– Как тебя зовут? – требовательно спросила Могидин. – Ты имеешь хоть малейшее представление о том, с кем разговариваешь?
– Да, Могидин, имею. Можешь называть меня Моридин.
У Могидин перехватило дыхание. Не из-за имени; любой глупец мог назвать себя Смертью, а именно такое значение это имя имело на Древнем Языке. Но она заметила крошечное, едва различимое черное пятно, которое проплыло по зрачку одного из голубых глаз, а потом другого, двигаясь по прямой. Этот Моридин обращался к Истинной Силе, и не раз. Много раз. Могидин знала: кроме ал’Тора и другим способным направлять удавалось выжить, а этот юноша явно не уступал ему в Силе. Но она никак не ожидала, что Великий Повелитель окажет одному из них особую честь. Честь, таящая в себе яд, – как известно всем Избранным. Со временем человек становился гораздо более зависимым от Истинной Силы, чем от Единой Силы; желание снова и снова обращаться к саидар или саидин можно сдержать с помощью воли, но Могидин не верила, что существует воля, способная сопротивляться Истинному Источнику, тем более когда в глазах появляется саа. Конечная цена бывала разной, но всегда ужасной.
– Ты даже не догадываешься, как отмечен, – сказала Могидин. Она непринужденно, будто ее грязное платье было самым прекрасным нарядом на свете, опустилась в кресло напротив молодого человека. – Подай мне вина, и я расскажу тебе, о чем идет речь. Только двадцать девять человек когда-либо были удостоены...
К ее изумлению, он рассмеялся:
– Ты все поняла неправильно, Могидин. Ты еще служишь Великому Повелителю, но не так, как раньше. Время твоих игр миновало. Если бы тебе по чистой случайности не удалось сделать кое-что полезное, ты была бы уже мертва.
– Я – одна из Избранных, мальчик, – сказала она; пламя ярости прорвалось сквозь осторожность. Она выпрямилась, смело глядя ему в лицо. По сравнению с ней, вооруженной знаниями, приобретенными за легендарную Эпоху, он находился на уровне тех времен, когда полудикие люди жили в грязных хижинах. В некоторых областях, связанных с Единой Силой, никто не превосходил ее. Могидин с невероятным трудом удержалась, чтобы не обнять Источник, не важно, как близко к Шайол Гул она сейчас находилась. – Твоя мать, наверно, не так давно пугала тебя моим именем, но знай, что даже взрослые мужчины, способные скомкать тебя, точно тряпку, покрывались испариной, когда слышали его. Придержи язык, разговаривая со мной!
Он протянул руку к открытому вороту рубашки и... ее язык прилип к гортани. Могидин не могла оторвать взгляда от маленькой клетки из золотой проволоки и кроваво-красного хрусталя, которая висела у него на шнурке. Мелькнула смутная мысль, что, может, это вовсе не ее клетка, просто очень похожая; но нет, определенно та самая. Моридин погладил клетку большим пальцем, и у Могидин возникло ощущение, будто кто-то ласково прикасается к ее мозгу, к ее душе. Разрушить ловушку для разума очень легко – стоит лишь нажать чуть-чуть посильнее, чем он сейчас. Она могла находиться на другом конце мира, даже дальше, и это ни на волос ничего не изменит. Часть Могидин, которая в некотором роде тоже была ею, словно отделилась от нее; она продолжала видеть собственными глазами, слышать собственными ушами, чувствовать вкус с помощью своего языка и ощущать прикосновение, но стала беспомощным автоматом, полностью повинующимся тому, кто владел ловушкой для разума. Есть ли способ освободиться от нее, нет ли, ловушка для разума есть кор’совра. Могидин почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Теперь понимаешь? – произнес Моридин. – Ты по-прежнему служишь Великому Повелителю, но теперь будешь делать то, что я скажу.
– Понимаю, Миа’кова, – механически произнесла она.
И снова он засмеялся – глубоким, сочным, язвительным смехом – и спрятал ловушку обратно под рубашку.
– Вот это совсем необязательно – теперь, когда ты усвоила урок. Я буду звать тебя Могидин, а ты меня – Моридин. Ты все еще одна из Избранных. Кто на свете способен заменить тебя?
– Да, конечно, Моридин, – равнодушно произнесла Могидин.
Он мог говорить что угодно. Все равно она – его собственность, в этом у нее не было никаких сомнений.
Глава 26РОКОВЫЕ СЛОВА
Моргейз лежала без сна, глядя в потолок сквозь пронизанную лунным светом тьму и пытаясь думать о дочери. Жара давала о себе знать, хотя Моргейз была укрыта лишь светлой льняной простыней. Обливаясь потом, она тем не менее не сняла плотной шерстяной ночной рубашки, зашнурованной до самого горла. Пот – это ерунда; сколько бы и какой бы горячей водой Моргейз ни мылась, она чувствовала себя грязной. Илэйн сейчас должна быть в Белой Башне, где ей ничего не угрожает. Временами казалось, что прошли годы с тех пор, как Моргейз могла заставить себя доверять Айз Седай, но, как ни парадоксально, Башня несомненно являлась единственным местом, где Илэйн будет в полной безопасности. Моргейз стала думать о Гавине – он тоже должен быть в Тар Валоне, преисполненный гордости за сестру и полный страстного желания при необходимости защитить ее от кого угодно, – и о Галаде – почему ей не позволяют увидеться с ним? Моргейз любила его так, будто он был ее плотью и кровью, и, как ей казалось, ее любовь нужна ему больше, чем двоим другим. Она пыталась думать обо всех троих. Трудно было думать о чем-то, кроме... Широко распахнутые глаза смотрели во тьму, мерцая невыплаканными слезами.
Моргейз всегда казалось, что ей достанет храбрости, чтобы делать все, что требуется, глядя в лицо любой надвигающейся опасности; она всегда была убеждена, что в любых обстоятельствах сумеет выстоять и продолжать борьбу. За один час, который длился, казалось, целую вечность и оставил на ее теле всего несколько синяков, Радам Асунава доказал ей, что это не так. Эамон Валда довершил обучение, учинив один-единственный допрос. Кровоподтек, оставшийся на сердце от ее собственного ответа, в отличие от синяков на теле, не проходил. Ей следовало самой отправиться к Асунаве и рассказать ему обо всем, чтобы ударить побольнее. Ей следовало... Моргейз молилась, чтобы с Илэйн не произошло ничего плохого. Может, это нехорошо – уповать больше на Илэйн, чем на Галада или Гавина, но Илэйн должна стать следующей королевой Андора. Башня не упустит возможности посадить Айз Седай на Львиный Трон. Если бы только она могла увидеть Илэйн, увидеть всех своих детей еще хоть раз.
Что-то зашелестело в темноте спальни, и Моргейз затаила дыхание, стараясь не дрожать. В слабом лунном свете она едва различала даже столбики кровати. Вчера Валда вместе с Асунавой и тысячами Белоплащников ускакал на север от Амадора, надеясь поймать там Пророка, но если он вернулся, если он...
Смутная фигура во мраке теперь сделалась отчетливей. Женщина, ростом гораздо ниже Лини.
– Я подумала, может, вы еще не спите, – мягко произнесла Бриане. – Выпейте, это поможет.
Кайриэнка попыталась вложить в руку Моргейз серебряную чашу, от которой исходил слабый кислый запах.
– Нечего лезть со своим питьем, пока тебя не зовут, – резко сказала Моргейз, оттолкнув чашу. Теплая жидкость пролилась на руку, на льняную простыню. – Я уже почти заснула, когда ты начала тут топать, – солгала она. – Оставь меня!
Вместо того чтобы подчиниться, Бриане продолжала стоять, глядя на Моргейз сверху вниз; ее лицо скрывала тень. Моргейз не нравилась эта женщина. Была ли Бриане Таборвин благородного происхождения и постепенно скатилась вниз, как сама утверждала, или она самая обычная служанка, как бы то ни было, приказания она исполняла, когда и как заблагорассудится, и вечно распускала язык. Так случилось и сейчас.
– Ты стонешь, точно овца, Моргейз Траканд. – Хотя голос ее звучал едва слышно, в нем явственно кипел гнев. Она с тяжелым стуком поставила чашу на маленький столик рядом с кроватью; большая часть содержимого чаши выплеснулась на столешницу. – Ба! Многим случалось видеть вещи похуже. Ты жива. Кости не раздроблены, голова тоже в порядке. Терпи, пусть прошлое останется позади, продолжай жить. Ты последнее время в таком состоянии, что мужчины ходят вокруг на цыпочках, даже мастер Гилл. Ламгвин вообще за последние три ночи глаз не сомкнул.
Моргейз вспыхнула от раздражения; даже в Андоре слуги не позволяли себе таких разговоров. Она схватила и крепко сжала руку женщины, но беспокойство взяло верх над неприязнью.
– Им ведь ничего не известно? – Если бы они узнали, то попытались бы отомстить за нее, освободить ее. И могли погибнуть. Талланвор мог погибнуть.
– Мы с Лини напустили туману, – усмехнулась Бриане и выдернула руку. – Но если потребуется для спасения Ламгвина, я расскажу им все. Если ты и дальше будешь только блеять, как овца. Он чуть голову не сломал, пытаясь понять, что такое с вами творится. А все очень просто. Передо мной женщина, у которой нет мужества встретить завтрашний день. Я не допущу, чтобы из-за своего малодушия вы погубили его.
Малодушие. Моргейз почувствовала себя оскорбленной, но возразить нечего. Она вцепилась пальцами в простыню. Ей казалось, что она не способна хладнокровно принять решение лечь в постель с Валдой, но это можно пережить. По крайней мере она так думала. Но совсем другое дело сказать «да» только из-за страха снова оказаться лицом к лицу с пыточными веревками и иглами Асунавы и из-за еще более сильного страха, что он в конце концов добьется своего. Как бы ни вопила она в руках помощников Асунавы, именно Валда показал ей истинные границы ее мужества, заставив почти утратить веру в себя. Прикосновения Валды, его постель – все это можно со временем забыть, но стыд за собственное «да» Моргейз, наверно, никогда не удастся смыть с губ. Бриане швырнула истину прямо ей в лицо – что можно сказать в ответ?
Моргейз не успела ничего сказать – в прихожей застучали сапоги. Дверь спальни рывком распахнули, кто-то на всем бегу остановился, сделав шаг через порог.
– Вы не спите, это хорошо, – произнес голос Талланвора, но не сразу, а после небольшой паузы.