и, постучись к ним в дверь загадочный странник. Молва разносила множество историй про то, как гостеприимные хозяева получали нежданные награды, а на чересчур осторожных сыпались внезапные беды.
В отличие от Ласки и Вольфа, которые поначалу с чужих слов отнеслись к Доминго как к глупой птице-повторюшке, Оксана сразу нутром почуяла, что огромный попугай — не подражатель речи, а разумное существо, и обращаться к нему надо соответственно.
— Тебя накормить, напоить и спать уложить? — спросил Ласка.
— Ага. Еще в баньке попарить, — ответила Оксана.
— Вот тут ты поздновато. Немцы в городских банях моются, своих при дворе не держат. Дрова дорогие. Вениками вовсе не парятся. Баня городская уже закрылась, наверное. Завтра сходишь. А насчет накормить-напоить, это мы можем.
Вольф сбегал в таверну, принес котелок густого горохового супа с копченостями и завернутый в одеяло кувшинчик теплого глинтвейна.
Оксана не стала откладывать свою историю до утра и начала сразу, еще не успев наесться.
— Дело было так. Я понравилась королю, король понравился мне…
— У вас, кажется, уже есть любовница, — сказала я.
— Анна подождет, — ответил король.
— В сундук ее сложите? Не знаю, как у вас…
— Если я говорю даме подождать, она ждет.
Первый раз такого уверенного мужчину увидела. Хотя много ли я королей встречала. Султан, наверное, такой же, но кому он так скажет? Наложнице? Есть разница, наложнице приказать подождать или замужней женщине.
Не прошло и пары дней, как Его Величество ввел меня в высшее общество. Я может и не ясновельможного происхождения, но шляхетского. Что не католичка, так не беда.
Я спросила короля, нет ли под рукой польского посла, чтобы он удостоверил, что я благородная дама, а не какая-то неумытая аферистка. Франциск отправил к нему со мной своего оруженосца, милого юношу из очень знатного рода. Странствующую даму с таким сопровождающим без заминки принял посол короля Сигизмунда красавчик Збигнев, а во Францию послами назначают только красавцев. Даже если и немолодых, то обаятельных.
Збигнев сразу сообразил, что и Польше, и ему лично пригодится неофициальная возможность передать пару слов королю Франциску. Немедленно выписал мне подтверждение знатности происхождения с подписью и печатью. На приеме, который как бы случайно состоялся на следующий день, официально представил меня ко двору.
Правда, придворные дамы в моем происхождении усомнились. Особенно Анна, которую Франциск все-таки в сундук не сложил.
— У нас есть проверка для Благородных Дам, — сказала Анна д’Этамп, — С периной и горошиной.
Я сначала не поняла, на что она намекает. Мне потом Амелия объяснила, что надо лежа на перине почувствовать, что под периной горошина. Но я-то по-нашенски подумала. Что гарна дивчина должна сесть и раздавить сухую горошину через перину. Это сколько надо жрать, извините. Только они все стройные. То есть, эту их проверку без колдовства не пройдешь.
Королева Элеонора. Вроде добрая тетенька. Для всех, кроме мужних любовниц. Говорили, что у нее свои любовницы есть, но я не проверяла. Я как-то больше по мужчинам. Королева своей страной владеет от Бога. Пальцами щелкнет, любая французская горошина во фрунт вытянется и об перину раздавится.
Анна д’Этамп. Любовница короля, пока не сказать, что бывшая. На мой взгляд, худовата.Что он в ней нашел? Может, сама и не колдунья, а без приворотного зелья тут не обошлось.
Диана де Пуатье. Известна тем, что не стареет. Соблазнила наследного принца, когда ему в матери годится, а под рукой полный дворец молодых фрейлин. Точно, колдунья.
И остальные дамы наверняка непростые, но врать не буду.
— В наших краях есть похожее испытание, — ответила я, — Про некоторых дам говорят «и орехи грызть ей незачем: разложит на лавке да присядет, небось расплющатся, как под мельничным жерновом».
Все чего-то заохали, заахали. У дам задницы зачесались. Жена принца Генриха, Екатерина Медичи, итальянка, переспросила. Они по-итальянски все более-менее понимают, но без уверенности, когда что-то странное слышат.
— Господа, она действительно имела в виду, что дама должна сесть просто на лавку просто задом и раздавить орехи, — удивленно сказала Екатерина Медичи.
— Просто задом или задом в платье? — спросила Анна д’Этамп.
— Намекаете, что у них в платьях сковородки вшиты? — ответила королева.
— Некоторые и не на такой обман готовы пойти, — не любит меня эта Анна, ой не любит.
— А подать сюда орехов! — сказал король.
Вынесли полное блюдо орехов. Лесных. Я-то приготовилась, что грецкие притащат.
— Подать сюда лавку! Жесткую! — приказала Анна д’Этамп.
Дура. Подали бы какую-нибудь мягкую мебель, а здесь для благородных только мягкая и есть, так хрен бы я что раздавила.
Подали лавку. Анна сама выкладывает орехи в скорлупе, потверже выбирает. Сама, поди, и фундука своей костлявой задницей не раздавит. Или как раз, потому что костлявая, и раздавит?
Готово? Все смотрят. Я просто подняла платье и села. Повертелась для верности, встала. Орехи в масло. Все замерли, на лавку смотрят. А у меня один орешек между булок застрял. Я его сжала, а он как хрустнет!
Я не то, чтобы тяжелая. Но ореху много ли надо? Кожа у ведьм крепкая, да и зря я что ли задницей без малого месяц об седло стучала. Ладно, немного поворожила. Шепотом. Пока орехи несли.
Все охают, ахают. Дамы кавалеров пихают, чтобы чем-нибудь короля отвлечь. Вдруг он всем дамам предложит хотя бы орешек раздавить. И не об лавку.
— Хотел бы я знать, какое у вас испытание для Благородных Рыцарей, если от Прекрасных Дам требуется подобное, — поинтересовался наследный принц Генрих.
Кто другой бы десять раз подумал и промолчал. А он наследный принц, что ему сделается. Подозреваю, что его жена надоумила, она вся из себя такая в мужа влюбленная, но горячая южная женщина и никому спуска не даст.
— Извините за мой французский, но про рыцарей есть у нас пословица «Какой ты в черта рыцарь, если голой жопой ежа не убьешь», — ответила я.
Господа недоумевают. Может, я что-то не то имела в виду. Принцева жена опять переспросила.
— Господа, она действительно имела в виду, что рыцарь должен убить ежа обнаженными ягодицами, — удивленно сказала Екатерина Медичи.
Господа заохали, заахали.
— А подать ко мне королевского егермейстера! — сказал король.
Сбегали за старшим егерем. Седой дядька, поджарый, серьезный. У него в подчинении вся королевская охота, как бы не несколько сот человек по Франции в целом.
— Чтоб завтра к завтраку доставил мне живого ежа! — сказал король.
— Слушаюсь, Ваше Величество! — ответил егермейстер.
В ночь вся королевская рать поднялась в лес ловить ежей. Загонщики с гончими, ловцы с сетями и подсобники с факелами. Лес чуть не сожгли, всех зверей перепугали. Отловили сто ежей. Отобрали из них самого большого и красивого, остальную стаю отвезли в лес и положили каждого где взяли. Отборного ежа покормили с королевского стола. Вымыли с мылом, духами сбрызнули, сделали маникюр-педикюр, ленточкой перевязали и на позолоченном блюде королю понесли.
Ёж сначала сильно удивился. Потом в последний момент выудивился обратно и сбежал. Ловили всем дворцом. Собаки на мыло и духи след не берут. Егермейстер за сердце хватается, награду золотом обещает. Первым делом поварам золота пообещал, если король завтрак затянет. У них вкусненькое всегда с запасом. Мало ли вдруг Его Величеству что не понравится, или наоборот, понравится и добавки попросит.
Король боком к окну сидит, а я напротив окна и все вижу. Выбегает во двор ёж размером с хорошую собаку. За ним лавиной всякой твари по паре. И поварята с кухни, и пажи, и швейцарцы, и полотеры, и плотники. Впереди егермейстер несется, бодрый такой старикан, аркан над головой крутит, орет «брать живым».
Вокруг вперемешку то стройка, телеги, грузчики, маляры, то придворные дела всякие. Толпа леса у стены снесла и двух рыцарей смяла. Конных. Ёж вертится, крутится, в руки не дается. Спереди кусается, сзади колется, хвост поджал, лапки грязные, скользкие. Осень, дождик, а он уже по клумбам прошелся. На любимых розах королевы немало погони отсеялось.
Под телегу ежа загнали, хотели колеса оторвать, чтобы на него упала. Егермейстер не дал. Ёж живой нужен, а не прессованный.
Он бы ушел, но не туда свернул. Думал, что у людей как у зверей. Матерые кобели опасны, а детеныши не очень. Ага. Счас. Выбрал двор, где оруженосцы в мяч играли. Мальчишки, они и во Франции мальчишки. Зарядили зверю мячом в бочину, он кубарем полетел и дыхание сбил. Налетели вчетвером, в пасть шапку сунули, лапы поясами связали.
Тут и остальные подбежали. Ежа в бочке с дождевой водой сполоснули, на древко алебарды подцепили, как кабана на охоте, и Его Величеству бегом понесли.
Тот как раз завтрак заканчивал.
Король покушал как бы не в два раза больше, чем обычно. Ложечку за маму, ложечку за Папу, ложечку за императора Карла, чтоб ему пусто было, и так далее. И за каждую ложку то по глоточку, то по рюмочке, то по бокальчику. Придворный виночерпий тоже в доле.
Ну он и жрать, я вам скажу. Ну он и пить. Величество величеством, весь такой утонченный. Но мужчина здоровый, крупный, в самом расцвете сил. Видела я его и с мечом, и в седле. Кого сплеча приложит, мало не покажется. Приводят к нему, бывало, коня. Боевого, огромного. Король как посмотрит исподлобья, конь и на колени падает. Так-то оно. Наши шляхтичи думают, что они мастера выпить-закусить, а французский король им всем фору даст, кроме, может, Юрия Радзивилла по прозвищу Геркулес.
Герольд у дверей шепотом спросил, это следующую перемену блюд тащат или специально приглашенного гостя. Надо как-то посолиднее объявить, не кричать же просто «Ёж».
— Чрезвычайный и полномочный королевский ёж по приказу Его Величества! — выкрикнул герольд.
Внесли ежа. Так на алебарде подвешенного и внесли, на блюдо перекладывать уже не рискнули. Двое распоясанных оруженосцев тащат на плечах. Довольные, что прямо светятся. На каждом шагу кошельками звякают. Перед ними почетный караул, за ними музыканты. Возглавляет процессию егермейстер. Еле идет, за правый бок держится. Убегался, не молодой уже. Ёж злится, шипит, ерзает, колючки растопырил, зубами щелкает.