Лунный серп давал достаточно света, чтобы Морган сумел разглядеть нечто вроде ножа, сменившее шипы на подошве сапог тролля.
– Коньки? – спросил принц, слегка удивившись. – Тут нет ничего нового. Местные жители все время катаются на льду. И даже мы, в Эркинланде.
Сненнек покачал головой.
– Ты не видишь красоту того, что я сделал. Вот, сядь. Дай мне ногу.
Морган что-то проворчал, но сел на скользкий камень и поднял ногу. Сненнек подобрался к нему и начал возиться с боковыми шипами. Через пару мгновений, наполненных звоном и лязганьем, от которых у Моргана защекотало ступни даже в сапогах, тролль поднял руки.
– Видишь? Я придумал сделать так, чтобы шипы для лазанья можно было убрать и перевернуть, вот так… а когда они правильно закреплены, они превращаются в клинки для разрезания льда.
– Катания на льду.
Но Морган был впечатлен. За несколько мгновений тролль превратил шипы в коньки. Когда он смотрел, как Сненнек проделывает ту же операцию со вторым сапогом, он неожиданно сообразил, что это значит.
– Ты хочешь сказать, что мы будем кататься на коньках? На озере?
Сненнек фыркнул:
– Не волнуйся! Я уверен, что церковные люди в Доме предков не будут возражать.
У Моргана появилось ощущение, что Сненнек плохо знает эйдонитских священников.
– Но… я никогда не катался на коньках.
Наконец к ним присоединилась Квина, которая по какой-то непонятной Моргану причине остановилась, вернулась вверх по склону и теперь тащила тяжелую ветку, длиннее, чем она сама.
– Не бойся, Морган-принц, – сказал Сненнек. – Я покажу. Я потрясающий наставник. И очень многому научил Квину.
– Много, да, – подтвердила она, пристроив ветку на камне возле озера и усаживаясь на нее. – Поэтому я сегодня не скользить по льду. Я здесь сидеть. Если вы упадете в холодную сырость, принц высочество… – Квина похлопала рукой по тяжелой ветке: – Она чтобы вас вытащить.
Если уж сама Квина не хотела выходить на лед, то Морган и того меньше. Его дед и бабушка рассказывали жуткие истории о том, какими опасными могут быть лед и снег на далеком Севере. Но Сненнек уже подталкивал его к похожей на гладкое стекло поверхности.
– Теперь делай, как я. Колени должны согнуться!
Морган старался изо всех сил, но всякий раз, когда ноги его подводили и он падал, он мог бы поклясться, что слышал треск льда. Ему было трудно получать удовольствие от катания по замерзшему, залитому лунным светом озеру, когда он мог думать только о ледяной черной воде подо льдом.
– Какая неудача! – вскричал Сненнек в четвертый или пятый раз, да так радостно, что Моргану отчаянно захотелось хорошенько его лягнуть, но приходилось тратить все силы и внимание на то, чтобы подняться и не упасть снова.
– Не бойся упасть, Морган-принц! Ведь именно так обретается истинное знание! Вот почему создатели дали нам заднюю часть, защищенную жиром. Разве у волков есть что-то подобное? Или у овец? Нет, только люди, которые обретают знания и опыт благодаря каждому падению, обладают таким полезным местом.
Морган уже жалел, что не отправился в Копстад с приятелями, даже если их вечеринка закончилась потасовкой. Он бы уже хорошенько набрался и чувствовал себя прекрасно, и даже тумаки, полученные от риммеров, наверняка были бы не такими болезненными, как катание по льду под присмотром Сненнека.
– Клянусь Богом, мне кажется, я сломал колено и одновременно задницу! Разве такое вообще возможно?
– Не бойся, Морган-принц. Ты хорошо справляешься для первого раза! – По крайней мере тролль получал удовольствие от происходящего. – Да, маши руками, вот так, вверх-вниз, вверх-вниз и по кругу, чтобы не упасть. Попытайся скользить… сюда ко мне, чуть дальше… разумеется, я знаю, что у тебя болит колено, но ты ведь видишь? Я такой хороший наставник, что у тебя уже получается. Скоро ты помчишься по льду, как настоящий канук!
– И у меня есть длинная палка, – заверила Квина Моргана так тихо, чтобы Сненнек не услышал. – На всякий случай.
Разговор переходил от настоящего к прошлому, от сражения с драконом к разведению коров. В качестве части поместья в Энгби Изгримнур подарил Слудигу и его жене несколько сотен голов северного скота, животных с длинными телами и короткими ногами, и Слудиг был ими по-настоящему одержим.
– Вы не поверите, – повторял он, – но в каком-то смысле они такие же интересные, как люди.
– Я подозреваю, дело тут в людях, с которыми вы встречались, а не в скоте, который выращиваете, барон, – заявил Тиамак, и все дружно рассмеялись.
Однако Слудиг довольно долго ему не отвечал.
– Говоря по правде, нас в Энгби беспокоят не люди, – сказал он наконец.
– Не забывай, муж, мы собрались здесь, чтобы праздновать и радоваться, – напомнила ему Альва.
Саймон почувствовал, как вдруг начала рассеиваться приятная дымка, окутывавшая его благодаря пиву и компании друзей. Судя по взглядам, которыми обменивались Слудиг и его жена, он не ошибся, и их беспокоило нечто очень серьезное и темное.
– Ты о чем? – спросил он. – Что значит «не люди»?
Слудиг покачал головой:
– Послушай, величество, давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, про твоих внуков. Я слышал, Морган уже превратился в мужчину. Как бы я хотел на него взглянуть!
– Я тоже. – Саймон нахмурился. – По крайней мере, хотя бы иногда. – Он понимал, что Слудиг пытается увести его в сторону от чего-то важного, и ему это не понравилось. – Расскажи, что тебя беспокоит, Слудиг.
– Ничего такого, что представляло бы интерес для ваших величеств. Север всегда был странным местом. Возможно, нынешней зимой больше обычного – не более того.
– Белые Лисы?
– Муж, – произнесла Мириамель, и Саймон уловил в ее голосе интонации, которые слишком хорошо знал. – Слудиг не хочет говорить об этом сейчас.
– Прошу меня простить, но королева права, – сказал Слудиг. – Не стоит начинать серьезный разговор, когда мы пьем хорошее вино и эль и делимся историями из прошлого. Но потом, пока вы еще здесь, на Севере, нам следует кое-что обсудить, и мы это обязательно сделаем.
Они вернулись к своим историям и другим темам, но настроение изменилось, и Саймон обнаружил, что вернуться к прежнему беззаботному веселью не получается.
– Самое отвратительное в жизни короля, – сказал он Бинабику, – это то, что ты можешь реализовать любое свое желание, но все время проводишь в тревогах и волнениях.
– Боюсь, это можно сказать не только про монархов, но и большинство тех, кто прожил достаточно долго, чтобы стать взрослыми мужчинами и женщинами. – Бинабик улыбнулся. – Что беспокоит тебя, друг Саймон? То, что сказал Слудиг, или долгое молчание ситхи, о котором ты говорил мне раньше?
В этот момент к ним подошла Мири, остановилась за спиной Саймона, и он почувствовал прикосновение ее холодной руки к шее.
– Молчание ситхи беспокоит нас обоих, – сказала она, – но Саймона больше.
– Оно должно волновать всех. – Саймону показалось, что он произнес эти слова слишком громко, поэтому он продолжал тише: – Мы не получали вестей от них вот уже несколько лет.
– Как странно! – Бинабик покачал головой. – Даже от Джирики и Адиту? Они не присылали к вам гонцов с новостями?
Саймон пожал плечами:
– Ничего. Зато мы отправили им большое количество посланий – по крайней мере, пытались. Возможно, дело в их матери Ликимейи, может быть, она хочет, чтобы так все и оставалось. Мы никогда ей не нравились, верно, Эолейр?
Граф, который отвлекся от их разговора, вздрогнул от неожиданности.
– Разумеется, Ликимейя вела себя с нами не так дружелюбно, как Джирики и его сестра, – сказал он наконец. – Но после встречи с ней у меня сложилось впечатление, что она не испытывает ненависти к смертным. Я бы сказал, она осторожна. И разве можно ее винить после того, что ее народ претерпел от рук смертных.
Саймон поморщился:
– Ты отвечаешь как настоящий дипломат, осторожно и стараясь не обидеть ни одну из сторон.
Эолейр со смущенным видом пожал плечами:
– Не совсем честно просить меня за пару мгновений отказаться от привычек, выработанных за целую жизнь, ваше величество. Но я подозреваю, что, возможно, там происходит нечто такое, о чем нам неизвестно, может быть, возникли разногласия между самими ситхи. Я тоже не вижу причин для их молчания.
Мириамель кивнула:
– Возможно, ты прав, Эолейр. А из рассказов о нескольких месяцах, проведенных Саймоном среди них, нам известно, что они иначе, чем мы, относятся ко времени.
– И все равно такое долгое молчание выглядит странно, – сказал Бинабик.
Неожиданно он заметил свою дочь Квину, которая появилась как будто ниоткуда и тихонько стояла в дверях. Он поманил ее, они о чем-то тихо переговорили, Квина смущенно кивнула собравшимся и вышла из зала, быстрая и тихая, как мышка.
– Молодежь вернулась из своего приключения, – доложил Бинабик. – Квина сказала, что принц Морган устал, все тело у него болит, и он отправился прямо в кровать.
– Он нездоров? – с беспокойством спросила Мириамель.
– Несколько легких падений, так говорит Квина, – улыбнувшись, ответил Бинабик. – Пара ушибов и синяков, чувство стыда из-за них, но в остальном он не пострадал. Он в хороших руках с моей дочерью и ее нукапиком, который изучает искусство целительства. У меня такое впечатление, что они становятся друзьями.
На лице королевы появилось сомнение, но Саймон наклонился к ней и постарался успокоить:
– С мальчишкой все в порядке. Они отправились на прогулку, он парочку раз упал. Может быть, выпил лишнего. Не стоит бежать к нему и смущать избыточным беспокойством. Тролли о нем прекрасно позаботятся.
Его слова, похоже, не слишком ее успокоили, но она вздохнула и позволила отвести себя к стулу, на котором сидела раньше, рядом с Сискви, и вскоре разговор вернулся к ситхи.
– Мы, кануки, в последнее время не слишком часто встречались с зида’я – с ситхи, как вы их называете, – сказал Бинабик, – но не заметили особых перемен в их отношениях с нами. Ты со мной согласна, Сискви, жена?