Кларис произносит ругательство, обнажив запястье Давины.
– Выглядит и правда ужасно…
– Мы были так осторожны, как могли, – заверяет мастер. – Ей придется носить рукава подлиннее.
– Да, – признает Кларис. – Но теперь наручники больше не смогут причинить ей вред. – Она кладет руку Давине на лоб. – Надеюсь, у нее не будет лихорадки.
Я так изможден, что мне с трудом удается усидеть на табурете, но, услышав слова Кларис, я тут же просыпаюсь.
– У нее жар? – тревожно спрашиваю я поднимаясь. – Так быть не должно. Обычно люди ощущают холод, исходящий от нее.
– Может, это тепло из кузницы, – вставляет мастер. – Там и без огня высокая температура.
– Надо избавить ее от потной одежды, – волнуется Кларис. – Фульк, ты пойдешь с мастером и принесешь мне чан с холодной водой. Леандр, поможешь мне.
Я забираю у Фулька сверток с мазями Греты, прежде чем он выбегает из комнаты вслед за мастером, и выкладываю содержимое на столик у кровати. Я объясняю Кларис, что лекарства сделаны самым опытным целителем, которого я знаю.
Кларис нюхает некоторые из них, а потом поворачивается к Давине и кладет руку ей на плечо.
– Жар поднимается от поврежденных запястий. Предплечье все еще теплое, но не такое горячее, как запястье.
– Воспаление? – спрашиваю я.
Высказанное вслух предположение вызывает у меня резь в желудке. На фронте я видел множество случаев, когда кажущаяся пустяковой рана воспалялась. Иногда спасало ампутирование. Иногда помощь приходила слишком поздно, и пострадавший умирал от лихорадки или заражения крови.
– Возможно, – говорит Кларис. – Но жар начался слишком быстро. Воспаление развивается только через несколько часов или дней. Скорее всего, это последствия металла. Мы должны промыть и обеззаразить раны, прежде чем жар распространится дальше. Сначала надо снять с нее потную одежду.
Мы осторожно стягиваем с Давины одежду, стараясь двигать ее как можно меньше. Время от времени у нее дрожат веки, и она бормочет что-то бессмысленное.
Я быстро набрасываю на Давину одеяло, когда появляются Фульк и мастер, таща большой чан, наполненный водой, которая расплескивается при движении.
– Холодная вода? – спрашиваю я, погрузив в нее руку.
– Недостаточно холодная, – замечает Кларис, проверив воду. – Но сойдет. Вы двое. – Фульк и мастер вытягиваются по струнке. – Вы пойдете на кухню и чего-нибудь поедите. Потом принесите еды и нам, но поставьте у двери. Фульк, я позову тебя, когда понадобится твоя помощь. Поспи в соседней комнате.
– Но…
– Никаких возражений, – приказывает Кларис. – На это у нас сейчас нет времени. – Она поворачивается к мастеру. – Ты можешь идти обратно в кузницу. И оставь кандалы, Королева Огня решит, что с ними делать.
Оба покидают комнату – один с большей, другой с меньшей поспешностью.
– Надо опустить ее в воду, – говорит Кларис, когда мы остаемся одни. – Нужно сбить температуру. Надеюсь, она придет в себя, и сможет своей магией охладить воду. Ты поднимешь ее и посидишь с ней. Я позабочусь о ее ранах.
Я делаю, что она приказывает, но не раздеваюсь – это будет слишком долго. Давина стонет, когда я опускаю ее в воду, но глаз не открывает. Даже тогда, когда Кларис промывает раны на запястьях, наносит мазь, а затем перевязывает чистыми бинтами.
Я наблюдаю за действиями Кларис, в любой момент готовый вмешаться. Но она не дает мне повода сомневаться в ней. Это меня озадачивает, все же она супруга Земного короля.
– Почему ты нам помогаешь? – спрашиваю я в тишине, нарушаемой лишь плеском воды.
Она продолжает, словно не услышав моего вопроса, и накладывает повязку на другое запястье.
– Если бы ты… не помогла нам, – говорю я, – ты нанесла бы Эсмонду сокрушительный удар. Без Давины он теряет свой козырь, а без меня – лишается надежнейшего человека… Ну, по крайней мере, таким я был раньше. Ты приводишь нас сюда, залечиваешь наши раны и даешь еду. Я не понимаю, в чем смысл. Ты могла оставить меня, когда я упал с лошади.
Она наконец оборачивается. Я никогда не видел у нее такого пронзительного взгляда.
– Вы мои друзья. Больше причин мне не надо.
Я хмурюсь.
– Но ты… земелийка.
– Наполовину земелийка, – поправляет она, возвращаясь к ранам Давины. – Моя мать родом из Огненного королевства.
Я предпочитаю не спрашивать, как это произошло…
– Ну ладно, наполовину земелийка. Несмотря на это, ты королева этого королевства. А я твой враг. Строго говоря, Давина тоже, ведь она королева Огненного королевства.
Уголки ее рта приподнимаются в улыбке.
– Мы уже обсудили вопрос, действительно ли она является королевой.
– Ты знаешь, что я имею в виду!
– Да, знаю. А еще я понимаю, что мне все равно, является она королевой Огненного или Ледяного королевства или обычной женщиной. Она мне нравится, так что я помогу ей. Она всегда хорошо ко мне относилась и никогда не смотрела на меня свысока. – Она вздыхает. – Я долгое время провела во Дворе Пламени, чтобы раскрыть план нападения. Меня каждый день унижали, иногда даже избивали. Мне приходилось драить полы на коленях, а ночью меня поднимали с постели, чтобы я принесла воды. Иногда мне приходилось спать на полу в кухне. А однажды…
Я смотрю на нее, когда она затихает. Ее взгляд сосредоточен на обнаженном запястье Давины, но я все же замечаю ужас в ее глазах.
– Однажды один из солдат во Дворе Пламени попытался меня изнасиловать.
Я скрежещу зубами и пытаюсь вспомнить, когда в последний раз мои солдаты находились при дворе, но прихожу к выводу, что это не мог быть кто-то из них – к счастью!
– Что ты сделала?
– Пнула, укусила и… Это было на кухне, и я схватила нож. Скажем так, он больше не приблизится к женщине против ее воли.
Я облегченно киваю. Если бы это был один из моих людей, я бы назначил ему публичную порку. Мои солдаты знали, что я не потерплю такого.
– Принцесса понравилась мне с самого начала, – продолжает Кларис. – Но когда я услышала, как она обвиняла советников Эсмонда, которые скорее усмехались, а не наказывали своих солдат за распутство, я поняла, что она – та королева, за которой я буду следовать. Которая думает так же, как я, и заботится о подданных. Я хотела, чтобы она стала королевой, потому что она могла многого достичь. Может, когда-нибудь она бы даже достучалась до Эсмонда и пробудила его совесть. Она его не любила. Это замечал каждый, кто наблюдал за ней во время церемоний. Несмотря на это, я думала, что она… могла бы его изменить. – Она передергивает плечами. – Но потом заметила, как вы общаетесь и смотрите друг на друга.
– Это было так очевидно? – с изумлением спрашиваю я. – Мы и правда думали, что были… осторожны. За исключением свадьбы, когда я был не в себе.
Кларис снова пожимает плечами.
– Я видела вас каждый день. Кто-то, кто встречал вас время от времени, определенно ничего бы не заметил. Но я все же была удивлена, когда принцесса захотела, чтобы ее кровать стояла у другой стены, хотя она там едва помещалась, а каждое утро туда светило солнце. Но когда я искала Фулька, то вошла к вам в комнату, и увидела, что твоя кровать тоже стоит у стены, тогда я обо всем догадалась.
Кларис никогда не казалась мне проницательной. Теперь, слушая ее, я испытываю неприятное ощущение в области живота. Если узнала она, то и другие слуги могли догадаться.
Только теперь это неважно. Эсмонд уже все знает.
– Ты могла бы использовать это против нас, – замечаю я.
Кларис усмехается.
– Донеся Эсмонду? Нет, он ужасный король. С ним нельзя заключать соглашений. Даже если бы я заключила с ним сделку в обмен на эту информацию, он, вероятно, не выполнил бы своих обещаний. Мы… отказались от любых попыток достучаться до Эсмонда. Это бесполезно. Его отец… иногда был готов вести переговоры и заключать перемирия, но Эсмонд об этом и слышать не хочет. Не знаю, сколько посланников с предложениями мира мы к нему отправили. Обратно нам возвращались только их головы.
– Об этом… я не знал.
Это правда. До нашего разговора с королем Райнальдом я не знал, что переговоры вообще шли. Но, должен признать, я этим и не интересовался. Для меня существовали лишь следующее сражение, следующий земелец, в которого я мог вонзить свой меч. Следующий мертвец, который так бы и не утолил мою жажду мести и не вернул мне семью.
– Мои мать и сестры, – хрипло произношу я, – погибли в огне во время одного из набегов земельцев. Их… закрыли в конюшне, а потом… – Я встряхиваю головой. Хоть меня там не было, каждый раз, когда я говорю об этом, то представляю образы – один ужасней другого. – Райнальд говорил, что… земельцы не были к этому причастны.
Кларис закрепляет повязку на запястье Давины и не торопится с ответом.
– Меня там не было, поэтому я могу только догадываться, но мы не используем огонь – нигде. Это… опасный элемент, от которого мы держимся подальше. Может, земельцы заперли твою семью в конюшне, чтобы они им не мешали, а в суматохе опрокинулись свечи или факел и подожгли конюшню.
Я хмурюсь.
– Мы с отцом занимались коневодством, а это огромные конюшни и горы сена. Думаешь, мы были настолько глупы, что оставили бы рядом горящую свечу или факел?
– Нет, я не считаю вас глупыми, – говорит она. – Тогда, вероятно, кто-то хотел убрать твою семью с дороги и использовал нападение, чтобы отвести от себя подозрения.
Я хмурюсь. Об этом я никогда не задумывался. Эта мысль даже не приходила мне в голову. Для меня виновниками были земельцы. Это легко сочеталось с их образом ночных разбойников и грабителей, которые воровали наши припасы.
Но они никогда не убивали намеренно. Они защищались, когда им пытались дать отпор, и время от времени это приводило к смертям, но… Если бы они захотели, то могли убить всех жителей Бразании. Но они этого не сделали.
Райнальд сказал, что тогда не осталось бы никого, кто мог бы возделывать поля и ухаживать за скотом, который воровали земельцы. Коневодство процветало, и земельцы могли украсть и доходы от него. Или лучших лошадей. Но вместе с отцом умерло и хозяйство.