– Я просто хочу быть готова. Если всегда ждать нападения, то как минимум в половине случаев мир не победит.
– Слова истинной королевы.
– Что? В каком смысле?
– Только королевские особы настолько параноидальны.
– Не параноидальны, а предусмотрительны.
Опыт показывал, что разница между первым и вторым огромна. Первое состояние застило взор, второе проясняло. Проблема в том, что иногда эта разница проявлялась только задним числом. Я сжала в кулаках подол шальвар-камиза. Перед глазами всплыло заплаканное лицо Налини…
– Как пожелаешь.
– Осторожнее с этим словом, – предупредила я и выглянула в окно. – До встречи с Аашей еще есть время.
– Прекрасно. Наконец выпала свободная минутка, чтобы…
– Свободных минуток не бывает, – перебила я. – Нужно изучить дворцовую территорию. Неизвестно, что нас ждет на втором испытании, потому лучше присмотреться к возможным аренам…
– Я хотел сказать «поесть!» – воскликнул Викрам. – Разве ты не проголодалась?
– Можем поесть, пока изучаем местность.
Он что-то проворчал. Позаботившись о безопасности половинки ключа, мы покинули комнату и спустились вниз. У главного входа толпился народ. Мимо нас, взявшись за руки, прошла пара людей-близнецов с лицами, перепачканными мякотью манго, и Викрам с завистью посмотрел им вслед. А из зеркал на нас глядели наши же отражения. Не измененные. Похоже, сегодня Владыка Кубера не нашел причин скрывать наш истинный облик.
Через вестибюль протянулся длинный стол из слоновой кости, уставленный тарелками с нарезанными фруктами, соленым уттапамом[19], хрустящей картофельной саго[20] и хрустальными чашами с дымящимся чаем масала. В конце очереди я увидела трех женщин, которых называли Безымянными. Они шли вдоль стола, жадно уставившись на еду. Тарелка была только у одной.
Викрам тоже их заметил и проигнорировал меня, когда я покачала головой. Ааша не сказала прямо, что нужно Каувери от Змеиного короля, но я вспомнила, что его также упоминали в связи с Безымянными. А эти что от него хотели?
Безымянные приближались к нам, медленно и степенно.
– Не голодны? – со свойственным ему благодушием поинтересовался Викрам.
– Это не для нас, – ответила одна. – Мы больше не можем есть эту пищу.
– Это для нее, – подхватила вторая. – Для нашей сестры.
– Нашей утерянной конечности, – грустно улыбнулась третья. – Она любила уттапам.
Викрам начал что-то говорить, но Безымянные ушли, не проронив больше ни слова. Я засмеялась:
– Если это уменьшит боль от отказа, то я готова поклясться, что демон вон в том конце комнаты хотел купить тебя за пять коз. Вас познакомить?
– Чувство юмора прорезалось, – протянул он. – Подобные перемены не могут не радовать. А то порой кажется, что иные камни общительнее тебя.
И Викрам улыбнулся. По-настоящему. Я уже видела его ухмылки. Кривые усмешки. Слегка приподнятые уголки рта. Эта улыбка была другой – мягкой и беспечной. И в ответ я тоже смягчилась. «Это из-за меня он так улыбается», – собственнически думала я, мечтая сохранить эту улыбку только для себя.
Набрав еды, мы решили прогуляться по пяти главным коридорам. За дверьми в конце первого обнаружился двор, где проходила церемония открытия. Следующие три привели нас к каким-то замысловатым бассейнам. Викрам уверял, что здесь статуи могут перебегать с места на место, но нам это ничем не помогало. В конце четвертого коридора нас ждала золотая табличка с выгравированной надписью:
Заинтригованные, мы заглянули в комнату. И стоило толкнуть дверь, как меня захлестнуло чувство узнавания. Воздух казался теплым, весна сдавалась сезону дождей. Это было мое любимое время года в Бхарате – когда облака скребут по небу тяжелыми от воды животами, а земля набухает, будто готовит место для свежих ливней. В ночной мгле над нами разгорались звезды, а по краю комнаты скользили грозовые тучи, прежде чем исчезнуть и украсить собою полночь какого-нибудь далекого края. Но самым удивительным оказался сад. Каждый бутон, каждая веточка были вырезаны из хрусталя. И все же они покачивались. Живое, дышащее стекло и кварц, чары и воспоминания. Сад будто воссоздали из образов в моей голове, из мыслей о прежней цветущей Бхарате. При жизни отец славился своими садами, а стоило ему уйти, как Сканда засолил землю и построил там фонтан. Но я ничего не забыла. Мы часто играли там с Майей. Однажды я даже нашла башмачки, в которых, как я тогда думала, танцевала самая настоящая апсара.
– Я знаю это место, – выдохнула я.
– Нево… – начал Викрам, но осекся. – Хотел сказать «невозможно», но, пока мы в Алаке, придется выбросить это слово из своего словаря. Откуда?
– Мой отец вырастил такой же сад.
Мы углубились в заросли, и я вытянула руку, позволяя пальцам скользить по хрустальным лозам и кварцевым лилиям. Каждое прикосновение отдавалось в сердце ободряющим шепотом.
– Люблю сады.
– Серьезно?
Я кивнула:
– Мне нравится наблюдать, как всходят ростки… Знаю, странно, учитывая, что я выросла на войне.
Викрам покосился на меня:
– Ничего странного. Почему бы не жаждать жизни, когда вокруг только смерть? Если бы ты могла вырастить в своем саду что угодно, что бы это было?
– Мечи.
– Стоило догадаться, – фыркнул он.
– Создание меча – процесс крайне трудоемкий. Будь возможность вытаскивать их из земли с уже наточенным клинком и идеальным балансом, я бы только порадовалась, как и мои кузнецы. Еще бы попробовала вырастить гулаб-джамун, – призналась я. Нет ничего лучше этих теплых, пропитанных сиропом сладостей. – Вот бы просто срывать готовые шарики с дерева и есть.
– Свирепая и милая, – покачал головой Викрам. – Жуткая девчонка.
– Не ври, я тебе нравлюсь, – поддразнила я.
– Не смог бы солгать, даже если бы попытался, – тихо отозвался он.
В конце тропинки висела табличка из слоновой кости с надписью:
Каждое слово было лучом света. Они просочились в меня, разгораясь и расширяясь, пока буквы не изменили форму и направление и не воскресили мои надежды. Я закрыла глаза, и вдруг почудилось, что рядом стоит Майя, что руки ее успокаивающе сжимают мои плечи, а сумрачно-темные глаза наполняются тревогой. Покидая сад, я уносила свет этих слов с собой.
В пятом и последнем коридоре с золотого потолка свисали пустые птичьи клетки, выстраиваясь в сверкающую решетку. Дверцы их были распахнуты, точно готовые захлопнуться пасти. Здесь царила тишина, а вот из темной комнаты в конце коридора доносился шорох. Шорох множества яростно бьющих по воздуху крыльев. Мы подошли ближе, и я вцепилась в Викрама. В комнате кто-то ждал.
Кубера.
Он сидел на полу, скрестив ноги. Я огляделась, но больше никого не увидела. Запрокинув голову, Кубера разглядывал парящих над ним птиц. Я шагнула назад, готовая быстро уйти.
– Приветствую, участники, – вдруг заговорил Владыка сокровищ. – Не желаете тоже поздороваться?
Я выпустила руку Викрама, и мы оба поклонились.
– Мы не хотели вас тревожить. Вы казались таким задумчивым.
Кубера усмехнулся:
– Просмотр историй всегда заставляет меня задуматься.
Я нахмурилась. Он же рассматривал птиц? Правда, птицы были странные. В полете они меняли форму, с каждым взмахом крыла перекидываясь в новый цвет. Было невозможно проследить за кем-то конкретным в этом бушующем море перьев. Над собой я увидела дрозда-рябинника с бриллиантовым гребешком. Над снежно-белым брюшком искрились золотые и коричневые перья, которые вдруг затрепетали, сжались, и в следующий миг птица превратилась в воробья. Кубера хлопнул в ладоши, и звук громом разлетелся по затемненному залу. Все птицы замерли в полете. Даже крылья не шевелились.
Кубера напел несколько нот, и из общей массы вырвалась изумрудная колибри и юркнула к нему на ладонь. Он жестом подозвал нас ближе.
– Каждая из них – история, – объяснил Владыка, указывая на птиц. – Видите, как они меняются по ходу рассказа? Это отражение событий. К примеру, вот это история вашей встречи с вишканьями.
Он подбросил колибри вверх, и шелест ее крыльев внезапно рассыпался в воздухе искрами образов… Викрам у стола Торжества Преображения, сверкающий в шелке шатра рубин.
– Но это лишь одна история, – продолжил Кубера.
Затем схватил колибри, прошептал ей что-то и, согнув ее крылья под новым углом, вновь подбросил. Теперь у птицы был павлиний хвост, а в дымке образов Ааша пряталась в комнате возле рубина, глядя вокруг огромными жадными глазами и поглаживая пальцами голубую звезду на шее.
– Вот видите, – сказал Кубера. – Ничто никому не принадлежит. Даже эта история не ваша, хотя вы можете цепляться за нее всеми зубами и когтями своего разума.
Я наблюдала за кружащей над нашими головами птицей. Чем выше она поднималась, тем сильнее менялись образы, теперь уже повествуя об иномирце, который променял год жизни на шанс увидеть мертвую возлюбленную через способности вишканий, но был вынужден бежать, когда шатер содрогнулся от нашей с куртизанками схватки. А я ведь даже не задумывалась о посетителях шатра, уверенная, что все они лишь ищут удовольствий.
– Истории безграничны и бесконечны, изменчивы и неуловимы, – произнес Кубера. – Это истинное сокровище, а значит, самое дорогое, что у меня есть. Каждый участник Турнира дарит миру новую сказку, изливает немного магии обратно в землю. Только это и останется, когда время облачится в наряд новой эпохи и Иномирье запечатает свои двери. Сами увидите. Если доживете.
– Даже те, кто умирает? – спросила я чуть резче, чем собиралась.
– Что за история без капли смерти? – ухмыльнулся Кубера. – Мне всегда нравились байки о сломленных влюбленных, что бродят по городам и весям, поют о горе и разлуке да тоскуют о следующей жизни, когда смогут воссоединиться с потерянной половинкой.