Двое специально обученных истанианских разведчиков ехали на две лиги впереди отряда. Им выдали лошадей, голосовые связки которых были перерезаны при рождении, чтобы, случайно заржав в неподходящий момент, они не выдали своих всадников. Несколько минут назад Райвис заметил, что в одном месте разведчики остановились и спешились — земля на тропинке была вытоптана. По валявшемуся рядом лоскуту материи он определил причину задержки — они остановились, потому что сочли нужным немедленно перевязать копыта коней. Истанианцев что-то встревожило. А если что-то тревожит истанианского разведчика, значит, и у всех остальных есть веские причины нервничать.
Райвис натянул вожжи: его мерин попытался было свернуть из отбрасываемой утесом тени на более широкую и удобную для проезда тропу. Райвис похлопал его по шее и — восьмой раз за последний час — проверил, свободно ли выходит меч из ножен.
— Еще немного проедем и остановимся, — негромко сказал он Кэмрону, — подождем, какие новости принесут нам разведчики.
Кэмрон помотал головой. Он ехал чуть впереди, так близко, что их лошади иногда задевали друг друга.
— До рассвета остался всего час. Мы не можем зря терять время.
Не можем рисковать, подумал Райвис, но вслух ничего не сказал. В кустах у дороги что-то зашевелилось. Пара гусаков, рассекая крыльями туман, поднялась в небо. Райвис взглянул на Кэмрона.
— Возможно, там лежит, подстерегает нас один из гонцов Изгарда. — Он чувствовал, как с каждым словом мгла наполняет рот, касается его языка. На вкус туман был как земля, трава, лошадиный навоз. — Нам нужно до въезда в город знать, с чем придется иметь дело. Изгард мог оставить там несколько сот человек.
— Не понимаю зачем, — отпарировал Кэмрон. — Ведь никто из горожан не остался в живых. Скотину перерезали, зерно сожгли. Так скажи же мне ради бога, зачем Изгарду караулить развалины?
Райвис мог назвать несколько причин, но выбрал лишь одну, самую очевидную.
— Теперь Торн принадлежит ему. Судя по всему, так глубоко на территорию Рейза Изгард еще не забирался. И — помяни мое слово — он не намерен отдавать город без боя.
В тусклом неверном свете лицо Кэмрона серой маской выделялось на темном фоне утеса. Он слишком сильно натягивал вожжи. Костяшки пальцев от напряжения стали белее, чем белки глаз. Райвис понял, что зря тратит слова: Кэмрон слышал только взывающие об отмщении крики умирающих друзей.
Райвис пришпорил мерина и обогнал Кэмрона. Постепенно светало. За спиной он слышал ржание и тяжелое дыхание лошадей. С наступлением утра они начинали волноваться. Самые капризные кобылы уже беспокойно позвякивали сбруей и встряхивали гривами. Туман рассеивался. От затягивавших небо густых облаков остались лишь клочья, Да и те быстро относило на восток.
Райвис прикусил обезображенную шрамом губу. Не нравилось ему это — скакать вслепую по вражеской территории, не представляя себе, с какими силами противника придется столкнуться, и не остановиться послушать, что скажут разведчики. У них даже четкой цели не было. Во всяком случае, они с Кэмроном так и не пришли к соглашению. Вообще-то говоря, отряд такой численности годился только для разведки, в крайнем случае для небольшой вылазки. Но, судя по лицу Кэмрона и сжимавшим вожжи побелевшим пальцам, он не собирался размениваться на мелочи. Он жаждал битвы.
И, насколько Райвис знал Изгарда, битвы им не избежать.
Райвис приподнялся на стременах, обернулся и оглядел колонну, растянувшуюся по крайней мере на три четверти лиги. За четырьмя дюжинами всадников на породистых скакунах, еле видные в полусвете утра, тянулись наемники и лучники Сегуина Нэя. Кэмрон и его люди не хотели ехать рядом с ними. Райвис знал, что в этом вопросе может настоять на своем, но решил, что не стоит. Наемники были именно там, где им следовало быть: защищали их небольшое войско с тыла.
Райвис снова повернулся в седле — и в тот момент далеко на горизонте появилась тоненькая струйка дыма. А секундой позже он почувствовал вкус древесного дыма во рту. Древесного дыма — и чего-то еще.
— Кто-то готовит завтрак, — прошептал Кэмрон.
Райвис кивнул. По правде сказать, он сомневался, что этот дым имеет отношение к мирному приготовлению пищи. Взглянув вниз, на тропинку, он заметил на ней следы, оставленные лошадьми разведчиков. Свет с каждой минутой становился ярче, и следы копыт, обернутых толстой материей, были ясно различимы в дорожной пыли. Но Райвису лишь чуть-чуть полегчало. Он не мог отделаться от чувства, что они едут прямиком в ловушку.
Они приблизились на лигу к предположительно занятому врагом городу и не наткнулись ни на какие признаки присутствия здесь солдат: ни кострищ на месте лагеря, ни самого лагеря, ни сторожевых постов — никаких следов. И вдруг на горизонте, невесть откуда появляется загадочный дымок. Райвис был почти уверен, что их пытаются сбить с толку, но Кэмрон натянул вожжи и уверенно повернул своего коня точно в сторону предполагаемого костра. Остальные, не задавая вопросов, последовали за своим командиром.
Райвис посторонился и дал обогнать себя. Он слышал учащенное дыхание солдат, видел их блестевшие от пота лица и неестественно прямые спины. Сидеть в таком положении, наверное, чертовски неудобно. Все эти тяжеленные доспехи: человека словно запирают в металлическую клетку с толстыми прутьями; не только любое движение, но и дыхание требует дополнительных усилий, а выступающему на лице поту некуда деваться, и он заливает глаза, противной пленкой покрывает щеки. Пока еще прохладно, но небо совсем очистилось, а туман стремительно уходил в землю. Через несколько часов солнце засияет вовсю. Вот тогда-то закованным в железо рыцарям Кэмрона станет по-настоящему жарко. Да они просто выкипят, испарятся, как вода из котелка!
Среди ночи они сделали небольшой привал. В их мрачном лагере не разжигали костров, не переговаривались, не ставили палаток, чтобы защитить себя от сырости. Некоторые из бойцов решили вздремнуть, другие просто молча сидели, точили и полировали свои мечи, готовые по первому сигналу снова натянуть латы и двигаться дальше, на восток. Наемники разбили отдельный лагерь у дальнего конца известнякового утеса. Райвис навестил их. Пустив по рукам фляжку берриака, еще теплого от соприкосновения с боками лошади, он еще раз проинструктировал людей. Когда он вернулся к основной части отряда, пора было выступать.
Положив руку на рукоять меча, Райвис всматривался в даль. Непонятно, откуда идет этот дым: источник его мог находиться как по ту, так и по эту сторону гряды. При таком освещении было трудно определить точнее.
Напоследок, прежде чем пуститься догонять Кэмрона, Райвис оглянулся на утес. Взгляд его остановился на скалистом выступе на самом верху. Именно там должен сидеть часовой. Во всяком случае, там бы его посадил он, Райвис из Бурано, если бы решил поймать кого-либо в западню.
Но Райвис видел только пики гор и тучи над ними. Пожав плечами, он пришпорил мерина и поскакал вдогонку за отрядом.
Тесса втирала порошок в пергамент с помощью маленькой деревянной чурки. Но под ногти все равно забились крошки угля и хлеба. Эмит предложил помочь ей — ведь готовить пергамент к рисованию считалось обязанностью помощника. Писец не должен выполнять грязную работу. И все же Тесса отказалась. Это будет ее первый настоящий узор. И крайне важно, чтобы все, что сможет, она сделала самостоятельно.
Они бодрствовали почти всю ночь. Эмит наскоро проходил с ней основные правила и приемы рисования узоров. Странно, оказалось, что все сводится к нескольким простым постулатам. Нельзя соединять в одном орнаменте растительные и животные образы. Если узор состоит из фигурок зверей, каждая, даже самая замысловатая линия, в конечном счете должна превращаться в какую-либо часть животного. Какое бы чудище ни породила фантазия художника, он не имеет права отклоняться от законов природы: у его творения должно быть два глаза, четыре ноги, один хвост. Растения не могут появляться в любом месте страницы, по произволу художника — как и в действительности, они должны где-то пустить корни, расти из земли или цветочного горшка. Цвета берутся только естественные, имеющие аналоги в природе; некоторые фигуры требуют симметричного отражения на другой стороне страницы, другие должны повторяться определенное число раз.
Тесса молча слушала Эмита, иногда кивала, повторяя про себя каждое его слово, чтобы ничего не упустить.
Жировка вскоре догорела, но ни ей, ни Эмиту не пришло в голову прерваться, чтобы зажечь новую. Поэтому несколько часов они просидели в полной темноте. Тесса слушала Эмита, а перед глазами вставали магические фигуры с рисунков Дэверика. На черном фоне она видела зеленые спирали, желтые ленты, золотых змей, серебристую штриховку. Ее жизнь была заключена в эту геометрически выверенную клетку. И с каждой минутой, пока узоры старого писца проходили перед ней в погруженной во мрак комнате, Тесса укреплялась в решимости узнать правду — вытащить ее на свет с помощью пера и чернил.
Она должна узнать, зачем ее перенесли сюда, в этот чужой мир.
— Вы хотите сначала закрасить пергамент или будете рисовать прямо так? — извиняющимся тоном — он точно почувствовал, что мысли ее витают где-то далеко, — спросил Эмит.
Тесса взглянула на ровную, теперь почти белую поверхность пергамента. Мел и хлебные крошки приподняли ворсинки, и теперь кожа будет хорошо впитывать чернила. Но порошок для грунтовки Эмит приготовил на скорую руку, в нем попадались слишком крупные зернышки, раздражавшие кожу. Кончики пальцев у Тессы покраснели, один кровоточил.
Девственно-белая поверхность вдруг показалась ей чересчур чистенькой и новенькой, как детская раскраска. Тессе захотелось чего-то более необычного. Захотелось, чтобы каждый элемент этого узора был целиком и полностью ее созданием.
Она взглянула в окно, на серенький рассвет, на скучное небо. Кровь пульсировала в висках, кожа на голове словно натянулась. Она чувствовала какое-то странное покалывание в затылке, почти боль.