— Никак нет, ваше благородие. Не можем. — Сожаление в голосе Геловани прозвучало вполне искренне. — Сами понимаете — приказ.
— Да понимаю, понимаю… — Я махнул рукой. — Ладно, везите, чего уж там.
— Так точно. Только… ваше благородие, вы уж меня извините… Но я вынужден потребовать. — Геловани замялся и отступил на шаг, будто почему-то вдруг захотел оказаться от меня хоть немного дальше. И только потом развернулся ко второй машине и скомандовал: — Давайте сюда!
Дверца слева распахнулась, и с пассажирского сиденья выбрался высокий худой мужчина в очках и помятом пиджаке неопределенного цвета. Явно не военный — скорее инженер или кто-то из младших технических специалистов.
— Д-доброго дня, ваше благородие, — засуетился очкарик, на ходу запуская руку в небольшой чемоданчик. — Вот. Извольте, так сказать, примерить…
Тощие пальцы сжимали что-то вроде узкой блестящей ленты. Сначала мне показалось, что отечественные кулибины сумели каким-то образом сумели сделать металл цельным, но потом я все-таки сумел разглядеть, что полоска все же состоит из прямоугольных кусочков, соединенных друг с другом через крохотные подвижные сочленения. Латунь дополняли четыре небольших блока из пластика с тускло мигающими красным светодиодами. Странная игрушка выглядела довольно изящно, но на ощупь оказалась примерно вдвое тяжелее, чем я ожидал.
Будто внутри под блестящей поверхностью скрывался свинец или какая-то хитрая электроника… Или и то, и другое одновременно.
— И что это? — хмуро поинтересовался я. — И на какое, простите, место я это должен… примерить?
— Подавитель Дара. Модель пока еще экспериментальная. В ваших руках, можно сказать, единственный прототип. Но работает стабильно, — вместо очкарика снова заговорил Геловани. — Надевается на шею. Технические подробности пока засекречены, однако, насколько мне известно, магнитное поле практически полностью блокирует работу синапсов, которые обеспечивают…
— То есть, превращает Одаренного в самого обычного человека, — усмехнулся я. — И на каком основании вы решили, что я надену этот собачий ошейник?
Когда я тряхнул подавитель, едва слышно лязгнув металлом сочленений, очкарик дернулся, как от удара. То ли так сильно переживал за свой бесценный опытный образец, то ли испугался гнева советника, приближенного к будущей императрице.
— Личное распоряжение ее высочества. Вы уж нас простите, ваше благородие, служба такая. Раз велено — значит, надо исполнять.
Капитан старательно изображал обычного вояку — из простых, в меру ретивого и не слишком сообразительного. Хотя наверняка не являлся ни первым, ни вторым, ни третьим. Елизавета не отправила бы ко мне на встречу абы кого. И если уж Геловани получил от нее приказ напрямую… Да и заслужить к его неполным сорок капитанский чин в лейб-гвардии почти невозможно — не родившись в правильной семье. Дара я не почувствовал, но происхождения мой новый знакомый наверняка был вполне себе благородного.
— Вы же понимаете, что это по меньшей мере унизительно?
Я даже не повысил голос, но очкарик тут же снова затрясся, как осиновый лист. А видавшие виды вояки с автоматами отступили на пару шагов и принялись разглядывать носки собственных ботинок, будто на начищенной до блеска коже вдруг проступило что-то в высшей степени интересное. Некое подобие спокойствия сохранил только сам Геловани.
— Личное распоряжение ее высочества, — повторил он.
Будто заклинание, которое просто обязано было сломить мою волю и превратить в послушного болванчика, готового надеть на шею напичканный электроникой ошейник.
Не превратило.
— В Зимнем дворце усиленные меры безопасности, — неуверенно пробормотал Геловани, пятясь. — Все Одаренные должны…
— Носить единственный прототип? — усмехнулся я.
Написанный кем-то заранее сценарий не сработал, и бедняга отчаянно пытался импровизировать. Получалось так себе. Видимо, он и сам сообразил, что беседа свернула совсем не в то русло, и задергался, как уж на сковородке. Кто-то более толковый на его месте мог бы попытаться извиниться, переиграть весь расклад на ходу и не мытьем, так катаньем все-таки засунуть меня в один из джипов с черными номерами. И уже потом связаться с начальством для получения новых указаний. Или свести все в шутку… Или хотя бы потянуть время, в конце концов — выиграть пару минут, чтобы кто-то наверху успел сообразить, что план с ошейником годится задержать разве что клинического идиота.
Любой из этих вариантов вполне мог сработать. Главным образом потому, что я сам пока еще отчаянно надеялся, что все это просто досадное недоразумение, какая-то ошибка на уровне командования — местного, а не того, что получало указания напрямую от высших чинов. Что Елизавета никак не могла даже подумать заставить меня — верного слугу, защитника, спасителя и национального героя! — явиться к ней на аудиенцию в металлическом ошейнике. Что кто-то ослушался ее приказа. Или решил подстраховаться. Или имел ко мне какие-то личные счеты. Или…
Я надеялся. Даже когда увидел, как на крыше ангара примерно в полусотне метров отсюда шевельнулся силуэт и блеснуло на солнце стекло оптического прицела. Даже когда бойцы за широкой спиной Геловани хмуро переглянулись и принялись будто бы невзначай подтягивать автоматы на ремнях так, чтобы рукоятки со спусковыми крючками почти касались уже подрагивающих от нетерпения пальцев. Даже когда очкастый инженер тихо ойкнул и аккуратно, боком двинулся обратно к машине.
Но моим надеждам, конечно же, не суждено было сбыться.
— Надевайте немедленно! — рявкнул Геловани, шагнув вперед.
Не знаю, на что он рассчитывал. То ли убедить младшего по чину, внезапно заревев луженой командирской глоткой на весь аэродром, то ли действовать силой. Успеть не только выхватить металлический ошейник, но и напялить его на меня прежде, чем я среагирую на движение.
Не успел. С Одаренным на пару рангов ниже такое еще могло сработать, но для «двоек» и уж тем более «единиц» даже такие очевидные всем понятия, как скорость и время, обретают особый, новый смысл. На высших рангах родовой талант способен не только разогнать тело и разум до сверхчеловеческих пределов, но и на мгновение перекроить само бытие в угоду своему хозяину.
Я еще не успел дотянуться до заключенных под кожей Конструктов, а время уже замедлялось — пока не остановилось совсем. Грозный вопль Геловани рухнул на несколько октав и повис бесконечной басовитой нотой, за которой я ясно и отчетливо услышал, как вдалеке на крыше ангара неторопливо щелкает винтовочный затвор, досылая в ствол патрон. Бойцы за широкой спиной капитана застыли с оружием в руках — уже беспомощные, будто незадачливые мухи, прямо в полете угодившие в густую патоку.
Я отступил назад, одним движением разрывая так и оставшийся в моих руках ошейник подавителя. Латунная полоска распрямилась, со свистом рассекая воздух. Ничего похожего на заостренную кромку в конструкции не имелось, но на такой скорости это было уже неважно: электронная игрушка едва слышно лязгнула сочленениями, впилась в шею Геловани и, почти не встретив сопротивления, отделила голову несчастного капитана от туловища.
Его крик еще звенел в воздухе, а я уже разворачивался к следующей цели. Снайпер умер, наверняка даже не успев понять, что случилось: латунь снова сверкнула, отправляясь в полет и плавясь на ходу. Я не стал возиться с элементами, зато влил в ошейник столько энергии, что металлические детали и провода за считанные мгновения спеклись в один бесформенный кусок, оставляющий за собой ровный дымный след от горящего пластика. Раскаленная молния прошила и тонкую крышу ангара, и хрупкое человеческое тело насквозь.
Автоматчики прожили немногим дольше своего командира и товарища.
Особенных угрызений совести я не испытывал. Да, можно было выставить Щит, раскидать солдат Даром, стараясь не искалечить…
Но какого, собственно, черта? Не думаю, что до сведения капитана не довели, кого именно ему предстоит встречать. А еще…
А еще я изрядно сомневался, что приказ напялить на меня собачий ошейник отдала лично Елизавета. Как и в том, что она вообще что-то знает о странной «делегации» на аэродроме. Надень я подавитель — и черные автомобили отвезли бы меня куда угодно, только не на аудиенцию к в Зимний. Я пока еще не знал, кто стоит за всем этим, но уже было очевидно очевидно, что это враги.
А с врагами у меня разговор короткий.
Не успели стихнуть стоны умирающих, как над аэродромом взвыла сирена, и одновременно с ней послышался надсадный рев моторов. Я скривился, как будто съел лимон, и выругался.
Да, кажется, мне здесь не только подготовили встречу, но и приняли меры на тот случай, если я окажусь чересчур… несговорчивым. И, полагаю, на этот случай инструкции у бойцов были краткие и совершенно однозначные.
Непонятно одно: на что надеялись те, кто сейчас без сомнений и сожалений отправил на смерть гвардейцев и охрану аэродрома? На то, что солдатикам с огнестрелом удастся убить Одаренного второго, если уже не первого ранга? Или…
Или меня просто пытаются выставить спятившим кровожадным маньяком, которому без разницы, кого убивать?
Проклятье.
Ладно. Выяснять, что именно здесь происходит, будем потом. И для этого нужно отсюда убраться, и как можно скорее. Желательно, не оставив за собой гору трупов — хотя бы потому что, если я прав, то начав крошить всех налево и направо, я только подыграю неведомым постановщикам этого нелепого спектакля. А делать этого нельзя ни в коем случае. Это, конечно, усложняет задачу, но…
Решал я ребусы и посложнее. Решу и этот. Вот только действовать нужно побыстрее.
Глава 16
Выбросив из кабины внедорожника мертвого водителя, я запрыгнул на его место. Ключ оказался в замке. Один поворот — и не успевший остыть двигатель басовито заурчал. Захлопнув дверцу, я пристегнулся и сразу же выжал газ.
Машина бодро прыгнула вперед — и тут же вдалеке, причудливо вплетаясь в рык двигателя, застучал пулемет. Я поморщился. Выбраться отсюда, не превратив местность в лунный ландшафт, будет