– Ты не утратила руку.
Я помахала стеклянной ладонью:
– Я с ней восемнадцать лет прожила, и уверяю, прозрачной она никогда не была.
– Ты не утратила руку, – повторил Кубера.
– Ты утратила чувство контроля, – добавила Каувери.
– Откуда вам знать? – раздраженно пробурчала я, понимая, что веду себя как ребенок, но не в силах ничего поделать. К такой жертве я была не готова.
Кубера улыбнулся, и его жалость неприятно уколола.
– Ты начала терять чувство контроля в тот миг, когда пустила магию в свою жизнь. И утратила его, когда лишилась трона и поставила под угрозу жизнь лучшей подруги, – сказала Каувери. – Ты утратила его, когда с тобой вновь и вновь что-то происходило, а ты могла лишь реагировать по обстоятельствам. Реакции все еще при тебе. Это не такая уж ужасная жертва, милая принцесса. Рано или поздно ты бы все равно ее принесла.
– И ты выиграла желание, – напомнил Кубера.
– Что толку, если мне не уйти? – Я повернулась к Каувери. – Повелительница, я знаю, что…
– Я отпускаю тебя, – спокойно промолвила она.
Я широко распахнула глаза. Почему? Ведь Безымянные украли яд Змеиного короля…
– Думаешь, я искала яд ради власти над мужем сестры?
Я кивнула.
– Нет. Порой, обменявшись с близким человеком множеством резких слов, уже не можешь вновь заслужить его доверие. Яд Змеиного короля задумывался как дар истинной веры. Но мы с тобой обе это упустили. Только божество в силах управлять королем. Я никогда к этому не стремилась, лишь хотела показать сестре, что никогда и не стану. Иногда величайшая сила кроется не в наших деяниях, а в нашем бездействии. И мое желание исполнилось. Ты оказала мне большую услугу, Гаури из Бхараты.
Я посмотрела ей за спину, где на небольшом возвышении стояли река Капила и Змеиный король, обнявшись и счастливо улыбаясь Каувери.
– Чем это обернется для Безымянных?
– Благословение вишканий останется при них еще на сто лет. Безымянные думали, будто сражаются за постоянство. Но ничто не вечно. В конце концов яд исчезнет.
– Твое желание – только твое, – сказал Кубера.
Я знала, что мы все еще в Алаке, но не чувствовала магии в воздухе. Не чувствовала странной невесомости, как будто мир ждет возможности раздвинуть занавес и явить мне чудо, сокрытое под гнилью. Нет, мир пах только смертью. Железом, солью и сгоревшими розами. Вода струилась по рыбьим костям. Я воображала, как в миг победы дыхание перехватит и звезды проложат мне путь. А вместо этого только и думала о том, насколько сильно устала и что больше совсем не знаю себя.
– Будь осторожна со своими желаниями, – произнесла Каувери. – Даже у благих помыслов могут быть последствия. Дождь, загаданный, чтобы напитать пересохшие поля, может обернуться потопом и смыть целую деревню. А желание злого сердца искалечить другого человека может в конечном итоге спасти тысячу жизней. Не я принимаю эти решения.
Я вдруг поняла, что после всего случившегося теперь просто не знаю, чего хочу. Все изменилось. Я мечтала о троне и безопасности для Налини, но какова цена? Мечты поймали меня в ловушку. Страхи пытались меня поглотить. Если потакать желаниям, зная, как легко они могут обернуться против меня, не принесу ли я больше вреда, чем пользы?
– Не обязательно решать сейчас, – успокоил Кубера. – Но когда вернешься, не забудь рассказать хорошую байку. Продумай детали! Я такое обожаю. Можешь даже поведать всему миру, что я был великаном! Или что рассекал на спинах нескольких орлов сразу. Хотя нет, не надо. Никогда не любил высоту.
– И все это ради очередной байки в вашу коллекцию?
Он склонил голову набок:
– Не бывает очередных баек. В конце концов истории пересекаются, и их последствия столь велики, что и вообразить трудно. Рассказать тебе сказку?
Я кивнула, Кубера развел руками, и по полу рассыпались образы.
– Иные истории, конца которым нет, начинаются с простоты необдуманного порыва и завершаются злом истинной любви.
41Такие разные птицы
ПТИЦА С СИНИМ ОПЕРЕНЬЕМ
Куртизанка вьется в танце перед королями.
И столько света в юном сердце, будто ни один шип не касался сей невинной красоты.
Король, прежде не знавший отказов, привлечен чистотою. Куртизанка сражается. Проигрывает.
Не потому, что труслива.
А потому, что отвага не поможет дышать, коли гневные пальцы стягивают ленты на шее.
ПТИЦА С КОСТЯНЫМ ОПЕРЕНЬЕМ
У горя своя, особенная магия.
Три сестры погружаются в тени.
Их руки дрожат над истерзанным телом куртизанки.
Сейчас она мертва.
Но когда-то была другой: любимой, красивой, родной.
Такое не подвластно переменам.
Ее шелковым шарфом – голубым, как вены, – они обматывают свои шеи.
Это их оковы.
Магию своих имен они меняют на зачарованный яд.
Ради мести.
И в бой они бросаются, как и все мстители:
Слепо.
ПТИЦА С ЧЕШУЙЧАТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ
Змеиный принц скользит по берегу реки, очарованный песней.
Убаюкивающая трель льется из зимних вод.
Сраженный, он жаждет приблизиться к певице, пробраться к ней сквозь все преграды волн.
Жаждет говорить на ее языке.
Уговаривать.
Ноги его заколдованы ядом, языком мести.
Принц бросается в омут.
Река Капила глядит на него бледными глазами.
Такими бледными и яркими, так похожими на неоконченные звезды.
Прозрачная и всепонимающая, она смотрит прямо в его отравленное нутро.
В самое сердце.
И в венах его нет ни крови, ни гноя.
Лишь песня.
ПТИЦА С ЗОЛОТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ
Небесный шелк на шеях
Яд прикосновений
Короли убиты
Лишь один злодей
Другие невиновны
Убиты не за дело
Просто срок пришел.
А в царстве, сокрытом в горах Калидаса, на коленях рыдает королева ванар.
Вот только слишком резко разбитое сердце похоже на стеклянный цветок.
Просей осколки – и найдешь оружие.
Она жаждет возмездия, но никто не спешит на помощь.
И если месть не дается в руки, то королева вырастит свою.
ПТИЦА С ИГОЛЬЧАТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ
Мир рушится не с грохотом, а со вздохом.
И вот разрыв: до и после, любимая и лишенная, веселая и вдовая.
Богатая почва для разбитого сердца.
Желанная почва для демонических плодов.
Тело.
Кость.
Побольше слез.
Так и рушится мир.
И рождаются проклятья.
Годы идут
Имена стираются и восстают из пепла
Царства все глубже уходят в тень, ждут.
И королева, обернувшись камнем, ждет. Поцелуя.
42Медовое пламяВикрам
Он ждал Гаури во внутреннем дворе Алаки. Теперь, когда Турнир желаний позади, все разъехались. Шатер вишканий опустел, в траве валялись зачарованные шелковые знамена.
На деревьях в садах не осталось плодов – ни музыкальных инструментов, ни драгоценных яблок, сверкающих под темными ветвями. Кругом не бродили якши и якшини, размахивая прозрачными крыльями или рогатыми головами.
Тишина тревожила, но дарила облегчение. Викрам представлял сотни вариантов своего победоносного возвращения. Например, можно въехать в город на золотых слонах. Или даже явиться пред очи совета посреди заседания в ливне монет. Хотя последнее вряд ли – но лишь из опаски получить монетами по лбу.
До Турнира желаний Викрам знал форму победы, отбрасывающую широкую тень на страницы истории, но не ощущение.
Оно оказалось сияющим и неугомонным и сдавливало его кости, заставляя освободить место для новой версии Викрама. И он не представлял, как приспособиться к новому себе или тяжести этих двух «я» в одном теле.
Стоя перед Куберой и Каувери и наблюдая, как над ними колышутся истории, Викрам потерял всякое чувство времени.
Прежде чем отправиться в Алаку, он смел надеяться, что предназначен для большего. А теперь осмеливался верить, что сумеет познать всю глубину замысла.
Викрам все ждал, что магия выкроит и сошьет его будущее из разрозненных кусков, но магия лишь показала, как самому его сшить.
Он глянул на зачарованный пергамент в руке. Даже исполненное желание ничего не решало. Хотя, конечно, начало уже неплохое.
– Каково твое желание, Принц-лис? – спросил Кубера.
До появления магии в его жизни, ответ казался простым. Викрам верил, что должен занять уджиджайнский престол, и считал, что приглашение на сказочный Турнир каким-то образом это подтверждает. Но это было глупо. На самом деле он всегда хотел лишь раскрыть свой потенциал. Но всех пробелов за одну ночь волшебным образом не заполнить, над этим нужно трудиться. А Викраму нужно было учиться.
– Хочу, чтобы другие увидели во мне потенциал.
Кубера улыбнулся, и в следующий миг в руке Викрама появился тщательно запечатанный зачарованный документ.
– Покажи его своим советникам. И не забудь рассказать историю, достойную нас.
Викрам улыбнулся, прижимая пергамент к груди вместе со вторым даром Куберы – змеей, которая сжималась, услышав неправду. Он назвал ее Биджу, «Драгоценность», и добрый час проверял ее способность распознавать ложь.
– Я самый прекрасный принц на свете, – сказал Викрам.
Биджу сжалась.
– Следи за своими манерами, Биджу. Отныне я истинный наследник Уджиджайна. Или вроде того. И уж точно больше не марионетка.
Биджу осталась спокойна, и сердце его подпрыгнуло.
– Я самый прекрасный принц в Алаке? – попробовал Викрам снова.
Змея сдавила руку.
– Я самый прекрасный принц в саду?