Глава 9Сердце Кинсвуда
Лорд-канцлер Пасеваллес провел большую часть утра, слушая группу толстых богатых купцов, которые жаловались на графиню Иссолу из Пердруина и ее попытки отобрать у них контроль над морскими перевозками в водах Эркинланда из Северного Альянса. Если послушать купцов, получалось, что леди наполовину демон, наполовину пират, причем взяла от них все самое худшее. Он сделал все, что было в его силах, чтобы успокоить купцов, но у него создалось впечатление, что они более всего хотели именно жаловаться, чем и занимались довольно долго – очевидно, собирались и дальше продолжать в таком же духе. Пасеваллес пытался сделать вид, что он с интересом их слушает, размышляя о том, какую казнь он бы назначил толстякам, когда его нашел вестник, прискакавший от Ворот Нирулаг. Купцы продолжали что-то говорить даже после того, как Пасеваллес наклонился, чтобы выслушать стражника, и могли бы ничего не заметить, если бы лорд-канцлер громко их не прервал:
– Сожалею, милорды, произошло нечто очень важное. Я должен вас покинуть, но обещаю, что сообщу королю и королеве о ваших тревогах.
– Мы хотим, чтобы вы не просто сообщили о наших тревогах, лорд-канцлер, – заявил самый толстый из них, барон Тостиг, который купил свой титул у обедневшего землевладельца на свои доходы от выгодной торговли шерстью и шкурами. – Мы хотим, чтобы Протекторат предпринял определенные действия!
– Протекторат так и поступит, я уверен – но не раньше, чем король и королева вернутся в Эркинланд. – Ему было трудно сохранять терпение с такими людьми, которых интересовали только бухгалтерские книги и больше ничего. Но Пасеваллес прошел отличную школу задолго до того, как согласился стать Мастером Престола, пока граф Эолейр путешествовал вместе с королем и королевой. – Но я говорю вам правду, милорды, – я нужен в другом месте. Отец Виберт, вы не проводите господ?
Когда его секретарь собрал стадо купцов – причем большинство продолжало горько жаловаться, – Пасеваллес поспешил на поиски плаща. Он прошел через внутренний двор к конюшням и взял взаймы одну из почтовых лошадей, свежую и оседланную. И уже через несколько мгновений выехал через Ворота Нирулаг, где стражники энергично ему отсалютовали. Канцлера любили солдаты, которые знали, что он встал на их сторону, когда герцог Осрик, коннетабль, намеревался сократить их число.
Пасеваллес легким галопом поскакал по главной улице через город, к лабиринту домов, появившихся там, когда Эрчестер начал разрастаться. Он не мог не поразиться изменениям, которые здесь произошли, пока он находился в Хейхолте. Двадцать лет назад Эрчестер заканчивался городскими стенами, но сегодня выбрался далеко за них, и Пасеваллес видел и обветшалые и неухоженные здания, и отличные дома, стоящие бок о бок по всему Свертклифу, хотя большинство дорог здесь представляли собой лишь неровные тропинки, все еще не высохшие после зимних дождей.
Когда Пасеваллес приехал сюда через несколько лет после окончания войны Короля Бурь, в замке и городе жило не более десяти тысяч человек, несмотря на то что это была столица Светлого Арда. Сейчас он не сомневался, что население города насчитывает по меньшей мере в пять раз больше. Пройдет некоторое время, и люди, живущие за стенами внутреннего города, потребуют защиту для себя и строительство новой стены.
Единственное место во внешней части города, в котором дома, словно грибы, не теснились в полном беспорядке возле стен, находилось на западной стороне, где королевский лес, носящий название Кинсвуд, раскинулся точно спящий зверь. С каждым годом становилось все труднее защищать его от растущего населения Эрчестера и не только сберегать несколько оленей для стола короля и королевы, но и не позволять рубить деревья ради древесины, ведь Кинсвуд был гораздо ближе, чем могучий Альдхорт. Только прошлой осенью королю и королеве пришлось удвоить число лесничих, и королю Саймону это совсем не понравилось.
«Но если человек голодает? – спросил он. – Неужели его следует повесить за то, что он поймал в силки зайца?»
«Если голодающий человек будет знать, что он отыщет себе еду в королевском лесу, – сказала ему королева, – то очень скоро там не будет не только зайцев, но и оленей, кабанов и других зверей».
«Король и королева очень интересная пара, – подумал Пасеваллес, – едва ли муж и жена могут отличаться друг от друга сильнее». Саймон гордился своим низким происхождением и воспитанием, и если бы у него имелась возможность, он бы большую часть своего времени проводил на конюшнях или в кухне, сплетничая со слугами. Но королева родилась во дворце, и ее вполне устраивало большинство привилегий богатых людей благородной крови. Кроме того, она яростно защищала то, что считала правильным: когда выполняла обязанности судьи, она всегда поступала беспристрастно и никогда не проявляла слабости к печальным историям, к чему был склонен ее муж.
Миновав окраины Эрчестера, Пасеваллес направил своего скакуна на Кинсвудскую дорогу, которая вилась между деревьями. Пасеваллес не сомневался, что его секретарь Виберт будет в ярости, когда узнает, что лорд-канцлер покинул город без стражников, но иногда Пасеваллес не хотел ждать, и это был один из таких случаев.
Найти нужное место оказалось совсем непросто, но он наконец заметил между деревьями красные и белые пятна – стоявших на задних лапах драконов, эмблему королевского дома. Он привязал лошадь к ветке и начал спускаться вниз по склону. Пара стражников эркингарда и королевский лесничий с пером на шляпе ждали его с четвертым мужчиной, тощим типом в рваной куртке, который выглядел так, словно не спал несколько ночей.
– Не нужно меня вешать, милорд! – взмолился тощий тип, когда Пасеваллес подошел к ним. – Я лишь нашел его – и ничего не делал!
Пасеваллес увидел человеческое тело, которое лежало у их ног, наполовину скрытое грудой палой листвы. Лорд-канцлер повернулся к лесничему.
– Как тебя зовут? И расскажите мне, что здесь произошло.
Худой морщинистый лесничий выглядел так, что Пасеваллеса не удивило бы, если бы тот оказался на месте задержанного, не получи он ранее свою должность.
– Меня зовут Натан, лорд-канцлер. Мы с моим парнем объезжали лес, когда нам навстречу выбежал этот человек, который кричал так, словно за ним гнались вернувшиеся Белые Лисы. Он сказал, что видел в лесу мертвеца. Женщину.
– Что у него было? Какая-то дичь?
– Я не охотился! – закричал оборванец и заплакал. – Я заблудился!
Пасеваллес ему не поверил, но подождал, когда ему ответит лесничий.
– Нет, милорд. У него в руках ничего не было. Только сумка.
Пасеваллес повернулся к рыдавшему мужчине.
– Как тебя зовут? Говори правду, или я сам ее узнаю, и тогда для тебя все плохо закончится.
– Дреган, милорд, но я не сделал ничего дурного. Клянусь именем святого Сутрина!
Пасеваллес покачал головой.
– Ты можешь идти. Но я надеюсь, что больше никогда не услышу твоего имени, Дреган. И если тебя еще раз поймают в королевском лесу, ты сам пожелаешь, чтобы тебя повесили.
Оборванец вскочил на ноги, рассыпался в благодарностях и побежал вверх по склону в сторону Эрчестера. Стражники смотрели ему вслед, точно псы, которым не позволили загнать зайца.
– Прошу прощения, милорд, но вы же знаете, что он находился в лесу только по одной причине, – сказал лесничий Натан.
– Конечно, но, если бы его избили, он бы вернулся через несколько ночей. А так он сообщил мне свое имя. Это заставит его сделать паузу побольше. – Пасеваллес шагнул к телу и опустился рядом с ним на колени. – Значит, он привел вас сюда, чтобы вы увидели тело. И что потом?
– Я послал своего парня за стражниками.
– А мы отправили вестника к вам, лорд-канцлер, – почти с гордостью заявил один из стражников.
– Превосходно. Вы все поступили правильно. – Пасеваллес наклонился и отбросил мокрые листья, прилипшие к телу. Он видел лишь меньшую часть лица, но оно показалось ему странным – худое, с высокими скулами и не такое бледное, как он представлял. Еще более неожиданным оказалось то, что на теле отсутствовали следы разложения, хотя оно, скорее всего, пролежало здесь несколько дней, если судить по количеству лесного мусора, покрывавшего труп. Очевидно, это была женщина. – Я не вижу никаких следов… – начал он, когда лесничий за его спиной подпрыгнул и выругался.
– Глаз! – воскликнул лесничий. – Он дернулся! Я видел! – Он сделал несколько испуганных шагов назад.
– Не говори глупостей, – начал Пасеваллес, но тут и сам заметил, что веко слегка дрогнуло, и сердце сжалось у него в груди. – Милосердный Эйдон, я приношу свои извинения. Ты прав.
Теперь оставалось сделать только одно. Пасеваллес начал освобождать тело от земли и мусора. Через мгновение эркингарды присоединились к нему, однако лесничий по-прежнему остался стоять на безопасном расстоянии.
Когда они полностью очистили тело, один из стражников сотворил знак Дерева около своей груди. Второй немного помедлил и повторил его жест.
– Но это… фейри, милорд? – спросил второй стражник.
– Ты хотел сказать ситхи? Или норн? – Пасеваллес вздохнул. Он почти предвидел нечто подобное с того самого момента, как король и королева отправились в Риммерсгард – какого-то серьезного кризиса, который вынудит его отказаться от всех планов. – Полагаю, это ситхи, хотя я никогда их не встречал. – Он пощупал пальцами испачканную ткань рукава, гладкую и скользкую, точно шелк с южных островов. Теперь, когда они убрали землю и листья с тела, он увидел слабое движение груди. – Да спасет нас Бог, она дышит. Помогите мне. – Он перевернул ситхи на бок и шумно втянул в себя воздух, увидев три сломанных древка, которые пронзили спину, а также засохшую кровь, вытекшую из стройного тела. – Быстро, – сказал он лесничему. – Беги в город и найди кого-нибудь с парусиной или толстым одеялом – что-то, на чем мы сможем ее нести. И приготовь тележку, на которую мы ее положим, когда поднимемся наверх.