно находиться так далеко от дома в его день рождения, – произнесла она первые слова после долгого молчания. – Вот уж не ожидала, что будет так тяжело после стольких лет. Но вышло именно так.
Ее муж принял предложенный мир.
– Мне тоже, дорогая. Иногда я чувствую себя котом. – Он заметил ее взгляд и печально улыбнулся. – Конюх, старый Шем, часто говорил, что мы должны внимательно следить за кошками в конюшне, потому что, если у них случится небольшая неприятность – крыса укусит, или ее поцарапает когтями другая кошка – рана будет выглядеть нормально, но начнет гноиться под кожей и может убить животное через несколько недель, когда будет казаться, что с ним все в порядке.
– Какая чудесная ободряющая мысль.
Он покраснел:
– Я хотел лишь сказать, что горе… иногда мы исцеляемся не так хорошо, как нам кажется, любовь моя.
Мириамель поняла, что снова нападает на него, когда ей необходимы дружеские отношения, которые связывали их с самого начала столь же надежно, как любовь, пришедшая позже. Воспоминания о Джоне Джошуа часто заставляли ее вести себя с мужем так, будто он был каким-то образом виноват в мучительной потере, а не являлся такой же страдающей стороной.
– Извини. Ты прав. Иногда это трудно. Я думала, что с годами станет легче. Вероятно, по большей части так и есть. Но когда вспоминаешь…
– Я стараюсь вспоминать все хорошее, что стало результатом его жизни, пусть и оборвавшейся слишком рано. Я напоминаю себе о том хорошем, что у нас есть… Морган и Лиллия.
– А вдову ты считаешь?
Он улыбнулся, но в его улыбке чувствовалась боль.
– Идела мать наших внуков. И я не думаю, что она настолько ужасна, какой ты иногда ее выставляешь.
– Джону Джошуа не следовало жениться так рано. И не стоило жениться на ней.
– Он ее любил. Ты же знаешь, что никто не мог его отговорить, Мири.
– Но мы его родители! Нам следовало!.. – На этот раз она сумела проглотить неприятные слова, грозившие вырваться наружу, и шумно выдохнула: – О, святые, дайте мне сил! Я не могу себя слушать! – Она наклонилась вперед в седле, провела пальцами по гриве лошади, пытаясь отвлечься, и увидела, что Эолейр едет неподалеку от них, но не приближается. – Сегодня все выглядит печальным или пугающим, – сказала она мужу. – Изгримнур, день рождения Джона Джошуа, безумный оскорбительный спектакль в Эрнистире. Хью обращался с нами как с незначительными пожилыми родственниками. Три дня, проведенные с ведьмой, на которой он намерен жениться, только все усугубили. Демоны или нет, но Тайлет, скорее всего, убила своего мужа, ты же знаешь, многие так считают.
– Люди склонны верить в странные вещи. И они часто ошибаются. – На этот раз улыбка Саймона получилась немного лисьей. – Может быть, ты просто питаешь отвращение к вдовам.
Мириамель бросила на него суровый взгляд, хотя прекрасно понимала, что он всего лишь пошутил.
– А вот и Эолейр. Спроси у него еще раз, что он думает про Тайлет. И королеву Инавен.
Она произнесла эти слова достаточно громко, и Мастер Верховного Престола посмотрел на них, старательно сохраняя невозмутимое лицо.
– Вы меня звали, ваше величество?
– Ты уже довольно давно едешь рядом с нами, дорогой граф, – сказала она. – Я вижу, что ты ждешь, когда мы закончим разговаривать.
– Я не хотел прерывать беседу ваших величеств.
– Тогда назовем это спасением нас от нас самих, – сказал король. – Мы с Мири не в духе. Подъезжай к нам и расскажи, что у тебя на уме.
Эолейр посмотрел на Мири, и та кивнула.
– Хорошо, – сказал он. – Я только что получил сообщение из Эрнисдарка. Оно пришло от Пасеваллеса сразу после нашего отъезда, и Хью отправил его вслед за нами с быстрым курьером.
– Очень любезно с его стороны, – мрачно сказал Саймон.
Эолейр последний человек во всем Светлом Арде, который упустил бы что-то только из-за того, что слова не были произнесены вслух.
– Ваши величества, я все еще не понимаю, о чем король Хью думал, когда заставил вас ждать у ворот, – сказал он. – И я приношу вам извинения от имени своего народа за его столь странное и неучтивое поведение. Королева Инавен была удивлена и расстроена, что король вынудил вас так долго стоять перед стенами замка. Она мне сама об этом сказала.
Саймон махнул рукой:
– Королева Инавен добра и всегда такой была. Я не слишком огорчен. Мужчины одинаковы, будь то король или кухонный работник, и кому, как не мне, это знать. Возможно, Хью несколько перевозбужден из-за собственного величия, а также предстоящей женитьбы. Что до леди Тайлет… – Саймон только сейчас заметил половинки сломанной печати, скреплявшей сложенные бумаги в руке Эолейра. – Но хватит о ней. Что пишет лорд-гофмейстер Пасеваллес?
– Разве вы не хотите прочитать его послание сами, ваше величество?
– Я слишком давно с тобой знаком, чтобы думать, что ты сломал бы печать на письме, не адресованном тебе, мой добрый Эолейр, и не сомневаюсь, что ты прочел его очень внимательно, скорее всего, не один раз, ты ведь из тех, у кого «никогда нет времени для чистых рук», как говорила моя старая наставница Рейчел Дракониха. Так что, пожалуйста, расскажи нам, что на уме у Пасеваллеса, во всяком случае, то, что нам необходимо знать.
Мириамель кивнула. Когда они были молодыми, сам факт обладания властью напоминал сон наяву. Саймон пытался всем угодить и не мог отказать ни в одной просьбе. Мириамель, выросшая при дворе отца в Мермунде, а потом в Хейхолте, уже знала, что монарх, который не в силах иногда отойти в сторону, будет ужасным правителем. На это ушли годы, несколько старых верных друзей заняли высокое положение при дворе, но ее слишком добрый муж наконец понял, что нельзя быть хорошим для всех.
Эолейр развернул сложенный свиток и, как Мириамель и предполагала, сразу нашел вопрос, который хотел обсудить, но ему пришлось перевернуть несколько страниц – он всегда был готов к исполнению своих обязанностей, какими бы незначительными они ни являлись, с тщательностью генерала, столкнувшегося с превосходящими силами противника.
– После долгих разговоров об освящении нового капитула и работы над библиотекой, а также нескольких других вопросов, к которым я вернусь позже, вроде жалобы Лиги на последние акты насилия Иссолы, как они их называют, – лорд-гофмейстер переходит к текущим проблемам. – Грустная улыбка Эолейра превратила суровое обветренное лицо в маску шута, и Мириамель вспомнила о тех временах, когда считала его самым красивым мужчиной Светлого Арда. – Я сожалею, что наш друг Пасеваллес так и не научился начинать с самых важных вещей, но он все еще склонен писать, как ребенок из провинциального королевства, с множеством красочных приветствий и формальных оборотов даже в важных донесениях. – Глаза Эолейра слегка округлились. – Прошу меня простить, ваши величества. Я бы не хотел, чтобы мои слова прозвучали как критика лорда-гофмейстера. Он толковый человек и превосходный организатор…
Саймон рассмеялся:
– Тебе не следует беспокоиться, мы знаем, что ты им восхищаешься.
– Совершенно верно. Вашим величествам повезло, что он у вас есть, Пасеваллес прекрасно позаботится о Хейхолте и Эркинланде в ваше отсутствие.
– Но у тебя не было такой уверенности, когда мы приняли решение отправиться в Риммерсгард, не так ли? – спросил Саймон. – О, ладно, я всего лишь дразню тебя, старый друг. Я знаю, ты лишь исполнял свой долг. Двору приходится весьма непросто, когда король и королева оставляют его надолго. Однако нам пора вернуться к обсуждению письма Пасеваллеса.
– Позвольте мне просто его вам прочесть, – сказал Эолейр, перемещая тяжелый пергамент так, чтобы он оказался на нужном расстоянии от глаз. «Но, мои милостивые лорды и леди, я боюсь, что новости из вашего великого южного герцогства в Наббане совсем не так хороши…» – начал он.
– Он может быть несколько слишком многословным, наш Пасеваллес, не так ли? – заметил Саймон, когда Эолейр закончил чтение.
– Однако суть дела сомнений не вызывает, – сказала Мириамель. – Герцог Салюсер сильнее, чем прежде, сражается со своим братом Друсисом и, как всегда, побеждает, что позволяет ему отодвинуть границы Наббана в глубину Тритингса. А оставшаяся часть Наббана, как обычно, ждет, кто из них одержит победу, словно речь идет не более чем о скачках.
– Друсис утверждает, что он хочет лишь защитить поселенцев Наббана от набегов тритингов, – сказал Эолейр. – Но в этом и состоит суть противоречий, да, ваше величество. Я резюмирую остальные доводы Пасеваллеса. Он считает, что желание выйти к пастбищам среди доминирующих домов Наббана является слишком сильным, да и в стране в целом, чтобы герцог Салюсер открыто запретил брату агрессивные действия, кроме того, он не уверен, что герцог – в любом случае – сможет пережить открытую схватку с Друсисом.
– Он действительно имеет в виду «пережить»? – спросила Мириамель, в первый раз испытавшая беспокойство. – Несомненно, это всего лишь разногласия. Герой Камарис происходит из Дома Бенидривин, а Салюсер – герцог и правитель Наббана, и не только по их собственным законам, но и по законам Протектората. Клянусь любовью святых, мы с Саймоном короновали Салюсера в Санцеллан Эйдонитисе перед лицом Бога и всего Наббана!
– Все так, – сказал Эолейр. – И я не могу представить, чтобы Друсис напрямую выступил против брата, поправ все законы и обычаи. Но убийство, если в нем не удастся напрямую обвинить Друсиса, сделает его следующим герцогом, ведь сын Салюсера еще ребенок. Мне очень не хочется этого говорить, но ваши величества знают, что убийство давно стало любимым методом получения власти на Юге.
Саймон разочарованно фыркнул:
– Ну, это проблема, тут нет сомнений. Но что можем сделать мы с Мири? Послать армию Салюсеру, когда он нас не просил, – слишком жесткая мера. – Он посмотрел на колонну вооруженных мужчин, маршировавших у него за спиной и за авангардом конных рыцарей. – Не говоря уже о том, что сейчас у нас нет свободных воинов, ведь на носу посевной сезон. Может быть, герцог Осрик прав, и нам требуется более многочисленное войско…