– Неужели ты не слушал, смертный? – Иджа’аро вскочил на ноги. Насколько Эолейр знал ситхи, племянник Кендрайа’аро дрожал от с трудом сдерживаемой ярости, опасный и разгневанный, точно молодой бог, а его волосы походили на священное пламя. – Убийцы были смертными – такими же, как вы! Мы бы сразу узнали руку хикеда’я, если бы они имели отношение к любому из совершенных преступлений. Мы постоянно за ними следим, в особенности в Запретных Холмах…
– Молчать! – сказал Кендрайа’аро, и его гнев был направлен не против чужаков. – Ты больше не будешь говорить, Иджа’аро. Ты слишком часто открываешь рот, не подумав сначала.
Молодой ситхи снова присел на корточки, и его лицо с золотой кожей превратилось в маску.
Когда оба смолкли, дальше повела рассказ Адиту.
– Исчезновение Сиянди напугало нас всех, – объяснила она. – В результате споры о том, следует ли нам покинуть Джао э-тинукай’и стали особенно ожесточенными, ведь теперь мы знали, что его местонахождение перестало быть тайной. И, что еще хуже, о нем во время войны узнали хикеда’я, что привело к смерти нашей любимой Амерасу, матери всех зида’я.
Все ситхи сделали одинаковое текучее движение, означавшее скорбь. Эолейр знал о нападении и смерти Амерасу, потому что при этом присутствовал молодой Саймон, все еще остававшийся пленником.
«Какая ужасная потеря, – подумал Эолейр, – из-за одного предательского удара лишиться мудрости, накопленной за столько лет, – удара, направленного королевой Утук’ку, прабабушкой Амерасу!»
– О чем они говорят? – потребовал ответа у Эолейра Морган. – Я не знаю этих имен!
– Я объясню вам позднее, – спокойно ответил граф. – А до тех пор слушайте и запоминайте, мой принц. Эта история старше человечества.
– Затем, всего лишь год назад, когда наша мать Ликимейя, с’хью Кендрайа’аро и несколько ситхи, которые их сопровождали, разбили лагерь далеко на запад отсюда, – продолжала Адиту, – на них напал большой отряд смертных.
– А вы уверены, что это не были напуганные охотники? – спросил Эолейр. – Среди смертных ходит множество фальшивых слухов о ситхи…
– Невозможно, – заявил Кендрайа’аро.
– Боюсь, наш дядя прав, – сказала Адиту графу. – Восемьдесят смертных – чуть больше или чуть меньше – поджидало дюжину отправившихся на охоту зида’я. Они атаковали без предупреждения, сразу пустив в ход стрелы, и выбрали дневное время, зная, какое преимущество мы получили бы в темноте.
Кендрайа’аро указал на Эолейра. Изуродованное лицо ситхи делали каждое его слово ужасным.
– Знай, человек из Эрнистира. Убийцы подготовились к схватке с нами, их обучил тот, кому известны наши обычаи и умения. Эркинландеры устроили засаду на тропе, которую мы используем редко, поэтому им пришлось долго ждать. Они хорошо скрыли свой запах, а потом атаковали без предупреждения. Мы потеряли половину отряда после первого залпа. Это похоже на случайную встречу?
– Согласен, совсем не похоже. – Эолейр вдруг почувствовал тяжкое бремя возраста. Ситхи оказались правы: речь шла не о недоразумении, которое можно разрешить при помощи дипломатии и тщательно подобранных слов. Более того, эту загадку ему было не по силам разгадать здесь и сейчас, и он понимал, что, возможно, никогда не узнает правды. Кто мог совершить такое страшное злодеяние? И зачем, ведь причина могла быть только одна – раз и навсегда уничтожить дружбу между ситхи и смертными правителями, занимающими Верховный Престол. – Мои король и королева невиновны, даю вам свое слово, и я скорблю вместе с вами.
– Скорбишь? – Кендрайа’аро взмахнул рукой, быстро, словно нанес удар ножом. – Ты не знаешь, что такое скорбь, смертный. Владычица нашего Дома – наша королева, как ее назвали бы вы, – погибла у нас на глазах. Мои родичи умирали рядом со мной. Только мне одному удалось спастись и унести пронзенное тело Ликимейи на плечах, поливая равнодушную землю ее и своей кровью.
Рядом с Эолейром пошевелился Морган. Эолейр знал, что сейчас они ступили на очень узкую тропу, и катастрофа поджидает их со всех сторон. Он снова положил руку на плечо принца и сжал его.
– Я услышал все, что вы рассказали, – проговорил Эолейр, – и ваши слова пронзили мне сердце, Защитник Кендрайа’аро. Не забывайте, в отличие от большинства смертных я встречал Ликимейю. Я знаю о ее мудрости и силе. Но почему вы так уверены, что на вас напали эркинландеры? Вы слышали, как они говорили между собой?
– Ха. – Кендрайа’аро презрительно рассмеялся. – Они даже не разговаривали друг с другом, когда убивали нас. Еще одно доказательство, что это была западня, простое и очевидное.
– Но в прошлом ситхи конфликтовали с многими народами смертных – наббанайцами из Империума, а также в недалеком прошлом с риммерами, когда они пришли с запада. Почему вы уверены, что отряд, который вас атаковал, из Эркинланда?
– Потому что на теле вожака напавших на нас смертных, которого я убил прежде, чем остальные отступили и утащили его труп, мне удалось кое-что найти, – сказал Защитник.
– Я принесу, дядя. – Иджа’аро поднялся на ноги и спрыгнул с порога древесного дома.
Он довольно быстро вернулся с кожаным мешком в руках, который передал Кендрайа’аро, тот взял его, вывернул содержимое на пол, и на него со звоном пролился ливень золотых монет, оставшихся лежать возле его обутых в сапоги ног.
– Смотрите сами, – сказал Кендрайа’аро.
Эолейр шагнул вперед, и Морган последовал за ним. Граф наклонился, поднял несколько монет, оценил их тяжесть, обратил внимание на остроту ребер.
– Золотые троны, – сказал он.
– И дело не только в этом, – вмешался Джирики, заговоривший после долгой паузы. – Посмотри внимательно.
Эолейр поднес одну из монет к свету, пробивавшемуся сквозь паутину стен.
– Да укусит меня Багба, – пробормотал он. – Это Леди и Прядь.
Монеты были новенькими, и на каждой из сторон отчеканены портреты – на одной королевы Мириамель, на другой ее мужа короля Саймона Снежная Прядь. Золотые троны, выпущенные в Эркинланде по специальным правилам Верховного Престола, появились всего несколько лет назад. Граф перевел беспомощный взгляд с Джирики на Адиту, но те лишь молча смотрели на него, и тогда он повернулся к Защитнику Кендрайа’аро.
– Я не могу объяснить, откуда взялись монеты, – сказал Эолейр. – Но из этого еще не следует, что объяснения не существует.
– Не важно. Нам не нужны объяснения, – заявил Кендрайа’аро. – Как и все остальное, что может предложить ваш народ. Мы хотим, чтобы вы покинули лес и больше не попадались у нас на пути, смертный. И, раз уж ты так их ценишь, Джирики, можешь проводить их до границы наших земель. И вы, смертные, оставите Ти-туно, который вернулся к тем, кто его создал. Мне больше нечего вам сказать.
Моргану совсем не хотелось отправляться в путешествие в неизведанные места, но время шло, и у него появились новые ощущения. Он гордился тем, что сумел протрубить в древний рог ситхи, в то время как благородный граф Эолейр этого сделать не сумел; позднее его охватило невероятное волнение, когда именно ему довелось – из всех людей – призвать ситхи с помощью рога. Все эти приятные моменты привели к тому, что теперь он все больше злился: ведь Мастера Престола и будущего наследника не просто игнорировали, но и вовсе прогнали бессмертные, не говоря уже о том, что коварный Защитник Кендрайа’аро еще и рог забрал.
По мере того как Джирики вел их через лес в сторону лагеря эркинландеров, к Порто, троллям и солдатам, гнев Моргана усиливался. Ситхи не только сначала напугали его, а потом унизили, но и сделали их поиски бессмысленными. Несколько недель, проведенных в седле, ночи под открытым небом, множество вечеров, когда он был лишен обычных развлечений, а в качестве единственной награды – знаменитые бессмертные, о которых он столько слышал, отнеслись к нему как к нищему.
«А дома скажут, что наша миссия провалилась, – с горечью думал он. – Вне всякого сомнения, дедушка и бабушка будут винить меня, ведь они никогда не станут перекладывать ответственность на своих волшебных друзей ситхи или старого товарища Эолейра. Но кто такие ситхи, после всего сказанного? Они живут в лесу, у них даже домов нет, они бедны, как охотники или углежоги».
Морган взглянул на Джирики, и его уверенность слегка пошатнулась. Ситхи двигался, словно настоящее дикое существо, длинными, ровными и совершенно беззвучными шагами, в то время как Морган и Эолейр шумели и шуршали листьями, стараясь от него не отставать.
Они продолжали следовать за Джирики, хотя время перевалило за полдень и приближался вечер. В лесном воздухе танцевали яркие пылинки, блестящие точно крошечные звезды, но они постепенно становились матовыми, а по мере того, как солнце опускалось все ниже, первый туман начал подниматься над землей, делая Альдхорт похожим на русло реки, на которое смотришь сквозь текущую воду. Однако Морган обращал на это мало внимания: его переполняли гневные мысли, грудь заполняла тяжесть, он испытывал скорбь, хотя никто не умер.
– Почему мы оставили у них рог? – неожиданно резко спросил он. – Мой дедушка дал его нам! Рог принадлежал сэру Камарису, а он не имел к ситхи никакого отношения!
– Они сделали его много, много лет назад, – нахмурившись, ответил Эолейр, который пытался перебраться через оказавшееся у него на пути упавшее дерево. – Мы продемонстрировали элементарную вежливость – вернули ситхи то, что им принадлежало, ваше высочество. В любом случае Ти-туно наименьшая из наших проблем.
– Я бы принес извинения за своего дядю, – сказал Джирики, – но, полагаю, вина лежит на всех нас, в том числе на моей сестре и мне. Даже Сеоман и Мириамель не понимали, чего они хотели добиться, когда заключили новый договор о мире с моим народом. Мы не меняемся так легко и быстро, как, впрочем, и смертные, которые боятся и ненавидят нас. Необходимы годы осторожности и осмотрительности, но обеим сторонам этого не хватает. А теперь уже слишком поздно.
– Слишком поздно? – спросил Эолейр. – Но почему?