х. От дубины уворачиваться легче, чем от сабли.
В воздухе мелькнул какой-то предмет. Ласка, не задумываясь, отбил. Отбил второй брошенный Льевром нож левой рукой, на которую навернул плащ. Рука закрыла лицо, и Ласка не увидел третий нож. Клинок воткнулся в левую руку выше локтя.
— Добейте его! — крикнул Криспен, который забрался на высокое крыльцо одного из домов.
— Ласка, помоги! — крикнул Вольф.
Ласка побежал не к Вольфу мимо Папильона, а к стене, выставив саблю, и нищие бросились от него в стороны. Свернул налево, преследуя бегущих. Во Дворе Чудес в этот вечер собралось больше сотни рыл, и все вылезли во двор посмотреть на битву гвардии против чужаков.
Все нищие и иже с ними умели убегать. Все знали, что, убегая кучей, только мешаешь друг другу. Все знали, что от опасности надо дернуть в разные стороны.
В отданную бойцам середину двора бросились два, пять, десять, двадцать человек, мешая Льевру и Папильону. Хотя никто не приближался к схватившимся волкам.
— Ласка! — крикнул Вольф, — Не сдюжу!
— Кто из них ты? — крикнул Ласка.
— У меня глаза нет!
Льевр сообразил, что враги переговариваются не просто так, и постарался оказаться между ними. Ласка выскочил прямо на Льевра, который держал перед собой длинный рыцарский кинжал с загнутой гардой и маленький круглый щит-баклер.
Льевр отбил баклером саблю и рванулся в ближний бой. Ласка встретил кинжал левой рукой, обмотанной плащом. Раненая рука не поднималась, но он резко повернулся и взмахнул ей как плетью навстречу кинжалу. Тут же оперся на правую ногу, а стопу левой впечатал Льевру в правое колено.
Кость хрустнула, Льевр заорал, а Ласка, не отвлекаясь на добивание, рванулся к волкам. Вольф сумел сманеврировать в его сторону. Две грязных шерстистых туши. Волк с окровавленной глазницей явно проигрывает. У него в боку торчит рукоять стилета, а над левой передней лапой застряла головка моргенштерна, и рукоятка оружия болтается на цепочке. Второй волк с двумя четко видимыми в свете костров и факелов красными глазами ухватил первого сзади за шею и прижимает к земле.
С другой стороны навстречу бежит человек-жаба с копьем.
— Сзади! — звонкий женский крик на русском перекрыл все звуки на незнакомых языках.
Ласка обернулся и не увидел летящий в лицо кинжал. Сабля сама по себе дернулась в руке. Траектория брошенного Льевром оружия изменилась, и длинный граненый клинок вонзился по гарду в грудь человека-жабы.
Теперь волки. Два быстрых шага, левая рука на рукоять сабли и замах от задницы. Показалось, что в глазах местного верфольфа мелькнул страх. Будто бы он попытался ослабить хватку на шее Вольфа и увернуться. Не успел. Росчерк булата — и волчья туша валится на землю, а чуть позже голова разжимает челюсти и плюхается в грязь.
Уф! Друзья взглянули в глаза друг другу, и Вольф даже как-то по-звериному улыбнулся.
Хрясь! Удар дубины переломал Вольфу кости таза. Папильон, расталкивая паникеров, наконец-то добрался до хотя бы одного из врагов. И нисколечко не устал.
Ласка встал между Вольфом и великаном, подняв саблю. Бежать некуда. Вольф еще может перекинуться и выздороветь, если только второй такой удар не размозжит ему голову.
— Стойте! — крикнул Криспен.
— Я его зарежу! — крикнула Оксана.
Она стояла за спиной Криспена, обняв его и уперев нож ему в шею. Остальные зрители с крыльца куда-то подевались.
Папильон остановился, наклонив дубину к земле. Ласка тоже опустил оружие.
— Не вставай между великаном и его добычей! — сказал Папильон в сторону Криспена и замахнулся дубиной.
Ласка никогда специально не замахивался. Батя учил, что замах это пустая трата времени и показ врагу своих замыслов. Какие у великана уязвимые места? Толстый живот, ноги-колонны, массивная челюсть прикрывает шею с жировыми складками. Руки. Надо подрезать ему правую руку, как Василий в Крыму подрезал Вольфу.
Мысли об уязвимости великанов крутились в голове еще с первого взгляда, и Ласка не потерял времени, пока Папильон поднимал дубину на замах. Выпад — и лезвие скользит по внутренней стороне руки чуть выше локтя.
Из руки фонтаном брызнула кровь. Папильон уронил дубину и заорал. Не от боли, а от ярости.
— Прижми! — крикнул Ласка, — Прижми рану!
Но великан не понимал ни по-русски, ни по-итальянски, ни по-немецки, а по французски Ласка совершенно не знал, как понятно выразиться.
Ласка показал жестом, где хвататься, хлопнув правой рукой по левой. Подбежал Наслышка, схватил потерявшего уже с ведро крови Папильона за левую руку и с криком убедил его зажать правую выше раны. Лицо великана побелело, и он, обессиленный, присел на корточки. Вот-вот плюхнулся бы спиной в лужу, но его поддержали. К нему на помощь поспешили женщины.
— Криспен! — хрипло крикнул Ласка, переводя дух, — Где ты, трус!
— Да здесь я, — дрогнувшим голосом ответил Криспен.
Ласка повернулся к нему. Нож Оксаны только что сверкал полированным лезвием в белой руке. Теперь и нож, и рука в крови. Она уколола Криспена, когда Папильон отказался его послушать.
Сломанные ребра, раненая левая рука. Пот заливает глаза, легкие вырываются из груди. Вольф не боец. Во дворе еще добрая сотня врагов. Оксана очень вовремя появилась.
— Я предлагал золото за девку, вы не взяли, — сказал Ласка.
Во дворе толпился народ. Каждый остановился там, где его застали реплики Ласки и Криспена.
— Разошлись все! — крикнул Ласка.
Правда, по-итальянски, но взмахнув саблей. Его поняли правильно и отбежали подальше.
— Теперь отдайте мне Амелию, а золота я не дам нисколько. Еще не хватало просить разбойников, чтобы они приняли деньги.
— Но просил же, — ухмыльнулся Льевр, который не потерял сознание, а сидел на земле, вытянув сломанную ногу,
— Придя в гости, было бы невежливо не попробовать договориться по-хорошему.
— В гости! Невежливо! — раздалось из толпы, — Посмотрите, какой посланник! Да он, может, еще верительные грамоты вручит?
Чернь расхохоталась, как будто посередине двора стоял не воин, об которого обломала зубы гвардия, а шут гороховый.
— Ты не гость, — сказал Криспен, — Тебя сюда не звали, и ты вошел без стука и без разрешения.
— Да надоел ты уже, — сказал Ласка, — Режь его и уходим.
— Ты уверен, что уйдешь? — сказал Льевр, — Мы тебя похороним.
Толпа не по-доброму загудела.
Ласка подошел к нему, опустив руку с саблей, взмахнул клинком снизу вверх и взрезал горло «самому быстрому ножу Парижа».
— Кто-то еще не уверен, что я уйду?
— Он не сопротивлялся! — крикнул Криспен.
— Он не сдался и не просил пощады, — ответил Ласка.
— Пусть уходит! — сказал Наслышка.
Он уже успел нырнуть в толпу и вынырнуть с Амелией.
— Чур, не догонять, — сказал Ласка.
— Я… не… доживу, — сказал Вольф еле слышно.
Амелия подбежала к Вольфу, плюхнулась на колени в грязь и положила его голову себе на бедра.
Ласка направился к второму волку, который с самого начала поймал укол в горло. Оборотни быстро восстанавливались, и волк уже поднимался на ноги.
— Не убивай его, — с усилием повернул голову Вольф.
— Какой ты добрый, — сказал Наслышка.
— Мы с ним одной крови. Не убивай.
Ласка остановился.
— Можешь не убивать? — спросил Наслышка.
— Видит Бог, я совсем не хотел проливать кровь.
— Я не Бог, но я тоже видел, что ты не хотел. Жаль, что меня не послушали.
— Кто это? — спросил Ласка, оглядывая поле битвы и остановив взгляд на жабоголовом.
Из груди жабы торчал кинжал. Вошел на всю длину, а клинок там почти с локоть.
— Ты не знаешь, кто это? — спросил Наслышка.
— Ты про жабу?
— Это Ахупор, сын Меднобородого, если тебе что-то говорит это имя.
— Что может делать принц в такой дыре?
— У него были дела с парижскими книжниками. Жил у нас, потому что в городе, полном церквей, не так уж много мест, где можно жить в своем истинном обличии, чтобы делать вызазки под личиной. Теперь жди беды.
— В аду встретимся, — тихо прохрипел Вольф, — Гад, схарчил мой глаз. Больно.
— Съешь его толстые ляжки, — предложила Амелия.
— Я похож на француза? — Вольф говорил еле слышно.
— Тогда сердце. Доннола, вырежь, пожалуйста, сердце этой жабы. Для вервольфа нет средства лучше, чем сердце врага.
Ласка встретился взглядом с Наслышкой.
— Режь, — сказал тот, — Лучше этого, чем парней.
— Тебе не попадет от его отца?
— Мне меньше попадет за то, что сердце сожрали вы, чем если его сожрет кто-то из наших.
Ласка мог бы оттащить тело и сам, или вырезать сердце на месте. Но левая рука уже не поднималась, а пальцы правой затекли на рукояти сабли, что хоть в тисках отжимай.
— Взяли и понесли, — сказал Ласка двоим мужчинам, оказавшимся перед ним.
Они не то понимали по-итальянски, не то правильно поняли жесты саблей и головой. Подтащили мертвого к Амелии и на всякий случай отошли подальше.
— Вырежь сама, — сказал Ласка.
Ведьма кивнула и взялась за работу. Кинжал оказался достаточно острым, чтобы пошевелив его немного, извлечь клинок из раны и им же дорезать сердце.
— А это кто был? — Ласка остановился у тела Серпа, — Точно не принц.
Острием сабли Ласка сдвинул плотно сидящий капюшон. Лысая голова, ушных раковин нет. Изо рта вываливается раздвоенный язык.
— Уверен? — спросил Наслышка.
— Принц бы учился фехтованию, а не просто махал тесаком.
— Не знаю, кто он. Беглец очень издалека. Пришел сюда раненый, не говорил по-французски. Даже Жорж не смог сказать, кто он.
Наслышка кивнул на псоглавца. Тот до сих пор сидел на земле, придерживал руками вывихнутую челюсть и скулил.
— Ладно. Я забираю Амелию, и мы уходим. Еще мне нужна тележка или носилки. И двое носильщиков. Можно четверо.
— Ты не слишком обнаглел? — спросил Криспен.
— Сабля все еще при мне, поэтому не слишком.
— Ты вообще чего-нибудь боишься? — спросил Наслышка.