Король уж и забыть успел про ежа. Я напомнила.
Перед королем на столе быстренько место освободили, поставили позолоченное блюдо, положили ежища брюшком книзу, спинкой кверху. За лапы держат, чтобы не дергался. Тот со всех сторон свешивается, самого крупного же отбирали. Барабанщик дробь отбивает. Франциск встал на стул, взялся за штаны, а они по их дурацкой моде к дублету пришнурованы. Я потянулась развязывать, а он хвать кинжал, одним махом все шнурки разрезал. Штаны с подштанниками сдернул, и прыг задом вперед со стула на стол! Бабах задницей по ежу! Как я давеча по орехам. Только брызги по стенам полетели.
Не от задницы. От ежа.
Вы не понимаете, в чем суть? Рыцарь, он же всю жизнь на коне. На заду от седла мозоль набита. В том и дело, что не мягкой попкой на ежа сесть, а суровой рыцарской жопой, об которую седла протираются.
Наши-то парни говорят, что чтобы ежа голой задницей убить, на нем надо скакать до Киева и обратно. Куда им до короля Франциска. Хотя может ежи в этой Франции малахольные.
В общем, король без штанов, ёж плоский, что хоть в трубочку сворачивай, ежиная кровь, кишки и дерьмо на стенах, на столе, на платьях, на лицах. Все стоят, глазами хлопают. Дамы к королю мысленно линейки прикладывают. Батюшка латинский в красной шляпе не знает, за здравие читать или за упокой. Лейб-медик за сумкой тянется. Министры и рыцари зады почесывают. Ну, как вынесут сейчас каждому по ежу. Посол шведский глаза скосил как пыльным мешком ударенный. Это он с непривычки, так-то здесь еще не такое видели.
Придворные все-таки к разному непотребству привычны. Я им намекнула в ладоши похлопать, пока Его Величество не осерчал. Сообразили. Даже ладно так получилось, не просто аплодисменты, а пауза и плавной волной аплодисменты, переходящие в овацию. Музыканты что-то бодренькое жахнули, солдаты на караул взяли.
Король со стола аккуратно слез, штаны подтянул, свысока зыркнул и жестом так «все свободны».
Шнуровка? Что шнуровка, это же король. Сей момент трое камердинеров с запасными шнурками подскакивают, раз-два и готово.
За стол, правда, не сел. И в седло в тот день не садился. В постель ложился, но строго сверху.
На следующий день меня пригласила королева Элеонора.
— Отстань от короля, — сказала королева, — Он тебя все равно не любит.
— Анна д’Этамп вам более симпатична? — ответила я.
— И ее бы сто лет не видеть. Но к тебе у меня другое предложение. Взаимовыгодное.
— Слушаю, Ваше Величество.
— Меня беспокоит, что у наследного принца Генриха нет детей ни от жены, ни от этой его Дианы. И он даже не смотрит на других девушек. Если тебе нравится мой муж, то его сын тебе тоже должен понравиться. Он такой же, только моложе.
Странно, что она так заботится о принце, он ведь сын короля от первой жены. Хотя, если она любит короля, то, наверное, испытывает чувства и к его молодой копии.
— Принц Генрих очень привлекательный мужчина, — ответила я.
— Если ты родишь от принца, мне будет приятно видеть, что он здоров.
— Но если я уже беременна от короля?
— Через сколько времени ты будешь точно знать, что нет?
— Дня через три.
— Сразу после займись принцем.
— Но он уже много лет любит Диану де Пуатье, а его жена влюблена в него.
— Вот поэтому мне нужна ты. Мой муж много лет любит эту Анну, а я безответно по нему страдаю, — королева прослезилась, — И тут появляешься ты, он сразу тащит тебя в постель, забыв и про Анну, и про меня. Я не знаю, как ты договорилась с Анной, что она это терпит.
Я-то знала, почему Анна терпит. Потому что ей пока не надоело спать с Бенвенуто. Отлично ее понимаю. Мне бы тоже не надоело. Если бы не король, я бы из ее постели Бенвенуто как-нибудь выгнала.
— Принц сын своего отца, и у него ровно та же жизненная ситуация, — продолжила королева, — Постоянная любовница средних лет. Полагаю, его вкусы немного совпадают с отцовскими, и он тоже сочтет тебя более соблазнительной. Родишь от принца — будешь как сыр в масле кататься.
— Да ладно. С бастардом?
— Брат матери короля был губернатором Прованса. Звали его «Великий бастард Савойский».
Интерес королевы, как я поняла, не только в проверке здоровья принца. Если одну любовницу Его Величество сам бросил, и она ничего не делает, чтобы вернуться, а вторая бросит его, то у королевы появится окно возможностей, чтобы заинтересовать мужа.
Я подумала-подумала, да и решила с принцем попробовать. Король мне нравится, а принц по сути такой же, только моложе в два раза. Но он, как все знают, влюблен в Диану, а жена влюблена в него. Бедняжку Екатерину все жалеют, и даже Диана через три недели на четвертую говорит «займитесь женой, Ваше Высочество».
На голые сиськи принца не поймать. И задницей вертеть бесполезно. Полный дворец баб, любая готова под принца лечь. Надо если уж начинать, то сразу с приворотного зелья.
Я-то как раз приворотное зелье варить никогда не умела. Как ни посмотрю в зеркало, так и подумаю, по кой черт мне приворотное зелье. Но Амелия его на продажу чуть ли не оптом бодяжила. Говорит, в Париже очень популярный товар. Травы все есть, утварь вся есть. Мы с ней сварили немножко, и я пошла.
Переоделась служанкой. На кухне взяла поднос для принца, накапала ему в вино. Притащила в покои. Думала, здесь главная колдунья Диана, а принцева жена от нашего дела далека, если ни любви, ни детей сделать не может. Конечно, и жена его где-то рядом, а куда деваться? Принц если не с женой, то или с Дианой, или какими-нибудь мужскими делами занимается.
Принц глотка сделать не успел, влетает эта Медичи, бокал об стол, поднос об пол и начинает меня за волосы возить. Она орет, я ору. В двери прислуга с охраной ломится. Но ненадолго нашего дуэта хватило. Генрих встал, рявкнул «Смирно!», мы с ней подпрыгнули и руки по швам. Он так-то добрый. Если его не злить.
Раз меня никто не держит, я схватила кресло и креслом вперед в окно выскочила. Первый этаж. Дальше за угол, одному-другому глаза отвела, в пустой комнате переоделась, с другой стороны вышла, вроде я и не при чем.
Я потом вспомнила. Рассказывали мне, да плохо слушала. Екатерина Медичи, жена принца Генриха, выглядит как скромная девушка из духовной семьи. Только знаете, что значит «medici»? Верно, доктора! Потомственная докторша. Так себе докторша, детей-то у них с принцем нет. Но это может кто сглазил, а может дело в принце. У него ни от кого детей нет.
Семья Медичи — потомственные доктора не только по фамилии, отраву хорошо умеют варить. Слух ходил, что наша Екатерина отравила принца Франциска, старшего брата Генриха. Неудачный я выбрала рецепт. Итальянка только носом повела в своей комнате, сразу учуяла. Тут, конечно, сама я не сообразила. Все, что можно учуять, придворные дамы учуют. У них у каждой по парфюмеру. С детства запахи учатся различать. Мужа понюхают, скажут, с кем изменял, что пил, чем закусывал. А мы тут сварили самое простецкое зелье.
Я может и дура, что не сообразила насчет познаний Медичи и насчет ее обоняния, но не совсем тупая. Допустим, я отвела глаза, и в лицо она меня не узнает. Нос-то не отвела. Сейчас она успокоится, мужу объяснит, что это было, сообразит, чем от «служанки» пахло, и чей это запах на самом деле. И побегут за мной солдаты. А король меня не только не спасет, а сам же и приговорит.
Быстро собралась и сбежала. Амелию дома не застала, ей записку оставила «Беги». Не знаю, погнались за мной, или нет. Подорожной у меня нет и не было. Да и не надо. Показываю клочок бумаги, смотрят с умным видом и пропускают. Больше на самом деле на лицо да на фигуру смотрят. Иногда кажется, что можно и без колдовства пустой клочок бумаги показывать.
Почему в Вену? Да я от Парижа до самого Кракова нигде никого не знаю. И дорогу не знаю, и спросить толком не могу. Это с востока русский язык до Киева доведет, а с запада с русским даже до корчмы не дойдешь. Как французы на пути закончились, совсем немцы начались. Им скажешь «Вена, император», так хотя бы поймут, в какую сторону рукой махнуть. А скажешь «Польша» или «Киев», так только в затылке почешут.
Вот такая история. Хотите верьте, хотите нет.
25. Глава. Два принца замка Хофбург
— Верим, — сказал Ласка, — Отчего нам не верить. Ты же не лошадь продаешь.
— Что я все про себя, да про себя. Вы-то как тут?
— Мы Божией милостию задержались, да вот, видишь, вещи собрали. Завтра в путь-дорогу.
— Вы домой, а я к императору, — заявила Оксана.
— Прямо к самому императору? — уточнил Вольф.
— Прямо к самому.
— Показать, где канцелярия, чтобы на прием записаться? Только боюсь, в этом году не примет. Он в Испанию уехал у арапов Тунис отбивать.
— Мне главное во дворец попасть. За рыцаря зацепиться, потом за министра, а так и до императора доберусь. Не в этом году, так в следующем, долго ли осталось. Тогда скажите мне, кто тут придворный живописец? Кто для императора женскую натуру пишет?
— Домой расхотелось? — спросил Ласка.
— Да я опять месяц в седле. На заднице по второму кругу мозоли. Я ей сейчас орехи вместе с лавкой могу колоть. И деньги закончились. Дух переведу и домой.
— Коррроль Ферррдинанд в горрроде! — сказал Доминго, — Брррат имперрраторррра! И его старррший сын прринц Максимилиан трринадцати лет!
— Не притворяйся говорящей вороной, — ответила Оксана, — Чует мое сердце, что ты более умная птица и не только говорить, а еще и думать умеешь.
— Христоф Амбергер придворные портреты пишет. А женскую натуру хорошо писал Ханс Зебальд Бехам, осужденный за порнографию, — сказал Доминго, не налегая на «ррр».
— Как по мне, так итальянская школа душевнее, — сказал Вольф, — Жаль, что Бенвенуто с тобой не приехал, легко бы устроился.
— Ты лучше спроси, почему в Париж и Фонтенбло художники один за другим едут, а в Вену не торопятся, — сказал Ласка.
— Потому что императору вечно некогда! — ответил Доминго, — Он то в Вене, то в Мадриде, то в Нидерландах, то с визитом за границей, то к войне готовится. Денег у него хватит хоть самого Тициана перекупить. Только Тицианы не любители без конца по европам мотаться. Им надо, чтобы поставил мольберт и пиши себе спокойно хоть месяц. Король Фердинанд искусствам не благоволит, а принц Максимилиан еще в возраст не вошел.