Теперь вокруг бежали все, толкая прорывавшегося по улицам Мэта.
– Олвер! – кричал он, пытаясь перекрыть несшиеся со всех сторон крики и стоны. – Олвер!
Неожиданно все окружающие будто бросились ему навстречу. Толкаясь изо всех сил, они почти тащили его за собой. Мэт упрямо сопротивлялся этому потоку и оказался на улице, откуда толпа спасалась бегством. От того, что он там увидел, у него заныло сердце.
По улице стремительно продвигалась колонна Шончан, больше сотни воинов в шлемах, похожих на головы насекомых, и доспехах из частично перекрывающих друг друга пластин. Все верхом на чудовищных животных, похожих на котов величиной с лошадь, но покрытых бронзовой чешуей, а не мехом. Наклонившись в седлах, с пиками и голубыми вымпелами, Шончан галопом устремились к Мол Хара, не глядя по сторонам. Хотя «галоп» – не самое подходящее слово; скорость этих зверей была почти такая же, но они, казалось, перетекали с места на место. Наступил самый подходящий момент смыться – последний момент. И тут Мэт увидел...
Когда конец колонны прошел мимо, в глаза ему бросилось красное пятно, там, в толпе на улице, за перекрестком.
– Олвер! – Мэт помчался вихрем, чуть не наступив на пятки последней чешуйчатой твари, и, протолкавшись сквозь толпу, увидел, как женщина с расширенными от ужаса глазами схватила маленькую девочку в красном платье и убежала, прижимая ребенка к груди. Мэт, дико озираясь, пробирался вперед, плечами отпихивая людей в стороны и сам ударяясь о них. – Олвер! Олвер!
Еще дважды Мэт видел взметнувшийся над крышами столб огня и более чем в дюжине мест уплывающий в небо дым. Несколько раз он слышал все те же глухие раскаты, теперь гораздо ближе, явно не в заливе. В городе, Мэт был уверен. Много раз земля вздрагивала у него под сапогами.
А потом улица опустела. Люди убегали во все стороны, скрывались в переулках, домах и лавках, спасаясь от Шончан, скачущих на конях. Среди них были не только мужчины в доспехах. Эту рощицу копий возглавляла смуглая женщина в голубом платье. Мэт узнал широкие красные полосы с изображением серебряных молний на ее юбках и корсаже. Серебряный повод, поблескивающий на солнце, тянулся от ее левого запястья к шее женщины в сером, дамани. Та бежала рядом с конем, на котором сидела первая – сул’дам. Бежала, точно ручная собачонка. В Фалме Мэт нагляделся на Шончан, но невольно остановился в начале переулка, наблюдая. Неумолчный грохот и вспышки говорили о том, что в городе есть люди, пытающиеся сопротивляться, и сейчас перед Мэтом развернулась картина одной из таких попыток.
Все разбегались, пытаясь укрыться, не только из-за Шончан. В дальнем конце улицы добрая сотня всадников опустила длинные остроконечные копья. На них были мешковатые белые штаны и зеленые мундиры, на шлеме офицера сверкали золотые шнуры. С громким кличем солдаты Тайлин устремились на захватчиков. Числом они превосходили Шончан по крайней мере вдвое.
– Проклятые идиоты, – пробормотал Мэт. – Не так надо. Эта сул’дам...
Единственная реакция Шончан состояла в том, что женщина в платье с молниями указующе подняла руку – так направляют в полет сокола или посылают вперед охотничью собаку. Золотоволосая женщина на другом конце серебряного повода сделала шажок вперед. Медальон с лисьей головой на груди у Мэта заметно похолодел.
Улица внезапно взорвалась прямо перед офицером защитников Эбу Дар, камни мостовой, люди и кони с оглушительным грохотом взлетели в воздух. Воздушной волной Мэта сбило с ног, а может, так только показалось, во всяком случае возникло ощущение, что земля ушла из-под ног. Он приподнялся и успел увидеть, как фасад гостиницы, стоящей на другой стороне улицы, внезапно обрушился в облаке пыли и обнажились внутренние помещения.
Повсюду лежали люди и кони, окровавленные клочья людей и коней. Уцелевшие метались вокруг ямы, занимавшей половину улицы. Стоны раненых заполнили воздух. Меньше половины солдат тайлин, шатаясь, поднялись на ноги, изумленно оглядываясь и спотыкаясь. Некоторые, схватив поводья тоже нетвердо стоящих на ногах коней, карабкались в седла и пришпоривали коней. Другие просто убегали пешком. Все прочь от Шончан. Со сталью никто из них не побоялся бы встретиться лицом к лицу, но не с этим.
Бежать, дошло наконец до Мэта, вот единственный разумный поступок в подобных обстоятельствах. Бросив взгляд через плечо, он увидел в переулке пыль и булыжники, громоздившиеся в кучу по крайней мере с этаж высотой. Он кинулся по улице, обгоняя убегающих солдат, держась как можно ближе к стенам и от всей души надеясь, что Шончан не примут его за одного из солдат Тайлин. Зря он надел зеленую куртку.
Сул’дам, по-видимому, была не вполне удовлетворена. Лисья голова снова похолодела, и еще один взрыв позади швырнул Мэта на булыжник; мостовая, казалось, бросилась ему в лицо. У Мэта зазвенело в ушах, но сквозь звон он все же расслышал, как застонала кладка. Прямо над ним начала клониться вперед оштукатуренная белая кирпичная стена.
– Куда подевалась моя проклятая удача? – закричал Мэт. Только это он и успел. И еще понять – в тот момент, когда стена рухнула прямо на него, – что проклятые кости в голове наконец-то замерли.
Глава 40КОПЬЯ
Со всех сторон вокруг Галины Касбан вздымались горы. Ближайшие были лишь чуть выше оставшихся за спиной холмов, но за ними виднелись заснеженные пики, а дальше еще более высокие. Однако она их не замечала. Камни на склоне покрыли синяками ее босые ноги. Она задыхалась, легкие работали с трудом. Солнце пекло голову, как и весь этот казавшийся бесконечным день, высушивая текущий ручьями пот. Она не думала ни о чем другом, только бы поднять одну ногу, перенести вперед, поставить перед другой и так снова и снова. Странно, что, несмотря на стекающие с нее ручьи пота, во рту было совершенно сухо.
Галина была Айз Седай меньше девяноста лет, седина даже не коснулась ее длинных черных волос, но почти двадцать лет она возглавляла Красную Айя. Другие Красные сестры называли ее Верховной, в личных беседах, конечно; они считали ее равной Престол Амерлин. И все это время, кроме первых пяти лет, она состояла и в Черной Айя. Выполняла свои обязанности как Красная, но полностью подчинив их другим, высшим. Она в Высшем Совете Черной Айя была второй после самой Алвиарин и одной из трех знавших имя женщины, руководившей их тайными собраниями. На этих встречах она могла назвать любое имя – даже имя короля, – зная, что отныне оно принадлежит мертвецу. Такое не раз случалось и с королями, и с королевами. Галина погубила двух Амерлин, дважды способствовала превращению самой могущественной женщины в мире в визжащую, жалкую, горящую желанием рассказать все, что ей известно, помогала представить гибель одной из них так, будто та умерла во сне, и видела своими глазами, как другую свергли и усмирили. Все это входило в ее обязанности, как и необходимость истреблять мужчин, способных направлять Силу. Сами по себе эти действия не доставляли ей удовольствия – важно, чтобы была достигнута цель, – но она радовалась, что возглавляла круг, который усмирил Суан Санчей. Конечно, все это означало, что сама Галина Касбан – одна из могущественнейших женщин в мире, одна из влиятельнейших. Должно было означать.
Ноги у нее подкосились, и она тяжело рухнула на камни, не в силах удержаться с помощью рук, крепко связанных за спиной. Когда-то бывшая белой шелковая сорочка, единственное, что ей оставили из одежды, порвалась еще больше, когда Галина заскользила по каменистой осыпи. Ее остановило дерево. Прижав лицо к земле, она не смогла сдержать рыданий.
– Как? – хрипло простонала она. – Как могло такое случиться со мной?
Спустя некоторое время она осознала, что все еще лежит; а ведь прежде ее сразу ставили на ноги, не позволяя ни малейшей передышки, как бы часто она ни падала. Смаргивая слезы, Галина подняла голову.
Айилки усеивали весь горный склон, несколько сот их, вооруженных копьями, рассыпались по нему среди безжизненных деревьев. Вуали, которые в любое мгновение могли быть подняты, сейчас висели у каждой на груди. Галине захотелось рассмеяться сквозь слезы. Девы! Подумать только, эти чудовищные женщины называют себя Девами. Жаль, что ей сейчас не до смеха. Хорошо хоть, что здесь нет мужчин – крошечная милость судьбы. При одной мысли о мужчинах у нее мурашки начинали ползать по коже, а если бы хоть один из них увидел ее сейчас, полураздетую...
Она с тревожным ожиданием поискала взглядом Тераву, но большинство из примерно семидесяти Хранительниц Мудрости стояли вместе, глядя на что-то выше по склону. Оттуда доносилось бормотание. Наверно, что-то обсуждали. Хранительницы Мудрости. Они жестоко и очень умело обучили ее называть их именно так; ни в коем случае не просто айилки или дикарки. Галина изо всех сил скрывала свое презрение, но похоже, они все равно чуяли его. Конечно, невозможно полностью скрыть то, что испепеляет душу.
Большинство Хранительниц Мудрости глядели в одну сторону, но не все. Свечение саидар окружало молодую хорошенькую рыжеволосую женщину с изящным ртом, которая не спускала с Галины больших голубых глаз. Наверно, то, что этим утром к Галине приставили едва ли не самую слабую из них, было проявлением их презрения к ней. Микара вовсе не была так уж слаба с точки зрения Силы – никто из них не был слаб, – но, даже несмотря на жгучую боль в разбитом теле, Галина могла с помощью одного небольшого усилия разрушить сплетенный ею защитный экран. У нее неудержимо задергалась щека; так бывало всегда, когда возникала мысль о новой попытке бегства. Первая окончилась плохо. Вторая... Содрогаясь, Галина изо всех сил сдерживала рыдания. Нельзя предпринимать больше никаких попыток, пока она не уверена в успехе. Не уверена абсолютно.
Хранительницы Мудрости распались на мелкие группки, провожая взглядами Тераву, а женщина с соколиным лицом зашагала к Галине. Внезапно, снова тяжело задышав, на сей раз от мрачного предчувствия, Галина попыталась встать. Со связанными руками и ослабевшими, точно кисель, мышцами, она смогла лишь подняться на колени. Терава наклонилась над ней, и ожерелья из резной кости и золота мягко зазвенели. Захватив прядь волос Галины, Терава резко откинула ее голову назад. Выше большинства мужчин, эта женщина делала так, даже когда обе они стояли, заставляя Галину болезненно в