— Я все продумала: как только он стал бы коронованным королем, мы бы поженились. Но теперь... — Она плюнула.
— Помолвка расторгнута? — саркастически поинтересовался один из тюков тканей.
— Принц — девчонка. — Убри обвела все тюки скорбным взглядом. — Это сводит наше пред брачное соглашение к нулю и по старогидрангианским законам, и по горгорианским обычаям. Кроме того, один тюремщик рассказал мне, что, когда они спросили принца, не хочет ли он — она — спуститься в тюрьму попрощаться со своей бывшей невестой, этот негодяй только переспросил: «С кем, с кем?» А когда ему объяснили, начал издавать разные смешные звуки и сказал, что он — она — еще не спятил.
— Похоже, что заклятие чародея повлияло и на рассудок принца, — заметила Банги.
— Или на его вкус, — пробормотала Кросби. — Он изменился к лучшему.
— Да приходило ли вам в головы, что бы случилось, если бы я стала королевой? — ощерилась Убри. — Что бы это значило для всех горгорианских женщин?
— Нет.
— Прежде всего существует огромное влияние, которое женщина может оказать на своего мужа, даже если ее муж король, — сказала Убри.
— Пока он тебя не отлупит, — напомнила Джигли.
— Арбол наполовину гидрик, а гидрики своих жен не бьют.
" — Не бьют? — Джигли задумалась над таким необычным явлением. Из-под ее вуали доносилось неразборчивое «Хм-м-м-м», которое означало: «У меня тоже есть немного денег, подруги. Может, пришло время и мне сходить к Залу Союза Пытателей и Гробокопателей. Эти мужчины-гидрики не так уж и плохи, а пахнут намного лучше».
— О, какие возможности я могла бы открыть для нас! — восклицала Убри. — А сейчас все зола, зола и пепел! — Ее голос окреп, и она погрозила кулаком дворцовым башням. — Запомни, Артемизия: если у меня будет хоть один шанс сделать тебя несчастной, то это закончится тем, что я буду полными горстями кидать в воздух твои потроха и кричать «Ур-р-ра!».
— Хм, — фыркнула Банги. — Я на твоем месте не давала бы таких опрометчивых обещаний. Все уже успокоилось, хотя совсем недавно казалось, что королевство превратится в хаос. Это такая путаная штука. Он захватывает все подряд, и не успеешь оглянуться, как люди без малейшего вкуса и стиля в одежде уже идут демонстрацией по улице с головами членов правительства, натянутыми на бубны.
— На пики, — поправила Джигли.
— Попробуй сама и расскажи мне, — предложила Банги.
Убри изрыгнула ругательства, которые считались чересчур непристойными даже для мужчины-горгорианца, и горько заплакала. Свертки материи столпились вокруг и успокаивающе похлопывали ее по спине, пока она не начала икать.
— Ну-ну, дорогая, не надо так переживать, — сказала Кросби. — Я уверена, все еще образуется.
— Каким образом? — Голос леди Убри стал твердым как камень. Икота исчезла быстрее росы в пустыне.
— Не знаю. Например, что-нибудь ужасно расстроит королеву, или ты найдешь, где переспать сегодня ночью. Ты же понимаешь, дорогая, что я просто утешала тебя.
— Дракон! — проорал всадник, который пронесся мимо кучки женщин и чуть не протаранил дворцовые ворота. Его конь взвился на дыбы и молотил копытами воздух. Железные подковы отбивали щепки от массивных деревянных створок.
— Эй, там! — возмущенно крикнул охранник из окошка башенки. — Мы совсем недавно красили ворота.
— Дракон! — опять завопил всадник, не жалея глотки. — Эй, наверху! — Он дико жестикулировал хлыстом, показывая сразу во все направления.
— А тебе не померещилось? — Гвардеец приставил ладонь козырьком к глазам.
— Городские предместья уже горят, идиот!
— Бедные кварталы?
— В городских предместьях нет бедных кварталов, болван! Людям приходится доплачивать, чтобы жить как можно дальше от правительства и при этом иметь общественные фонтаны! А сейчас отворяй эти чертовы ворота!
Лицо гвардейца исчезло. Он что-то бормотал о том, что драконы не входят в его служебные обязанности, но подошел к воротам. За это время к нему присоединились несколько вооруженных старогидрангианцев.
— Ты не мог бы рассказать все еще раз, только помедленнее? — спросил первый гвардеец конника. — Здешние парни тоже хотят послушать.
— Я сказал, — всадник сделал глубокий вдох, — Дрррако-о-он!
Все гвардейцы — и горгорианцы, и гидрангианцы — согласились, что шуметь так не нужно. Всадник с покрасневшим лицом начал подробно излагать свою историю, а Убри в сопровождении горгорианских женщин скромно и незаметно подошла поближе.
— Это произошло в квартале Выдыхания Стойкого Счастья.
— Ага, возле сыромятни, — прокомментировал гвардеец-гидрангианец.
— Это очень небольшой район, точнее, был небольшой, пока не превратился в золу. Я держал там платную конюшню и как раз высматривал своих лошадей на выгоне, когда заметил дракона, спускающегося с холма, — большущего, как моя жена, только в два раза страшнее.
— Он был один? — Гидрангианец хихикнул. — Ты точно не видел других зверюшек из мифов и легенд? Розовых слонов? Зеленых чертиков? Желтых в полосочку росомах или вомбатов?
Глаза у всадника стали размером с приличное блюдце.
— Дракона сопровождал отряд самых грязных, пыльных, оборванных бродяг. Они были босые и жаловались высшим богам на стертые ноги.
— Они что же, не смогли оседлать дракона? — спросил гидрангианец и, хлопнув себя по ляжкам, зашелся от смеха.
— Хотел бы я видеть человека верхом на драконе! — Всадник презрительно сплюнул. — Но разговор не об этом. Драконовские спутники увидали фирменную вывеску на моей конюшне, и один из них, наглый как не знаю кто, спросил, не сделаю ли я ему сандвич во имя свободы.
— Во имя чего?
— Я сказал ему, что я не держу столовой. Но он объявил, что если человек рисует на вывеске эту часть лошади, то, значит, рекламирует национальную горгорианскую кухню. И что хоть он сам ее ненавидит, он слишком голоден, чтобы привередничать. Когда же я объяснил ему, что здесь конюшня, он передумал и попросил у меня лошадь во имя свободы.
— Нахальная сволочь!
— Нет надобности объяснять, что я ему дал во имя свободы. — Всадник улыбнулся, но в следующий миг его лицо снова омрачилось и он добавил. — Однако его дружки окружили меня, требуя лошадей, и никто из них не остерегался этого кошмарного дракона! Выдыхание Стойкого Счастья населено негусто — мало кто чувствует себя в безопасности за городскими стенами, но наш район и не пустыня. Пока весь этот сброд крутился вокруг меня, соседские ребятишки вылезли поглазеть на чудище.
Конец истории был горьким и кратким. Один из мальчиков, известный на весь квартал своей любовью к домашним животным, попытался привязать к драконьему хвосту связку шутих и железную кружку Дракон глянул вниз, оскалился, поднял гигантскую заднюю ногу, смахнул ею шутихи и их владельца, а потом объявил:
— Вы хотите огня, безобразные маленькие кроличьи подобия на этом пастбище жизни? Ладно, дам я вам огня!
И он дал.
Когда всадник закончил рассказ, столбы дыма в районе квартала Выдыхания Стойкого Счастья заметили даже кротиные глаза гвардейцев. Огонь приближался к городским стенам, а вместе с ним приближалась гигантская туча пыли. И горгорианцы, и гидрангианцы одинаково хорошо знали, что такое случается, когда толпы людей в спешке бегут по дороге, чтобы скрыться от чего-нибудь неприятного.
— Значит, дракон, говоришь? — спросил первый гвардеец, чувствуя, как его язык теряет прежнюю эластичность.
— Дракон направляется прямо сюда, — подтвердил всадник.
Громкий пронзительный вой, звучавший так, будто кто-то пропускал барсуков через бельевой каток, заставил мужчин испуганно оглянуться. Лошадь всхрапнула, скинула наездника и помчалась во двор дворца, расшвыряв остолбеневших гвардейцев. Пока они поднимались, завывание стало громче, временами оно прерывалось каким-то клекотом.
Это была Убри. Она закинула голову назад, закатила глаза и не то билась в припадке, не то организовывала людей на танцы.
— Видение! Видение! — хрипела она задыхаясь. — О, мрачная судьба полного драконьего опустошения! О, огненный враг, налетевший на наши бренные праздники!
— Больная, что ли? — спросил всадник у ближайшего тюка ткани.
— Нет, ясновидящая, — объяснила горгорианка. — Женщины моего племени могут провидеть будущее. А если что-нибудь не сбывается, то это потому, что вы сами не имели достаточно веры или...
— Дракон у ворот! — выкрикивала Убри. Она выглядела очень впечатляюще в роскошных дворцовых одеждах, с распущенными волосами и дикими вытаращенными глазами. — Ни город, ни королевство не поднимутся в прежней силе. Мы обречены, от наших костей отойдет все мясо, наша кровь будет хлестать из обезглавленных шей, а дракон начнет пожирать нас конечность за конечностью!
— Минуточку! — сказал гидрангианец. — Как это дракон будет пожирать нас конечность за конечностью, а кровь хлестать из шей, если мясо уже отойдет от наших костей?
Горгорианский гвардеец хлопнул его по голове и объяснил:
— Это же святое видение, чурбан! В святых видениях никогда не бывает здравого смысла.
— О агония, агония! — вещала Убри. Толпа слушателей разрасталась, хотя, похоже, никто не жаждал в ней оставаться. С каждым очередным жутким предсказанием, падавшим с губ пророчицы, все начинали переминаться с ноги на ногу и поглядывали вокруг — кто возьмет на себя храбрость отойти первым? Однако никто не решался сделать первый шаг, поэтому все стояли и мучались.
Убри уже довольно долго переходила от могучих приливов на небольшие всплески, когда старогидрангианский гвардеец все-таки набрался храбрости заявить:
— Ладно, все это очень мило и наверняка согласуется с горгорианскими народными обычаями, но факт остается фактом — к нам с визитом идет дракон. Кто-нибудь может в связи с этим предложить что—
нибудь дельное?
— Дельное? — Горгорианский капитан гвардии не поверил своим ушам. — Вы, гидрики, спрашиваете нас о чем-то дельном? А вы уверены, что не хотите провести остаток дней, сочиняя поэму о драконе?