– Ему не повредит дополнительная нагрузка. Ты ведь не хочешь, чтобы он стал слабым королем, который не в силах поднять ничего тяжелее кружки с элем.
Вот почему Эолейр со сдержанным сочувствием смотрел на принца, который уже некоторое время пил разбавленное вино, в котором воды было существенно больше.
Снаружи погода наконец успокоилась, хотя весь день завывал ветер и шел снег. Еще одна неожиданная весенняя вьюга застала королевскую процессию на открытом месте к западу от леса Диммерског, вынудив ее сойти с дороги Веннвег и воспользоваться гостеприимством барона Нарви, для которого их появление стало большой неожиданностью. Нарви был старым рыцарем, в чьих жилах текла кровь риммеров, о чем свидетельствовало его имя и светлые волосы на написанном в далекой юности портрете, висевшем во внешнем зале, но он говорил на вестерлинге лучше, чем на риммерспакке.
Он жил в Радфиск-Фоссе, в доме-башне, обставленном в скромной манере эркинландеров, с побеленными стенами и минимумом украшений. Причиной последнего могла быть как нищета, так и склонности хозяина – Фростмарш даже в лучшие времена не мог похвастаться богатством, а лосось, добыча которого обеспечивала большую часть доходов барона, еще не начал своего ежегодного путешествия.
Вот почему никто, в том числе и сам барон Нарви, не ожидал, что король и королева остановятся, чтобы укрыться в его скромном замке, расположенном к югу от леса, над крутым ущельем, где река Вественн стремительно несла свои воды к морю. Но начало аврила принесло плохую погоду, в то время как люди ждали солнца, и, хотя все в королевской процессии мечтали поскорее вернуться в Хейхолт – их путешествие продолжалось с самого джоневера и начала года, – никто не хотел рисковать и оказаться в момент снежной бури посреди пустошей восточного Фростмарша.
Нарви, его жена и домочадцы находились в невероятном волнении, ведь им предстояло принимать и развлекать королевскую чету, и их немного смущала собственная бедность. Но, как и в замке Бларбрекк, Джеремия добавил к местным припасам собственные, с которыми путешествовала королевская процессия, так что всем хватало еды и выпивки. Радфиск-Фосс был слишком беден, чтобы содержать собственных жонглеров и музыкантов, поэтому хозяева обрадовались, узнав, что король и королева привезли с собой артистов, в том числе акробатов – один из них также жонглировал ножами – и, конечно, арфиста. Ринан оказался среди самых благодарных слушателей, с тех пор как они покинули Эркинланд. По мере того как вечер продолжался и вино лилось рекой, молодой бард спел не только эркинландские песни, но и новые, которые выучил во время путешествия по Эрнистиру и Риммерсгарду. В какой-то момент королева присоединилась к нему, исполнив своим не слишком отшлифованным, но приятным голосом «Она всегда прекрасна» и заслужив себе и арфисту дружные аплодисменты.
«Прекрасные парни и девушки потеряют свое сияние с годами и заботами,
Но Она идет сквозь время, и Она всегда прекрасна…»
Наконец, когда до полуночи осталось совсем немного, барон и баронесса принесли свои извинения.
– Вы оказали нам честь и доставили много радости, ваши величества, – сказал Нарви, – но мы не привыкли к таким поздним застольям. Можем ли мы убедить вас занять нашу постель? Это не то, к чему вы привыкли, но она лучшая в нашем доме.
– Чепуха, – сказал Саймон, язык которого работал после выпивки не столь уверенно, как всегда. – Вы прекрасно нас приняли, мой добрый лорд. Наши солдаты удобно устроились в конюшнях, а мы будем спать в этом зале.
Мириамель улыбнулась и тоже поблагодарила хозяев, но она выглядела так, словно предпочла бы принять предложение Нарви относительно лучшей кровати в замке. Эолейр, который редко просыпался по утрам, не обнаружив нового источника боли, прекрасно понимал неудовольствие королевы, но ему было приятно видеть хорошее настроение Саймона – прямое следствие вина, музыки и ревущего в камине пламени.
Очень скоро король Саймон, тролли и часть их спутников принялись обмениваться старыми, по большей части, правдивыми историями о войне Короля Бурь. Эолейр знал, что король Саймон предпочитал именно такие истории, в особенности если в них он представал не как герой, а как не слишком умный мальчишка, каким был когда-то. Удовольствие, которое Саймон получал от своей юношеской глупости, казалось, увеличивалось с каждой чашей вина.
– Я был ничем, когда мы начинали, – ты помнишь, Мири? Кухонный мальчишка, зеленый, как трава. Кухонный мальчишка!
– Да, Саймон, – сказала Мириамель, едва заметно улыбнувшись Бинабику. – Полагаю, это известно почти всем.
– Однако ты был весьма храбрым кухонным мальчишкой, нравится тебе это или нет, – заявил Бинабик. – И очень немногие способны сделать то, что сумел сделать ты, так я думаю. – Сискви что-то прошептала ему на ухо, и он кивнул. – Моя жена напоминает мне, что ты много раз рисковал жизнью ради меня, даже в нашем доме, в Минтахоке, когда мой народ меня приговорил.
Саймон скорчил гримасу.
– Я устал от разговоров о себе. Где Морган? Расскажите ему про Изгримнура. Расскажите, как Изгримнур в первый раз встретился со мной. Я был привязан к лошади, задницей кверху! – Саймон рассмеялся. – Вот слава для вас! Вот слава. – Он огляделся по сторонам. – Моргану следовало бы знать, как выглядел его дед, когда ехал задом наперед в седле Слудика… – Он нахмурился. – Однако я его не вижу.
– Он ушел, – ответила Мириамель. – Шагает по снегу вместе с Квиной и ее женихом. Разве ты не помнишь?
– Младший Сненнек и Квина хотят ему что-то показать, – сказал Бинабик. – Они сделали из этого тайну.
– Вот почему я заставила его взять с собой стражу, – сказала королева. – Ты действительно ничего не помнишь, муж?
– Вышел в такую погоду? И на что он собирается смотреть? – Саймон допил свою чашу и стучал ею по столу до тех пор, пока слуги снова ее не наполнили. – Что может быть лучше, чем слушать о том, как его деда возили по Фростмаршу, перекинув через седло, как невесту хирка! – Он попытался продемонстрировать положение, в котором его везли, но потерял равновесие и упал бы со скамейки, если бы сэр Кенрик не схватил его за руку.
– Я думаю, пришла пора ложиться спать, – заметила Мириамель.
Король собрался возразить, но более внимательный взгляд на лицо жены убедил его, что лучше помолчать.
– Ладно, – сказал он. – Однако я хочу знать, что плохого в нескольких забавных историях?
Когда король и Мириамель шли через зал к месту, где им приготовили постель, а остальные придворные начали расходиться, Бинабик подошел к королевской чете и взял Саймона за локоть. В руке тролль что-то держал. В Эолейре боролись любопытство и желание дать Саймону и Мириамель побыть вдвоем, но он не сумел пойти наперекор первому импульсу, требовавшему от него полного знания обо всех проблемах Протектората.
– Я дам тебе кое-что, друг Саймон, – сказал Бинабик. – Когда ляжешь спать, держи это как можно ближе к себе.
Мириамель посмотрела на зажатую в руке Бинабика вещь с нескрываемым отвращением.
– Что это?
– Талисман, который я сделал. Чтобы помочь Саймону вновь обрести сны – или помочь снам отыскать Саймона.
Король протянул руку, но Мириамель оттолкнула ее в сторону:
– Нет. Оно уродливое. И пугает меня.
Безопасность короля перевесила благоразумие, и Эолейр подошел ближе, чтобы взглянуть на подарок тролля. Предмет, лежавший на морщинистой ладони Бинабика, был кучкой костей, высохших цветов и черных перьев, связанных ниткой.
– Я не хочу тебя обидеть, Бинабик, – сказал граф, – но мне это нравится ничуть не больше, чем королеве. Перья ворона, не так ли? Ты не забыл, что эти вещи священны для Морриги, Темной матери? Моим людям пришлось выгнать ее почитателей, а позднее мы услышали ее злое имя при крайне неприятных обстоятельствах.
Тролль бросил на него серьезный взгляд.
– Но совсем не при таких, как сейчас, я думаю, и мы стояли в ту ночь в Риммерсгарде, а не в Эрнистире. На Севере все иначе. Для моего народа ворон является посланцем тех, кто находится за небом, граф Эолейр, а не просто злая богиня. Амулет должен помочь снам Саймона снова его найти.
– Мне все равно… – начала Мириамель, но Саймон высвободил руку из ее пальцев, очень осторожно взял связку перьев и костей и пристально на нее посмотрел.
– Я надену его сегодня ночью, – заявил он. – Если для нас есть ответы на Дороге Снов, как бывало в прошлом, я хочу их знать. – Он поднял руку, чтобы предупредить возражения жены и Эолейра. – Нет, нет, не нужно меня отговаривать. Бинабик мой друг, и я ему верю. Его ум много раз меня спасал.
– И все же у королевы есть основания для опасений, как и у графа Эолейра, – сказал тролль. – Когда речь идет о Дороге Снов, ничто не бывает просто. Разреши мне прийти к тебе утром, когда ты проснешься, и ты расскажешь, вернулись ли к тебе сны.
Саймон кивнул и позволил жене увлечь себя в сторону импровизированной спальни в дальнем конце зала, закрытой ширмами. Мириамель определенно выглядела несчастной, и Эолейр ее не винил. Слишком много старых историй и предзнаменований носилось в воздухе, чего не было со времен войны Короля Бурь.
«Да, выпал свежий снег, но, когда он растает, все, скрытое под ним, вновь выйдет наружу, – подумал он. – Неужели ничто никогда не меняется?»
– Если мне будет позволено, Морган… я хотел сказать, ваше высочество, – начал сэр Порто, с присвистом выдыхая клубы пара, подобные дыму над горящим стогом, – со всем уважением к почтенным троллям, друзьям короля и королевы, но…
Первая волна вьюги прошла сразу после заката, и небо очистилось, но горную тропу почти скрыл выпавший снег. Моргану приходилось сильно напрягаться, чтобы поспевать за двумя ловкими троллями, поднимавшимися по узкой скользкой дорожке, и это приходилось делать в тусклом лунном свете – так что ответил принц далеко не сразу.
– Что? – наконец сказал он. – Что? Скажи уже.
– Я считаю, что это глупое приключение, принц Морган. – Старый рыцарь ре