Гардемарин Ее Величества. Коронация
Глава 1
— Не убейся, гонщик… — Гагарин взялся за ручку над дверью. Но тут же заставил себя улыбнуться и даже пошутить. — Не заслужил Морозов такого счастья.
Я хмыкнул и еще сильнее надавил на педаль. «Монтесума» и так летел на все неполные пять сотен породистых южноамериканских кобылиц, однако тут же прибавил еще ходу и под сердитый аккомпанемент автомобильных клаксонов прошмыгнул между рейсовым автобусом и каким-то неторопливым дедушкой на французском «Дастере».
И полетел дальше. Заправка и супермаркеты в Ольгино промелькнули где-то слева и исчезли. Деревья по обеим сторонам дороги вдруг расступились, и на нас буквально выскочила громадина «Кукурузины» — той самой, что мы брали штурмом три недели назад.
Мы вернулись в город. Не то чтобы меня так уж волновали знаки ограничения скорость или штрафы, которые беспощадные электронные глаза на столбах могли выписать Гагарину, но спешить уже не стоило. Мы и так оторвались от остальных минут на пять-десять, а спешить было в общем-то и некуда.
Самое плохое уже случилось. И даже будь я в Зимнем рядом с Елизаветой — случилось бы все равно. Я не знал — да и не собирался думать — какая именно муха укусила младшего Морозова и где он смог раздобыть достаточно людей и ресурсов, чтобы занять Ростов с населением в миллион с лишним человек.
Куда больше меня интересовало что делать дальше. Судя по активности в Сети, радиоэфире и на государственных телеканалах, новости разлетались по всей Империи чуть ли не мгновенно. И о них наверняка знала вся столица — от императорских покоев Зимнего до карцера в казарме самого захудалого из расквартированных в городе полков.
А значит, и Министерство обороны, и Совет безопасности, и уж тем более его бессменный глава были уже в курсе. Но действовать наверняка еще не начали: слишком уж громоздкие структуры, слишком уж медленно идут по цепочкам приказы сверху… Особенно когда каждый следующий младший чин из осторожности ждет не только распоряжений, а еще и высочайшей подписи на гербовой бумаге с печатями.
Шестеренки войны почти невозможно остановить — зато и раскручиваются они не быстро — особенно когда война гражданская. Ведь любое поспешное, необдуманное или просто сомнительное решение приведет к последствиям, с которыми не захочет сталкиваться даже самые бывалые и решительные из высших армейских чинов.
Ведь одно дело отдать приказ разнести в труху колонну техники по иберийским, германским, французским или еще черт знает каким флагом, и совсем другое — ударить ракетами по своим же согражданам. По таким же солдатам или, не дай бог, вооруженным гражданским, которые просто сделали неверный выбор.
У половины Совета безопасности найдется в Ростове родня — и хорошо, если их сыновья, внуки или бестолковые племянники отсидятся дома, а не соберутся под знаменами мятежного князя Матвея Морозова… Впрочем, у него наверняка найдутся союзники среди местной знати. Судя по информации из Сети, его сиятельство еще не озвучил никаких требований и даже не выступал с заявлениями — зато уже начал действовать. Бескомпромиссно, жестко, и без особых изысков — лихим кавалерийским наскоком прямо в лоб.
Как и всегда.
Вряд ли он сможет удержать Ростов — для этого понадобится слишком много людей и техники. Не только танки, бронетранспортеры и джипы с пулеметами, но и самые обычные грузовики, способные обеспечить подвоз провизии, бензина и личного состава. Даже если младший Морозов собрал вокруг себя несколько десятков или сотен таких же наглых и самоуверенных баранов, среди них вряд ли найдется хоть один, способный возглавить штаб, как следует провести разведку или наладить логистику.
Неделя, максимум две, и гвардейские полки перемелют мятежников. Не так уж сложно взять город с марша, но на временных отрезках более нескольких дней выучка и отлаженные взаимодействия подразделений неизменно выигрывают у бесшабашной отваги или умения не считаться с потерями. И сейчас Морозов может действовать лишь потому, что вояки в столице не запустили все нужные маховики. А они непременно запустят.
Если только…
Нет. Про то, что и Совет, и лично старший Морозов могут оказаться в курсе действий младшего, не хотелось даже думать. Его сиятельство наверняка не был в восторге от перспективы доживать свой век на посту почетного председателя, лишенного реальной власти, однако развязать полноценную гражданскую войну, да еще и руками единственного сына…
В это я, пожалуй, не верил. Но все равно почему-то очень, очень сильно хотел убедиться лично.
— Едем в Зимний. — Я вдавил газ, и «Монтесума» с визгом шин сорвался со светофора и полетел дальше по набережной. — Если где-то и есть ответы — то только там.
Гагарин кивнул, и остаток пути мы преодолели в тишине, которую нарушало только сердитое рычание мотора под капотом. Похоже, вождю ацтеков передалась изрядная часть моего недовольства, и теперь он будто сам спешил поскорее добраться до дворцовой площади, чтобы я мог устроить разнос всем причастным.
А заодно и тем, что просто подвернется под руку. Окрепшему после поединка со Шмидтом Дару с каждым мгновением становилось все теснее и теснее внутри. Кровь бурлила, и холодный и расчетливый гнев почти семидесятилетнего старца понемногу сменялся мальчишеской веселой яростью.
И удержаться от хулиганства я уже не мог. Когда «Монтесума» спрыгнул с Дворцового моста, и вдалеке показался гвардейский пост перед въездом на площадь, я нетерпеливо дернул рулем и помчался по встречной полосе, лавируя между машин. Гагарин полез было за «корочкой», но я не стал даже останавливаться. Вооруженные фигуры в форме с шевронами Преображенского полка задергались, однако сделать так ничего и не успели.
Я поднял руку, посылая сквозь лобовое стекло короткий импульс Дара, и бетонные блоки вместе со шлагбаумом разъехались в стороны. А потом невидимая огромная ладонь смела и гвардейцев, осторожно, но уверенно и весьма проворно убирая их с пути автомобиля.
И «Монтесума» ворвался на площадь. Я на всякий случай взглянул в зеркало и успел увидеть, как караульные с недоумевающими лицами поднимаются с асфальта и переглядываются, отчаянно пытаясь сообразить, что следует делать. Формально у них имелись не только полномочия, но и четкое предписания в таких случаях стрелять на поражение.
Однако самоубийц среди парней, конечно же, не нашлос.
Я вдавил тормоз, вывернул руль, и «Монтесума», едва слышно скрипнув тормозами, остановился в паре метров от ворот Зимнего. Не успел я выйти из машины, как из-за них мне навстречу выбежали несколько человек. Все те же «Преображенцы» — только на этот раз уже с автоматами наперевес.
— С дороги! — рявкнул я. — Или сам всех раскидаю!
Меня наверняка ждали — и ждали именно такого: раскрасневшегося, взмокшего и злющего, как целый легион чертей. Так что желающих спорить не нашлось, и через несколько мгновений я уже шагал по внутреннему двору Зимнего в окружении почетного караула из полудюжины притихших гвардейцев. Гагарин чуть отстал — видимо, на тот случай, если придется срочно объяснять кому-то из гардемаринской роты или местных спецов, почему его благородие советник по особым вопросам мчится к дверям дворца с таким лицом, будто готов прямо сейчас собственноручно выпотрошить всех на своем пути.
К счастью, больше мне на пути никто не попался. Гвардейцы то ли предупредили местных по рации, то ли те каким-то образом сумели почувствовать, что во дворец явился тот, с кем лучше не спорить. А еще лучше — вообще не видеться и всячески избегать.
Даже если ради этого придется слегка пренебречь служебными обязанностями и оставить путь к покоям ее высочества великой княжны свободным.
Сердитый юнец внутри требовал выбить дверь в Малахитовую гостиную ногой, но я все же заставил себя проявить хотя бы подобие этикета — и снова воспользовался Даром. Тяжелые створки распахнулись мне навстречу, и я увидел именно тех, кого и ожидал.
Всех троих. Елизавету, раскрасневшуюся то ли от гнева, то ли от испуга. Гагарина, сидящего в кресле напротив и с относительным успехом изображающего невозмутимость.
И его сиятельство генерала-фельдмаршала Николая Ильича Морозова, благоразумно явившегося на поклон к будущей императрице. Возможно, даже чуть быстрее, чем до нее дошли недобрые вести из Ростова.
Одного взгляда хватило понять, что старик не при чем. И более того — даже не догадывался о намерениях бестолкового отпрыска, и теперь чувствовал себя… Мягко говоря, не в своей тарелке. Могучая лысина Морозова взмокла от пота и блестела так, что было больно смотреть. Он так и не посмел усесться и до сих пор подпирал спину широкой спиной.
А когда я вошел в гостиную — втянул голову в плечи и сжался, разом становясь чуть ли не вдвое компактнее. Бедняга будто пытался то ли казаться как можно менее заметным, то ли вовсе чудесным образом просочиться сквозь камни и вывалиться на улицу. Может быть, надеялся, что я заявился во дворец поскорее успокоить племянницу, а вовсе не по его душу.
Но надеялся зря.
— Доброго дня… всем! — Я без особого стеснения свернул все положенные по этикету расшаркивания и тут же шагнул к Морозову. — Ваше сиятельство, вы можете объяснить какого… какого дьявола сейчас происходит в Ростове⁈
Я все-таки не сдержался, и Дар полыхнул так, что стекла задрожали разом во всей гостиной. Елизавета дернулась, младший Гагарин поморщился, как от приступа зубной боли, и только старший продолжал все так же сидеть в кресле изящным изваянием.
Старик за свои восемь с лишним десятков лет на свете видел кое-что пострашнее разгневанного юнца.
А вот Морозова проняло. На мгновение показалось, что бедняга сейчас сползет по стене… Но закаленная десятилетиями военной службы выдержка не подвела, и он так и остался стоять. Съежившись от стыда и страха, однако все же с ровной спиной — как и подобает офицеру.
— Я… Я понятия не имел! — Морозов поморщился и нервно закусил встопорщившийся слева ус. — Господь милосердный, неужели вы думаете?..