уно[48] и Дóно и проверьте.
Провожатые ушли оба. Эрна сидела, чинно сложив руки и опустив взгляд, и лихорадочно размышляла. Ей вот так вот запросто поверили? Или им важнее поймать оборотня? Не убьют ли её другие прозревшие за то, что она выдала сестру?... нет. Та женщина сказала, что она ей не сестра. Её можно выдать. А Хрольф… знакомое имя… но неужто два оборотня не отобьются от четырёх свято… ой.
В полотняную дверь протиснулась длинная мохнатая морда, а за ней вторая. Потом собаки вошли в палатку целиком и там сразу же стало тесно. Это были здоровые зверюги ростом с телёнка. Они подбежали к отцу Бенлиусу, как будто прося его благословения, и святоша потрепал обоих по загривкам, а потом что-то сказал на церковном языке. Эрна сидела, стараясь не двигаться, когда собаки её обнюхали, но потом один из них, похоже по цвету, Бруно, сунулся мордой девочке под руку. Эрна не выдержала и погладила длинный жёсткий мех, потрепала пса за ушами. Тот радостно гавкнул и смачно облизал девочке лицо. Эрна рассмеялась. Второй пёс, Доно, потребовал свою долю ласки.
— Довольно, — сказал на церковном языке отец Бенлиус.
Собаки дисциплинировано остановились. Святоша смерил девочку изучающим взглядом и снова задержался на её ногах. Ещё пара слов — и собаки вышли из палатки, оставив после себя острый запах псины.
— Матушка Онория позаботится о тебе, — сказал отец Бенлиус. Повинуясь его кивку, девочка вышла из палатки и сразу же увидела одетую в белое облачение монахини кругленькую женщину средних лет, постарше Магды, но помоложе госпожи Татин.
— Ты дочка рыцаря лю Дидье? — с ехидной усмешкой спросила монахиня, как будто у неё были причины в этом сомневаться.
— Да, меня зовут…
— Нинета, — подхватила монахиня. — Ну, а я — матушка Онория, аббатиса обители сестёр-созерцательниц.
Эрна удивлённо захлопала глазами, потом сообразила и поцеловала аббатисе руку.
— Никогда не слышала? — с той же ехидцей спросила матушка Онория.
— Я… нет… я выросла в Тафелоне… моя кормилица… я… в Тафелоне…
— Нет сестёр-созерцательниц, — подхватила матушка Онория. Это звучало так, как будто святоша обвиняла Эрну в какой-то страшной ереси. Например, в том, что девочка выросла в Тафелоне. — Ты хорошо говоришь по-хларски.
— Да… отец послал за мной человека, который учил меня, — пояснила Эрна.
Матушка Онория перешла на тафелонский.
— Ты не помнишь матери? Видела ли ты своего отца?
— Конечно видела! — вспыхнула девочка. — Он послал за мной слугу и тот привёз меня в его замок!
— А до этого? Раньше — видела? А он тебя?
Эрна покачала головой. Этот вопрос они обсуждали с госпожой Татин и Вилем.
— Он приезжал в нашу деревню под Перком[49], - пояснила девочка. — Но я видела только высокого всадника, который смотрел на меня и ничего не говорил.
— Ты ведь помнишь свою кормилицу, моя милая?
— Мамушку Лоре, — кивнула Эрна, вспоминая родную мать и чувствуя, как у неё расслабляется напряжённое лицо.
— А священника в вашей деревне?
— У нас в деревне нет священника, — возразила Эрна, которой Виль рассказал всё, что мог, про ту чахлую деревеньку, в которой она якобы выросла. — Мы ходим молиться через лес в город, в церковь у Бычьих ворот. Я всегда исповедовалась отцу Луцу.
— Мужское-то платье небось часто носишь? — не отставала матушка Онория. Глаза девочки наполнились неподдельными слезами.
— Неправда! — закричала она. — Это господин Гильбэ, он заставил меня!
— Ах, заставил! — засмеялась матушка Онория. Эрна почувствовала, как что-то в ней лопается, как слишком туго натянутая струна на виуэле тётушки Веймы.
— Заставил! — настойчиво повторила она. — Он хотел, чтобы я обрезала волосы! Я никогда бы в жизни не согласилась! Но он сказал, что мне нужно…
— Бежать в Сейр, — подхватила святоша. Эрна удивлённо замолчала.
— Откуда вы знаете? — прошептала она.
— А куда ещё? — удивилась матушка Онория. — Там же двор наследника.
Она деловито оглядела девочку с ног до головы и положила руку ей на плечо.
— Пойдём со мной, милочка. Мы оденем твоё тело в одежды послушницы и твоей душе сразу станет лучше, когда ты воззовёшь к Заступнику и помолишься.
Эрна кивнула.
— До вечерней молитвы ещё далеко, — продолжала святоша, — ты успеешь поесть, пожалуй… хочешь о чём-то спросить?
— Да, — прошептала девочка. — Что случилось в Ароле?
— А что там может случиться? — удивилась матушка Онория. — Вражьим чародейством ютанцы разрушили стену и ворвались в город. Слышала как грохотало? Гильбэ… казначей небось? спас тебе жизнь, милочка. До сих пор идёт резня и грабёж.
— А вы… — не выдержала Эрна. Они ведь тоже были хларцы! Да только посмотреть на их лица да послушать как они говорят! — Разве вы…
— А мы поклялись служить Заступнику, — строго ответила матушка Онория, ненадолго прекратив улыбаться. — Будь уверена, ни оборотни, ни колдуны не будут бесчинствовать на нашей земле.
Сказав это, она так строго взглянула на девочку, что ей стало не по себе.
Аббатиса проводила девочку в большую, отдельно стоящую палатку, которая казалась даже белее, чем остальные. Войдя туда, девочка обнаружила двух женщин, одну ровесницу своей матери, вторую помоложе, и двух чёрных собак, ростом не уступающих давешним, только шерсть у них была покороче и морды свирепее.
— Это риканские мастифы, — пояснила матушка Онория, проследив взгляд девочки. Псы вскочили на ноги и глухо рычали. — Иниго и Вито. Мне подарил их пинский рыцарь, которого я вылечила. Иниго, Вито, сидеть!
Псы сели, по-прежнему глухо рыча. В палатке были такие же столик и сундучок, как у отца Бенлиуса, но вместо чурбаков стояли лёгкие складные стульчики. Часть пространства была отгорожена занавеской.
— Это она, матушка Онория? — спросила монахиня постарше. Абатиса кивнула. — Добро пожаловать, дитя. Я — сестра Арнод, а это — сестра Дезире. Она только недавно приняла постриг.
Сестра Дезире встала, прошла за занавеску и поманила Эрну за собой. Девочка оглянулась на матушку Онорию, та кивнула, и Эрна, замирая, прошла мимо рычащих мастифов.
За занавеской обнаружился топчан, на котором лежали три тюфяка, укрытых тонкими шерстяными одеялами. Поверх одного из них лежало белоснежное платье.
— Сними эти тряпки, — предложила сестра Дезире и прыснула со смеху. Из-за занавески тут же раздался смешок и предупреждающий кашель. — Мы бросим их в огонь, а ты наденешь одежды нашего ордена.
Эрна поторопилась воспользоваться предложением. Каждый — каждый! — встреченный мужчина пялился на её ноги. Это было невыносимо.
Как оказалось, монахини предлагали ей сорочку из грубой ткани, но тщательно отбеленную, белое же просторное платье с длинными рукавами, которые не были ни широкими, ни узкими, и поверх всего этого — прямое одеяние, до того жёсткое, что, казалось, поставленное на землю, оно продолжало бы стоять. Рукавов у этого одеяния не было, зато были разрезы примерно на уровне пояса, которые позволяли отвязать от пояса на нижнем платье кошелёк, если в нём была нужда. Когда девочка принялась навешивать на пояс свои мешочки, сестра Дезире остановила её и позвала матушку Онорию. Прежде, чем девочка успела что-то предпринять, монахини развязали все завязки и высыпали все пожитки девочки на одеяла.
— Ты настолько тщеславна, дитя моё? — не то спросила, не то укорила Эрну аббатиса, обнаружив зеркало. — А зачем тебе эти орехи?
Речь шла об орешках, которые красили волосы в чёрный цвет.
— Если их растолочь с мёдом, они помогают от кашля, — пояснила девочка, чувствуя, как колотится сердце.
— Вот как? — подняла брови матушка Онория. — А эти ягоды?
— Они помогают прочихаться, — ответила Эрна.
— Кто научил тебя этому, милочка? — нахмурилась аббатиса.
— Бабушка Мéта, — ответила Эрна. — Она… ну… была сестрой матери мамушки Лоре и лечила людей в нашей деревне.
— А кто учил тебя ездить в мужском седле?
— Сержант Э́гон. Он… ну… приезжал в нашу деревню… к мамушке Лоре.
— Зачем он приезжал? — не отставала аббатиса. Эрна покраснела. Врать было не так-то просто.
— Он ночевал у неё! — пояснила девочка с видимой неохотой. — А меня в сарай выгоняли. А днём он добрый был. Говорил, когда нагбарцы приходили, его семья… нехорошо с ними сделалось. Учил поэтому.
— И нож тебе сержант Экон подарил? — хмыкнула аббатиса.
— Нет, — ответила девочка на всякий случай. — Это от кузнеца. Мамушка Лоре разрешила перевязать ему руку.
— Умеешь им драться? — немедленно бросила следующий вопрос матушка Онория. Эрна вытаращила на неё глаза.
— Драться?! — переспросила она. — А зачем?
— А зачем ты верхом ездила?
Эрна замотала головой.
— Я думала, — тихо сказала она, — если надо будет… себя до сердца легко достать.
— Это грех, милочка, — деловито возразила аббатиса. — Ты должна молиться Заступнику.
— Да, матушка, — на всякий случай согласилась девочка.
— Ты когда-нибудь танцевала без одежды? — последовал новый вопрос.
— Что?!
— Молилась ли ты луне, солнцу, лесу, ручью, реке?
— Зачем?!
— Говорили ли с тобой об Освободителе?
— А кто это?
— Собирала ли ты тайные травы в полной темноте?
— Так не видно же ничего.
— Приносила ли жертвы на алтаре?
— Жертвы?! Матушка!
— Варила ли нечистые варева?
— Нет!
— Шептала ли заклинания? Обращалась ли к языческим богам? Призывала ли Врага помочь тебе? Делила ли свою кровь с вампирами по собственной воле? Лежала ли ты с мужчиной? Брала ли деньги из церковной кассы? Убивала ли людей? Случалось ли тебе…
— Нет! Нет! Нет! — закричала Эрна пронзительно. — Я всегда верила в Заступника! Матушка, за что?! Я никогда не стала бы…