– Если ты после этого расщедришься на улыбку, – сказал дедушка, постучав костяшками пальцев по черепу внука. – Кто бы ни воевал, дери его демон, с имперскими псами, протянувшими свою Цепь до самых саванн, я подниму копье с ним на пару. Кроме того, тот белый колдун хочет, чтобы мы ушли, и тем больше причин остаться.
– Хортрэп? – поперхнулся Мрачный.
Если дедушка узнает…
– Ты живенько танцевал, чтобы скрыть это от меня, Мрачный, хотя зачем – я ни в жизнь не дотумкаю. Ты думал, я так разозлюсь из-за его участия в деле, что поползу за ним на брюхе, кусая за лодыжки? – Дедушка потрепал внука по голове. – Что ж, я мог бы – когда-то давным-давно. Но он заглянул сюда однажды вечером, когда ты был с этой синеволосой… девой. Мы побеседовали, а потом еще пару раз.
– Мать твою, дед! – сказал Мрачный, как всегда пораженный дедовой выдержкой. – И ты все это время знал? Я думал, что ловко скрываюсь.
– Как елка в чистом поле.
– Ха. И о чем вы говорили?
– Не твое дело, – буркнул дедушка. – Тебе и своих секретов хватит, я тоже имею право на парочку. Главное, он хочет, чтобы мы оба ушли, и хочет очень сильно, вот почему я решил остаться. Мне страшно, как всякому смертному, но я не боюсь таких, как он. Давай топай, уже к вечеру клонит, и если нам завтра умирать, то я собираюсь прежде хорошенько выспаться.
Хотя до самого жестокого сражения в жизни Чи Хён осталось всего ничего, генерал не сдержала улыбки, когда они расселись вчетвером за столом в ее шатре. Первый раз почти за год сидели вместе, пили калди и передавали друг другу кальян, и, как бы ни изменился мир, они остались прежними. Конечно, теперь она улавливала много больше по мелким признакам вроде гневных взглядов, которые Гын Джу бросал сквозь вуаль на Феннека, и нахальных ответных подмигиваний того или скептического настроя Чхве в отношении обоих других стражей, но это было всегда, просто старательно скрывалось.
– Вы уверены, что незачем звать остальной совет? – спросил Феннек, кивая на карту. – Показывать это всем сведущим?
– Если бы генералу понадобились сведущие, брат Микал, она бы уж точно не пригласила вас, – сказал Гын Джу, отхлебывая калди.
– В этом лагере я многим дал куда больше поводов желать мне зла, Гын Джу, так что не буду усложнять положение, – парировал Феннек. – Чи Хён вроде бы справилась с этим, и…
– Хватит лаяться, – сказала Чхве, и такие слова, услышанные из ее уст, побуждали угомониться. – Генерал удостоила нас высшей чести. Кто еще, кроме ее телохранителей, должен знать о каждом ее шаге?
– Я делал это много раз и знаю, что дело не ограничивается присмотром трех человек, – произнес Феннек, все-таки смягчивший язвительный тон. – Если генерал хочет лично участвовать в таком серьезном бою – чего я по-прежнему не советую, с защитным демоном или без, – то остальным командирам нужно знать, как ее найти. Эффективная армия – это слаженная армия, и планы, над улучшением которых мы корпели сотни часов, могут в момент пойти прахом. Если такое случится, нам понадобится приказ командира, чтобы перестроиться, поэтому генерал не может находиться слишком близко к линии фронта, а остальные офицеры должны иметь представление, как до него добраться. Хоть это-то ясно?
– Если бы вы, павлины болтливые, дали мне вставить слово, то я бы ответила, что остальные офицеры уже изучили этот план. Даже несколько раз. – Чи Хён зевнула: булькающая трубка ослабляла действие калди. – Багряные согласились встретиться с нами в полдень, и я хочу, чтобы все были готовы к рассвету. Нет, за час до рассвета, просто на всякий случай. А сейчас нам лучше представить, что это наша последняя ночь на Звезде, и сделать то, о чем мы пожалеем, если переживем завтрашний день.
Феннек закатил глаза, Гын Джу закашлялся и отвернулся к стенке, а Чхве просто озадаченно уставилась на генерала. Ситуация так быстро запутывается… Хотя завтрашняя битва и тревожила Чи Хён, ее радовало, что эти трое здесь и будут сражаться бок о бок с ней, как в ту роковую ночь Осеннего праздника, когда она осознала свое призвание.
– Генерал, – обратился снаружи один из стражников, – господин Безжалостный и господин Мрачный просят аудиенции.
– Пусть войдут! – Чи Хён спохватилась, что буквально прощебетала это, и потерла щеки, изображая преувеличенную усталость, а на самом деле чтобы скрыть румянец.
– Разве не слишком поздний час, чтобы встречаться с простыми наемниками? – спросил Гын Джу, и Чи Хён, так долго прожившая вдали от него, не поняла, глумится он или вправду ревнует.
– Ну, не знаю, – возразил Феннек, ухмыляясь стражу добродетели. – Генерал всегда должен подстраиваться под свои войска.
– Эй, вы! – шикнула Чи Хён, втайне странным образом наслаждаясь тем, что в новой жизни ее хвабунская команда создает такую же разноголосицу, как встарь. – Они, наверно, просто хотят сообщить, что уходят. Они никогда не обещали…
Чи Хён умолкла, когда знакомая фигура вступила в командирский шатер и причина промедления стала очевидна: Мрачному пришлось снять со спины дедушку, прежде чем войти в невысокую палатку, и теперь он держал старика на руках, как зловреднейшее дитя на Звезде. Во всех треволнениях последних дней она не сумела выкроить время, чтобы повидаться с варваром, а теперь он сам пришел к ней – неужели и правда лишь попрощаться? Их дело касалось Марото, и, если оно уже сделано, Чи Хён может впредь не увидеть Мрачного…
Старик произнес:
– Извините, что прерываем, генерал Чи Хён Бонг, генерал Кобальтового отряда, вторая дочь каких-то непорочных, которых я не знаю и никогда не узнаю, но нам с внуком нужно перемолвиться с вами словечком.
– Гм… Генерал. – Похоже, что ни присутствие деда, ни сидевшая за столом свита Чи Хён не помогли Мрачному расслабиться.
Но тут Чхве хлопнула в ладоши и поднялась.
– Мы уважим ваши тайны, – сказала дикорожденная, взмахом руки предлагая Феннеку и Гын Джу выйти за ней.
Чи Хён оценила этот жест, но своеобразный словарь Чхве в этот раз оказался особенно убийственным – что плохого в словах «конфиденциальность» или «частное дело»? Слово «тайны», примененное к Мрачному, прозвучало демонски дразняще, но совершенно некстати. А затем Чхве, подумать только, обратилась к Мрачному:
– Твой дядя справился со своей слабостью?
– Сомневаюсь, что ему это когда-нибудь удастся! – Речевой оборот Чхве старик оценил выше, чем Чи Хён. – Прибавляй страх роста, мой сын был бы великаном.
– Предпочтение не сражаться – не то же самое, что бояться сражения, – заметила Чхве тем же укоризненным тоном, каким этот покрытый шрамами старикан всегда пользовался при обращении к Чи Хён. – Я видела, как умело он избегает боя, как его глаза двигаются, а тело нет и как быстро он наносит удар, если не остается другого выхода. Когда он выберет кровопролитие, то, я уверена, он докажет, что не заслуживает вашей насмешки. Спросив о его слабости, я оговорилась. На самом деле я имела в виду его раны.
«Оговорилась»? За годы, проведенные вместе, Чхве постоянно высказывалась причудливо, но такого слова из уст дикорожденной Чи Хён не слышала никогда. Обычно Чхве поясняла или переводила, это да, но в целом обращалась со своей речью столь же осторожно и выверенно, как с мечом. Судя по взглядам, которыми обменялись Феннек и Гын Джу, они тоже были заинтригованы такой сменой риторики.
На старика это произвело куда меньшее впечатление.
– Мальчик и правда искусно избегает драк, с этим я согласен. Полагаю, вся ваша болтовня означает, что Могучий Марото не рвется в серьезную схватку?
– Не рвется, – сказала Чхве. Что это – в ее голосе прозвучала нотка печали? – Но его сдерживает честь, а не страх. Вы назвали его Трусливым, но это неверно. Он незрел, но силен. Он ранен, но не безнадежен. Он обескуражен, но предан. Он тороплив. Слишком тороплив. В нем обитает демон, но, я думаю, он может его победить. Он справится лучше, если ему помогут клыки друзей.
Эти слова застигли старика и Мрачного врасплох, а ведь они даже не представляли, насколько редким событием была такая речь, – обычно Чхве становилась разговорчивой, когда кто-нибудь совершал серьезную ошибку, требовавшую кропотливого исправления. Чхве отвесила короткий поклон и поспешила прочь, но Гын Джу с Феннеком будто забыли выйти.
– Ладно, надеюсь, вы нас извините… – начала Чи Хён, но Мрачный впервые за время знакомства ее перебил:
– Не, они могут остаться… генерал, – быстро добавил он, глядя куда угодно, только не на нее. – Мы всего на минутку, и я не против, чтобы ваши командиры и телохранители услышали то, что я хочу сказать.
– Так говори уже, – поддел почти беззубый Безжалостный. – Или я скажу.
– Я знала, что вы пришли в Кобальтовый отряд по своему личному делу, – сказала Чи Хён, кланяясь двум варварам и спиной ощущая взгляд Гын Джу. – Я высоко ценю время, проведенное в вашем обществе, но если вы не желаете быть застигнутыми войной, в которой у вас нет интересов, то вам пора уходить. Я… в восторге от того, что вы зашли попрощаться.
– Не, – возразил Мрачный и встал на одно колено, по-прежнему держа деда на руках. – У меня в этом есть интерес, генерал Чи Хён Бонг, вторая принцесса Хвабуна, дочь Джун Хвана и Канг Хо Бонгов: это вы. Я обязуюсь сражаться за вас, потому что вы первый человек из тех, кого я встретил за пределами саванн, который заслужил мое полное уважение и даже сверх того, что я могу отдать. Если вы говорите, что это достойная война, я верю вам.
Теперь Мрачный смотрел ей в глаза, и Чи Хён не знала, кто больше смущен и озадачен этой декларацией – она, Мрачный или ее страж добродетели. Зеркала не было, а на Гын Джу она не взглянула. Пожалуй, трехсторонняя ничья.
– Если примете мою клятву, то я ваш, пока вы не уволите меня из Кобальтового отряда.
Чи Хён кивнула, стараясь не улыбнуться, но Мрачный, должно быть, как и всегда, заметил тень улыбки, так что его глаза засияли и он медленно встал. Дедушка сделал жест, который должен был сойти за отдание чести, и объявил: