Курган буквально гудел от суетящихся Фиглов, которые высыпали из каждой щели и каждого закоулка. Пыл и шум. Это можно было бы сравнить с заросшим термитником — только не в присутствии Фиглов, иначе пришлось бы искать свои зубы на земле, — гул стоял такой же. Можно было бы также сказать, что головной отряд попросту кипит, но, поскольку речь шла о Фиглах, скорее всего, имели место обычные внутриклановые склоки.
Когда прибыли Тиффани и Паслен, толпа уже рассредоточилась вокруг камней.
Врата распахнулись перед эльфами.
Блистательные ряды дам и господ шагнули в мир в лунном сиянии. Воздух вибрировал от чар.
Мисс Тик ждала. Мисс Тик перед доской, опирающейся на импровизированную подставку из связанных вместе палок. А на доске был изложен ПЛН. Решительным тоном учителя, который не терпит, когда ему мешают вести урок, она пыталась привлечь внимание молодых Фиглов к странной запутанной конструкции из узлов и петель, которую она привязала к своей метле.
— Помните, — строго сказала она, — я хочу, чтобы вы оставили эту штуку в целости.
Минуту спустя началась рукопашная. Это была самая рукопашная из всех рукопашных схваток. Тиффани почувствовала слабое покалывание, словно от разрядов статического электричества. Как же глупы эльфы, если осмеливаются нападать в грозу, подумала она. Неужели они не помнят, как много лет назад я одолела их громом и молнией? Небо раскололось. Волосы у нее на голове встали дыбом. Она видела признаки грядущего ливня, который обещал перерасти вскоре в ужасный шторм.
Мышлинка Ужасен Велик Билли Подбородища завизжала боевой марш, как нельзя лучше подходящий для атаки на эльфийские уши; ему вторил гудок поезда на Двурубахи, рев железа и стали, который словно бы заявлял: этот мир не место для эльфов. Фиглы сражались с эльфами беспощадно. Они применяли особый стиль боя, который подразумевал, что нужно забраться внутрь одежды врага и бить его оттуда.
Если и есть что-то, чего эльфы не терпят, так это порванная одежда; впрочем, рассмотреть ее подбитыми глазами было непросто. Трудно оставаться учтивым с подбитым глазом, подумала Тиффани.
То, что произошло минуту спустя, заставило ее расхохотаться. Она уже давно не видела Горация[55], а теперь могла наблюдать, как он тяжело катается по поверженным эльфам, а когда те окончательно сплющивались, дело завершали младшие из Фиглов — по большей части, тяжелыми ботинками, но также с помощью своих причудливых дубинок, которые, треснув врага по голове, сами возвращались к хозяину.
И да, среди них была Мэгги — она сражалась наравне с братьями! И даже яростнее, чем братья. Тиффани решила, что она похожа на крошечную Иней.
Фигловская дева только и ждала возможности проявить себя, и горе тому несчастному, который оказывался у нее на пути. Маленький шажок для фигловской девочки — но огромный скачок для всего их женского сообщества.
Мисс Тик пролетела над ними; на ее метлой тянулась странная сетка, наполненная Фиглами. Когда она дернула какой-то узел, сеть расплелась, и маленькие бойцы градом посыпались на головы противников. Бац! Хрясь! Шмяк! И, конечно же, Ааргх!
Мисс Тик и сама была не промах — пролетая мимо, она опорожнила на ряды всадников несколько своих знаменитых экспериментальных склянок. Через мгновение лошади начали косить глазами, их ноги заплетались, и они рушились на землю одна за другой, придавливая седоков.
Вскоре с самым решительным лицом подтянулась Летиция, гарцующая на лошади в позаимствованной кольчуге поверх платья. Ее сопровождал Хэмиш. Она почти струилась между эльфами — это походило на неведомый доселе вид магии, словно бы баронесса была некой богиней воды, протекающей повсюду: ни схватить, ни остановить. Под копытами лошадей, которые все еще оставались на ногах, внезапно разверзлась трясина, и Фиглам оставалось только препроводить их туда кратчайшим путем.
Однако Фиглам, Летиции и мисс Тик приходилось немногим легче, чем эльфам. Даже несмотря на коронный прием с проникновением во вражеское нижнее белье, Нак Мак Фиглы рисковали проиграть.
Паслен указала на Душистого Горошка, сидевшего на черном жеребце, и Тиффани приблизилась, готовясь сразиться с ним. Его приспешники поспешили освободить ей дорогу — они видели выражение ее лица.
— А, маленькая крестьянка, — рассмеялся Душистый Горошек. — Как я рад тебя видеть!
Она ощутила гнет его чар, но гнев пришел ей на выручку. Она ненавидела его ухмыляющееся лицо. Такое эгоцентричное. Такое самовлюбленное.
— Душистый Горошек — не самое подходящее имя для эльфа твоего роста, — сказала она не без ребячества.
В тот же миг эльф соскочил с коня и выхватил меч. Он больше не смеялся, лишь злость горела в его глазах.
— Не тронь ее, — раздался голос.
Паслен выступила вперед. Чары ее снова вошли в полную силу и сияли вокруг нее великолепным ореолом; ее волосы серебрились, как луна, а новые крылья звездно мерцали. Теперь она снова походила на прежнюю себя. Она обвела взглядом вероломных подданных, и в ее облике было столько величия, что даже Фиглы застыли, словно громом пораженные.
— Почему вы примкнули к этому… предателю? — обратилась Паслен к Эльфам. — Я ваша законная Королева, и я приказываю вам… отступить. Есть и другие пути. — Она развернулась на месте, и бархатная мантия взметнулась вокруг ее стройного тела. — Я поняла это. Эта девочка — мой друг.
Тиффани опоздала.
— Друг? — выплюнул Душистый Горошек. — У эльфов нет друзей.
С ужасающим свистом его меч пронзил Паслен. Королева забилась в агонии у ног Тиффани, мириады лиц и фигур проявлялись и исчезали в ней, пока Паслен не затихла и не замерла окончательно. Тиффани отшатнулась в отчаянии. Душистый Горошек убил Королеву Эльфов.
Хуже того: он убил ее друга.
— Больше у тебя нет друзей! — вскричал Душистый Горошек, упиваясь своей властью. Лицо его стало резким и грубым.
В воздухе повеяло леденящей стынью.
— Ты убил одного из собственных, только чтобы добраться до меня, ты, проклятая тварь, — сказала Тиффани холодно, хотя внутри нее полыхал пожар. — Она искала новый путь, союз между нашими народами, а ты убил ее.
— Девчонка! Ты думаешь, что тебе хватит сил мне противостоять? Какая же ты глупая. Мы, эльфы, не раз встречались с ведьмами, когда приходили в этот мир, но ты — ты просто ребенок, полный самомнения оттого, что когда-то тебе повезло победить другую неудачницу, — он сделал пренебрежительный жест в сторону безжизненного тела, — а теперь ты ляжешь мертвой рядом со своим… другом. — Последнее слово он почти выплюнул, и его чары, змеясь, просочились в голову Тиффани.
Она пошатнулась, но в памяти ее зазвучал голос Нянюшки: «Матушка Ветровоск говорила мне, что будущее в твоих руках. А то, что ты молода, означает, что будущего у тебя хоть отбавляй». Что ж, надо признать, Матушка Ветровоск тоже подчас ошибалась. Будущего у нее нет.
Она проиграла.
Она пыталась управиться сразу с двумя владениями. И пустила все по ветру… Она пыталась заручиться поддержкой Короля Эльфов. Он прогнал ее… Она назвала Паслен другом. Теперь эльфийка мертва… Она бросила вызов могущественному лорду, который может убить ее… Она заслуживает смерти… Она совсем одна… И что-то поднялось из самой глубины нее. Она не заслуживает смерти. Она не одинока. И никогда не будет, покуда чувствует под ногами землю. Свою землю.
Землю Болитов.
Она Тиффани Болит. Не подражательница Матушки Ветровоск, но полноправная ведьма. Ведьма, которая точно знает, кто она и чего хочет. Это ее путь.
И она не проиграла, потому что все только начинается.
Она выпрямилась — холодная и яростная.
— Ты назвал меня крестьянкой, это значит — трудиться на земле. И я потружусь на славу, чтобы эта земля увидела твою смерть.
Земля говорила с ней переполняла ее, рассеивая чары эльфийского лорда, словно утренний туман; грозовые разряды трещали в воздухе. Да, подумала она.
Гром и Молния. Эти собаки давно сгинули, и кости их вросли в мел рядом с Бабулей Болит, но их сила все еще здесь.
И она сама стояла нерушимо, врастая ногами в почву, и рокот древнего океана вливался в нее через подошвы. Земля. Волна.
Она подняла руки.
— Гром и Молния, я взываю к вам!
Огонь и воздух. Блеснула молния и раздался громовой раскат. Корона пастуха на ее груди засияла золотом — сердце всего, душа и центр бытия; золотое сияние разливалось вокруг нее, чтобы окружить, защитить, влить свою силу в ее собственную.
И небо раскололось пополам.
Такого шторма еще не видел мир. Он нес возмездие, и эльфы обратились в бегство или, вернее, попытались, потому что Фиглы заступили им дорогу. Тиффани не пыталась вмешаться в кровавое побоище: это гнев самого Мела рвался наружу сквозь нее.
Земля сотрясалась под ногами, словно раненое животное на привязи, пытающееся освободиться. Корона пастуха казалась живым существом.
Корона пастыря — не короля.
Корона для той, кто знает, из чего она произошла.
Корона для одинокого огонька, который зигзагами прочерчивает темное небо в поисках потерявшегося ягненка.
Корона пастуха, готового заслонить путь хищникам.
Корона пастуха, которому служили лучшие овчарки из всех, кого видел мир.
Венец пастыря.
И вновь она услышала этот голос: Тиффани болит первая из пастухов, потому что она позволяет другим быть впереди себя… Король пастухов.
Нет. Королева.
Ей захотелось извиниться перед короной, извиниться за то, что эльфам было позволено вторгнуться на эту землю, и она прошептала:
— Я Тиффани Болит, и кости мои в Мелу. Пусть Мел очистится!
И мир изменился.
Далеко в Анк-Морпорке Гекс выдал Думмингу Тупсу расчет, и тот увидел, что ответ подчеркнут… Молитвенное колесо монастыря Ои-Донг повернулось, и монахи склонились в знак благодарности… Маленький мальчик в далеком пути взял руку матери и сказал: «Мама, большие неприятности ушли…» В другой руке он сжимал деревянный паровозик, а на плече у него висел рюкзак с инструментами. Возможно, когда он вырастет, в этом новом мире он станет инженером, подумала мать.