— Бога боюсь.
— И все?
— И отца немножко.
— Первый после Бога? Хотел бы я, чтобы меня так почитали сыновья.
— У тебя полжизни впереди.
— Пусть забирают что хотят и катятся на все четыре стороны, — сказал Наслышка, повернувшись к Криспену.
— Почему? — спросил Криспен, — Если я скажу…
Оксана ткнула его ножом, и он замолчал.
— Ты сильно хочешь, чтобы мстить за этого Доннолу заявился единственный человек во всем белом свете, которого он боится? — спросил Наслышка, — У нас разве есть вторая гвардия?
— Батя сам не пойдет, он братьев отправит, — сказал Ласка.
— Они такие же, как ты? — спросил Криспен.
— Побольше меня, но поменьше, чем он, — Ласка кивнул на Папильона.
— Забирай, что хочешь, и проваливай.
— Я же говорила, что надо купить сковородку и нож и в собор за святой водой зайти! — сказала довольная Оксана.
— Сковородка тоже пригодилась? — спросил Ласка.
Он шел с рукой на перевязи и согнувшись к левому боку. Но с обоими глазами и с целыми костями таза. Вольф лежал в тележке старьевщика, которую тащили двое худых подростков. Двор Чудес выделил в носильщики не то тех, кого не жалко, не то тех, кто легко сбежит. Ласка, едва выехали со двора, пообещал каждому, кто не убежит, по монетке, а Амелия пообещала каждому, кто убежит, по проклятью до седьмого колена. Поэтому мальчишки любезно согласились дотащить раненого волка до одного места в Сите. Амелия шагала рядом с тележкой, погрузив левую руку в густую волчью шерсть.
— Там без ведьмы не обошлось, — ответила Оксана, — Когда вы вошли, я зашла следом, отведя глаза. Хотя все и так только на вас смотрели.
— И как ты ее нашла?
— Криспен и Наслышка много болтали. Я ни слова не поняла, но к одной бабе они с большим уважением обращались.
— Я не заметил.
— Вы, мужчины, многого не замечаете. Дальше все просто. Дверей тут не запирают. Я пошла за ней на второй этаж, там приложила ее сковородкой и залила в рот святой воды. Дня три, а то и неделю колдовать не сможет. Потом спустилась, спокойно подошла к Криспену и потыкала в него ножиком. Там еще были людишки, но они, похоже, привыкли бояться женщин, которые появляются из ниоткуда.
— Уууу, глаз мой глаз, — простонал Вольф.
— У тебя нет глаза, — сказала Оксана.
— Болит как будто есть. Будто выбитый зуб режется.
— У вас зубы отрастают? — удивился Ласка.
— Только зубы и отрастают. Лапы и головы точно нет.
— А хвост?
— Не проверяй.
— Глаза?
— Самому интересно. Если бы он мне выбил глаз железом или серебром, то черта с два. А так может и новый вырастет.
— Должен вырасти, — сказала Амелия, — Ты же его сердце съел.
— Ты-то где была, пока меня по частям ели? — спросил у нее Вольф.
— Что я? Папильон меня ударил по голове. Пока пришла в себя, пока сообразила, что происходит. Если бы меня бабы не оттащили в сторонку да пощечин не надавали, я бы так под ногами и пролежала, еще бы и затоптали.
— Извини, — буркнул Вольф.
Амелия просияла, как от комплимента.
Носильщики остановили тележку там, где показала Оксана, и опрокинули ее набок, чтобы ловчее было выбираться тяжелому оборотню. Ласка дал им по монетке, и только пятки засверкали.
Оксана щелкнула пальцами, и в темном углу появилась рукоять воткнутого в землю ножа, а рядом мешок из жированной кожи. Женщины для приличия отвернулись. Вольф напрягся, приподнялся на передних лапах и перевалился через нож. Первым делом грязно выругался по-немецки. Ласка не смог перевести, только понял, что это было ругательство и весьма заморочное.
— Боооольнооооо, — сказал Вольф, вытаскивая из мешка свою одежду, — Так и завыыыыл быыы.
Но не завыл. Вытащил из мешка фляжку и присосался к ней, как к любимой девушке. Выдохнул, рыгнул. Натянул подштанники сам, а остальное на него надели общими усилиями.
— Как глаз? — спросил Ласка, — Покажи.
Вольф подмигнул одним глазом, другим, ощупал глаза руками.
— Вроде на месте. Кажется, одинаково хорошо вижу. Но это в темноте и вблизи. Напомни мне в следующий раз сожрать сердце того, кто мне что-то важное оторвет.
— Угу.
Вольф пошатнулся и рухнул лицом вниз. Ласка едва успел его подхватить. Пустая фляжка гулко упала на мостовую.
— Он все выпил, — удивился Ласка, — Полную фляжку аквавиты.
— Ты тоже хотел? — спросила Оксана.
— Нет. Но как мы с ним дойдем. На ногах же не стоит. А у меня рука не держится.
Общими усилиями чуть ли не к рассвету Вольфа дотащили до борделя, где вчера оставили лошадей.
Ночь — рабочее время, и не такой уж сонный вышибала подскочил до потолка, когда узнал Амелию.
— Вы что, правда сходили во Двор Чудес?
Ласка кивнул.
— Есть-пить хотите?
— Хотим.
12. Глава. С натяжкой сойдет
Оказалось, что уставший Фантуцци в Фонтенбло вчера не поскакал, а переночевал прямо здесь. Бенвенуто уехал вчера засветло, не то не желая ссориться с Оксаной, не то потому что Анна д’Этамп сама себя не напишет.
Фантуцци убедился, что все живы-здоровы и даже нашли Амелию. Зашли, вышли, одно ранение на двоих. Вольф-то нигде не забинтован и даже одежда целая. Оксана там тоже была и ничего. Амелия так и вовсе там сколько-то жила, но жертвой насилия не выглядит. Не такой уж и страшный этот двор чудес. Ему ответили, что просто повезло и что второй раз туда ни ногой.
Итальянец наскоро перекусил и с первыми лучами солнца поскакал в Фонтенбло. Ласка попросил гнать что есть силы, а то Бенвенуто забеспокоится и сорвется им навстречу. Сами же они вернутся завтра к вечеру.
Голуби вообще не очень умные птицы. Они не заметили, что с Лаской и Вольфом в Фонтенбло прибыли Бенвенуто и Оксана. Колетт не знала, на чем эти двое летом договорились с королем, что их отпустили. Голуби ясности не внесли.
Когда четверо мужчин выехали из Фонтенбло, голуби выследили их до борделя в Париже. К Колетт не полетели, чтобы не потерять из виду объекты наблюдения. Но Ласку и Вольфа в большом городе все равно потеряли, и про Двор Чудес не узнали ничего. В Париже хватает своих голубей, и чужакам там не рады. Да голуби и спят ночью.
Утром голуби обнаружили, что второй из четверых выезжает из борделя, а остальные двое его провожают. В середине дня отправились обратно и эти. Вольф рассказал про голубей, поэтому Оксана и Амелия выехали вдвоем на полчаса позже.
Проводив Ласку и Вольфа до Фонтенбло, старший голубь отправил посыльного к Колетт. Доложить, что ездили компанией в парижский бордель, у короля на приеме не были, коня не получали.
Добравшись до Фонтенбло, Оксана передала Амелию Вольфу и отправилась к Бенвенуто, в дом, где снимали жилье Фантуцци и его помощники.
Поднялась в спальню, никого не нашла. Спустилась на кухню. В то время постояльцы не имели даже возможности готовить еду у себя в комнатах. Чтобы готовить, нужен очаг, а очаг в доме только на кухне. Поэтому все, кто не владелец жилья, снимали или «комнату с питанием», или «комнату без питания», во втором случае горячую пищу принимали в тавернах.
На кухне хозяйка как раз потчевала ужином Фантуцци и нескольких подмастерьев. Подмастерья подвинулись, и Оксана села рядом с живописцем.
— Что-то я не вижу моего Бенвенуто, — сказала она.
— У него все в порядке, — ответил Фантуцци, — Весь день работает над портретом герцогини д’Этамп.
— До сих пор?
— Творит.
Творческий человек отличается от подрядчика-ремесленника ненормированным рабочим днем. Даже при полнейшем соблюдении сроков художник вовсе не занимается нанесением краски на холст от восхода до заката с перерывом на обед. Ему надо подумать, сделать наброски, эскизы. Посмотреть на небо, поискать вдохновения в саду, на берегу, в декольте любимой женщины. Но может быть и наоборот. Вдохновение придет внезапно, и творец бросит пьянку с друзьями или вскочит с постели и помчится к мольберту как есть, трезвый или пьяный, одетый или раздетый.
С точки зрения Фантуцци, то, что коллега творит в любое время суток, выглядело совершенно нормально. У него тоже бывало, что вдохновение нападало даже не в сумерках, а чуть ли не в полночь.
За месяц знакомства с художником и Оксана к такому ритму жизни привыкла. Она решила, что сходит в мастерскую и посмотрит в щелочку одним глазком. Если Бенвенуто еще работает, то она не будет мешать. Если уже устал, то можно чем-нибудь заняться.
Мастерские располагались непосредственно во дворце. В недостроенном крыле. Дверь не открылась даже на щелочку. Подозрительно. Оксана прошептала короткое заклинание и приложила ухо к двери. За дверью занимались любовью. Бенвенуто! И какая-то девка! Говорят по-французски, ничего не разобрать.
Как пройти через закрытую дверь? Никак, но можно посмотреть в окно. Вдоль стены стоят леса. Оксана обошла постройку, вскарабкалась на второй этаж лесов и добралась до окна. С ума сойти! Бенвенуто лежит рядом с любовницей самого короля, Анной д’Этамп!
Оксана ахнула и выругалась по-русски. Бенвенуто и Анна обернулись к окну. Оксана не поддалась первому приступу ревности и сбежала. Повыдергать патлы королевской любовнице — верная дорога на плаху. Да тут даже оказаться замеченной — верная дорога на тот свет. Интересно, у герцогини есть свои верные людишки для грязных дел?
Ну уж нет. Надо рассказать все королю. Прямо сейчас, пока жива.
В комнате удовлетворенная и уставшая Анна снова положила голову на плечо Бенвенуто.
— Жена? — спросила она.
— Нет.
— Невеста?
— Нет.
— Ну и черт с ней.
— Она может нажаловаться королю.
— Кто ее к нему пустит? Она у тебя по-французски говорит?
— Пока не очень.
— Тем более.
Простолюдинке попасть к королю крайне затруднительно, на грани невозможности. Иначе у короля бы отбоя не было от всяких ходоков. Даже для высшей аристократии двери короля не открыты в любое время суток. Теоретически, Оксана могла бы позаимствовать у Фантуцци кусок холста и ведро краски и вывесить где-нибудь на видном месте транспарант «Анна и