Это почти безнадежно принизило случившееся с Лейбом и жителями Курска. Почти убедило Софию проверить, не вернулся ли Марото зализывать раны. Ей хотелось увидеть его лицо, когда он обнаружит, что Пурна жива, и все потому, что какой-то испорченный пижон из старой столицы обходился со своей собакой лучше, чем София со своей. Почти побудило ее доковылять до своей палатки, зарыться лицом в подушку и проспать несколько дней кряду, прячась в снах не таких безумных, как явь.
Почти… Но недавно София отложила допрос пленницы, которая согласилась говорить только с ней, и женщину убили посреди ночи. Настало время выколотить правду из Эфрайна Хьортта. Если допустить, что Портолес была права и королева Индсорит не посылала его в Курск, то кто же послал? Очевидное подозрение падало на Вороненую Цепь, но София уже завязала с подозрениями и настроилась на факты. Когда под имперской армией распахнулись Врата, вся кавалерия Пятнадцатого исчезла вместе с большей частью полка, и Хьортт – единственный, кто остался в живых.
Не проходило и суток, чтобы София не кляла себя за то, что не закончила работу, что дала людям Хьортта шанс спасти его от огня, – но теперь она благодарила звезды и демонов за то, что припасла его на будущее. Кто знает, что он расскажет, – может быть даже, она и сегодня его не убьет. Правда же, выйдет затейливо, если пойманный ею Эфрайн Хьортт всякий раз будет выдавать новый секрет, а она – назначать ему новую встречу?
– Добрый вечер, капитан София, – сказал стражник, когда она стряхнула задумчивость и приняла предложенный им фонарь. – Полковник плох, цирюльник не уверен, что переживет ночь. Вроде не способен двигаться, но мы для надежности приковали его к раме.
В точности так же, как приковали сестру Портолес. Впору задуматься, не помогает ли Софии кто-то на небе или под землей. Бывает всякое, как говорят в Цепи, и, возможно, что-нибудь даже и выгорит.
– Спасибо. Я недолго.
Человек застонал, когда свет фонаря осветил изножье его койки. И как ни вымоталась за день София, как ни изменилась она за последний год, его страдание вызвало у нее улыбку.
– Добрый вечер, полковник Хьортт, – произнесла она, неторопливо пересекая палатку. Старый трюк, чтобы сердце пленника затрепетало еще до начала допроса. – Что, много времени прошло? И тем не менее все свежо, как вчера?
– Времени прошло много, но недостаточно. – Голос прозвучал совершенно не так, как ей помнилось. – Я все гадал, как такое возможно… Даже после всего случившегося хотел, чтобы это оказалось правдой, но сомнения оставались. Но… но это и правда ты.
София была рада, что облачилась в знакомый ему наряд. Свет достиг одеял, пленник закрыл глаза, а она едва не уронила фонарь. Кем бы ни был искалеченный старик, это не Эфрайн Хьортт. Она подошла ближе, поднесла лампу почти к лицу лежащего, как будто от этого его восковая личина могла растаять, являя лицо врага. София вроде разглядела сходство в линии носа, несмотря на бинты. Но нет, ей просто померещилось. Она и впрямь узнала его. Просто не видела так давно, что не смогла осознать это сразу…
Пятнадцатый. Конечно же. Долбаный Пятнадцатый полк из гребаного Азгарота.
– Отлично разыграно, Кавалера, – сказала она, садясь на край его койки и затеняя фонарь, чтобы пленник снова открыл глаза. Как ни была она разочарована, приходилось уважать коварство противника. – Тебя выдернули из отставки, чтобы меня заманить? Дезинформация – отличный ход: я все равно в конце концов явилась бы за кавалерией Пятнадцатого, но стоило внушить мне, что полком по-прежнему командует этот гадкий мальчишка, и я повелась.
Полковник медленно открыл налитые кровью глаза, и в них стояли слезы. Он выглядел безнадежно старым.
– Ты… ты меня помнишь?
– Помню ли я тебя? Поганец, ты задолбал меня хуже, чем все другие полковники, вместе взятые! Как думаешь, почему я в итоге решилась на эту безумную, самоубийственную кампанию по штурму Диадемы? Ты годами держал нас в горах, не давал даже одним глазком взглянуть на короля Калдруута. – София изумленно покачала головой. Двадцать с лишним лет тому назад она проклинала имя этого вояки почти так же яростно, как имя короля, которому он служил, но, увидев полковника спустя много лет, признала, что этот азгаротиец просто играл свою роль – так же как она играла свою. К тому же он всегда сражался честно, чего никак нельзя было сказать о его соратниках. – Доминго Кавалера, командир Пятнадцатого полка из Азгарота. Я понимаю, ты мне вряд ли поверишь, учитывая обстоятельства, но, клянусь шестью связанными мною демонами, адски приятно увидеть лицо из былых времен.
– Прости, если не разделю твоего чувства, – прорычал он, и кровь потекла из-под бинтов.
– Ай, гадство! Дай-ка я это уберу. – София промакнула его подбородок рукавом. Она ничего не могла поделать со своей улыбкой. В далеком прошлом чего бы она только ни отдала, чтобы увидеть его лежащим вот так, поверженным, а сейчас… сейчас она лишь сочувствовала ему. Такой же, как она, пережиток ушедших дней, выдернутый на последнее задание. – Глупо держать тебя, калеку, в цепях. Я прикажу немедленно расковать. Желаешь ли еще чего-нибудь, полковник Кавалера? Поесть, выпить, покурить? Ползучку от боли? Все, что угодно, принесу лично.
– Да, – сказал он, и дальше его слова падали тяжко, как молот, кующий меч. – Ты можешь отдать мне пальцы моего сына.
София застыла:
– Что?
– Его пальцы, женщина, – ты же забрала их? Уже достаточно плохо, что ты сожгла его, как колдуна. Он прибыл в склеп похожим на гребаного вора.
София вытаращилась на старого противника, попыталась что-то сказать… но ничего не вышло.
– Я теперь Хьортт, Доминго Хьортт. Я сохранил фамилию жены, пусть ее и не стало.
– Полковник… Хьортт? – София вернулась на землю и теперь словно тонула в ней, погружаясь до беспросветных глубин, где, как говорят кремнеземцы, Изначальная Тьма породила всех чудовищ и демонов мира, худшие из которых были названы смертными. Она не могла открыть глаза, не могла сделать ничего, разве что долго, печально вздохнуть. Она все-таки убила Эфрайна Хьортта, даже не зная об этом. И в этот миг София поняла, что не способна выполнить обещание, которое дала ему в Курске: ни единая слезинка не отметила ухода юного полковника, направившего ее на эту залитую кровью тропу, на путь, казавшийся столь очевидным год назад, а нынче сгинувший в тенях.
Теперь София единственная, кто выжил после того дня в Курске, а ответов не больше, чем изначально. Ей уже не узнать от Эфрайна Хьортта, кто его послал. Тогда она была настолько убеждена, что знает это, что даже не спросила его, прежде чем отрезать пальцы и сжечь. Прости ее, Лейб, она – то самое бешеное чудовище, каким ее всегда считали враги. Без разницы, империя или деревня, – все, к чему прикасается София, превращается в руины. Даже если бы младший Хьортт оказался здесь, даже если бы дал ей долгожданный ответ, это ничего уже не изменило бы. Потому что Софии известна настоящая правда: муж и односельчане погибли из-за нее. Если бы она не пришла к Лейбу после отречения от багряного трона, не уговорила бежать с нею в дом его детства, он и все местные жители остались бы живы. Вот почему шесть демонов сперва притянулись к ней, когда София с Пятью Негодяями их связывала. Куда бы она ни пошла и что бы ни делала, она сеет горе и смерть.
Открыв глаза и уставившись в темный угол палатки, она наконец поняла, почему Мордолиз не исполнил ее желания, не защитил их с Лейбом. Даже демон не может спасти тебя от себя самой.
– Ты скажешь мне кое-что? – спросил ее Доминго усталым, сломленным голосом. Когда София тяжело пожала плечами, он уточнил: – Там, на поле… что случилось? Что я такое выпустил, позволив цепистам совершить ритуал?
– Там? – София посмотрела на Доминго и увидела свои горе и вину, отраженные, как в зеркале, в изувеченном и смертельно усталом лице. По крайней мере, в аду не будет одиноко. – Да ничего особенного. Просто конец света.
– Ага, – сказал Доминго, как будто именно такого ответа и ждал, но все равно не рад был услышать. – Ну и куда теперь отправляться старому нераскаявшемуся грешнику?
– А ты как думаешь? – произнесла Холодная София, потому что им осталась только одна дорога. – Умирать, но не сдаваться.
Эпилог
Шлюп пробирался сквозь туман, на борту царила мертвая тишина – чтобы корабли-черепахи непорочных не набросились средь бледных испарений. Надо быть безжалостным, как пират, и вдвое более жадным, чтобы наняться на таможенную службу. А потому не приходилось дивиться тому, что две черепахи не прекратили погони, даже когда стало понятно, куда бегут контрабандисты. Но кое-что все-таки удивляло капитана судна, переименованного в «Королеву воров»: непорочные последовали за ним в вечный туман, паривший над морем там, где сотни лет назад исчезло Затонувшее королевство. Обычно непорочновские моряки были слишком трусливы, чтобы приближаться к морю Призраков с его вечными штормами… Но если на то пошло, большинству контрабандистов тоже хватало ума не идти на такой риск.
Кружился ли в сердце дождя и тумана, как утверждали морские волки, поглотивший континент водоворот – не так уж важно. Потому что дальше, в какой-то миле за туманной стеной, волны вырастали до таких высот и наливались такой злобой, что и корабль в несколько раз крупнее «Королевы воров» мог запросто перевернуться. Капитан это знала, благо однажды уже укрылась здесь при сходных обстоятельствах, когда за ней погнались, но успела выскочить, едва начался шторм. Тогда, словно желая напоследок предостеречь ее от нового нарушения границы, туман приподнялся и явил взору таможенное судно, опрокидываемое огромной волной, – вопли его команды потонули в реве моря и треске яростных молний. Однако капитан была не из суеверных, она попробовала повторить удачный трюк… и обнаружила, что непорочные наступают на пятки, а море Призраков под его туманом спокойнее, чем дохлый ленивец.