Лично я смеялся над первыми гипотезами и сомневался в последней. Очень не похоже на моего старого друга. Особенно после того, как мне пришлось убить его сына. Уходить — не в его духе. Нет, Морозов просто взял передышку. Притаился в каком-нибудь углу, как матерый волк во время травли, и ждал удобного момента, чтобы отомстить.
Что ж. Я уже давно привык оглядываться по сторонам.
В розыске были и все его ближайшие соратники. Те, кто еще недавно сидел в кабинетах и рассылал приказы по всей стране. Те, кто ставил подписи, когда списки заключенных уходили вниз, в подвалы. Те, кто ходил с папками и высокомерными взглядами, теперь — стали беглецами.
Книппер тоже был среди них
И меня это удивляло — до сих пор. Я считал старика куда сообразительнее. Но то ли он успел слишком сильно замараться, поставив на Морозова, то ли у него были какие-то личные обиды — не знаю. Я не жалел, что не прикончал его там, в безымянном баре, где нас с Гагариным пытались взять четверо высокоранговых Одаренных, но почти не сомневался, что случись нам встретиться еще раз, в живых останется только один.
А город… Город просто жил.
Питер умеет притворяться. Снаружи — все как прежде: кофе, дождь, брусчатка. Люди спешат по делам, спорят в очередях, обсуждают погоду и сериалы. Но если задержаться взглядом, если присмотреться — увидишь: они ждут.
Сквозь музыку в наушниках, сквозь шелест новостей, сквозь шум трамваев — они прислушиваются, пытаются понять: не вернется ли снова то время, когда они боялись высунуться на улицу.
Не вернется. Пока мы здесь — не вернется.
По крайней мере, мне очень хотелось в это верить.
Дверь распахнулась настежь — так что створка с грохотом ударилась о стену, и в кабинет влетел взмыленный Корф. Выглядел бедняга так, будто его подстрелили где-то в коридоре, и он, истекая кровью, добрался до меня только благодаря силе воли.
Хотя, присмотревшись, я констатировал, что потеря крови юному Корфу не грозит. А вот немного дополнительных занятий физкультурой явно не повредило бы: он тяжело дышал, лицо пошло красными пятнами, а пальцы, сжимающие планшет, подрагивали.
— Нашли! — выдохнул Корф, немного отдышавшись. — По камерам засекли!
— Кого? — я подался вперед и невольно впился пальцами в столешницу.
— Книппера!
Я с трудом сдержал вздох разочарования. Мне хотелось услышать другую фамилию, но… Но и эта звучала неплохо. Для начала сойдет.
— Говори нормально, — Я откинулся на спинку кресла. — Где и когда его видели?
— В Сортавале, — ответил Корф. — Вчера вечером. Камера наблюдения на въезде в город. Книппер замаскировался, но сомнений нет — это он.
— Он еще в городе?
— Похоже на то. По крайней мере, не выезжал. Может, конечно, ушел куда-то в леса пешком…
Я покачал головой.
— Нет. Не его стиль.
Поднявшись, я подошел к окну.
Сортавала. Маленький, сонный городок в Карелии, но довольно важный железнодорожный узел. Практически Финляндия. А там еще немного — и все пути перед тобой. Слиться с толпой, аккуратно выехать через границу, предъявив поддельный паспорт… Если найдутся заинтересованные лица — а они наверняка найдутся — уйти легче легкого. А дальше — беги куда хочешь, покупай себе новую жизнь хоть в Соединенных Штатах, хоть на архипелаге, хоть в Альпах…
— Мне нужен список поездов, уходящих из Сортавалы в ближайшие сутки, — задумчиво проговорил я, все так же глядя в окно.
— Уже, — Корф усмехнулся и победоносно потряс планшетом. — Через четыре часа уходит поезд на Юваскюлю.
— Ювяскюля… — повторил я вслух. — Красивый город. Маленький, аккуратный. И, можно сказать, рукой подать до Швеции.
— Именно, — кивнул Корф. — Он хочет раствориться. А потом, глядишь, всплывет лет через пять — уже без волос, зато с шведским паспортом и колонкой в каком-нибудь эмигрантском журнале.
— Или в подкасте. — Я скривился. — С рассказом о том, как все было не так уж однозначно.
Мы помолчали. Я подумал, кивнул сам себе и озвучил решение:
— Готовим вертолет и группу захвата. Из Особой роты. Вылет — через час. Я пойду за старшего.
— Не много ли чести для одинокого беглеца? — удивился Корф.
— Во-первых, он не просто беглец. Он — высокоранговый Одаренный. «Двойка», а то и «единица». Без меня с ним справиться будет намного сложнее, если вообще возможно. А во-вторых… — Я усмехнулся. — Во-вторых у нас с Иваном Людвиговичем остались кое-какие недомолвки. И я бы хотел завершить разговор. Лично.
Корф вздохнул, слегка втянул голову в плечи, и на миг показалось, что в его глазах я увидел отблески горящего вокзала Сортавалы — уж очень недвусмысленным был взгляд товарища. Я улыбнулся.
— Ты тоже собирайся. И Камбулата позови.
— Понял. — Корф уже развернулся, но замер в проеме. — А Поплавский? То есть… Жан-Франсуа?
Я на секунду задумался. Перед глазами встала ухмылка француза, его фирменное «Мсье, неужели вы всерьез…» и тот тон, которым он мог довести до инфаркта кого угодно — от солдата-срочника до штабного генерала.
— Пусть сидит здесь, — буркнул я. — Это — наше дело. Внутреннее.
— Он будет недоволен.
— Значит, день пройдет не зря, — я лишь пожал плечами, всем видом показывая, насколько мне безразлично недовольство гражданина Третьей Республики.
Корф тихо хмыкнул и ушел, затворив дверь куда аккуратнее, чем открывал. И я остался наедине с собой, картой и мыслями.
Сортавала, значит, да?
Будем надеяться, что я прав, и Книппер действительно собирается уйти по железной дороге. Потому что ловить его по карельским лесам ой как не хочется… Впрочем, если понадобится, мы найдем его и там. Разве что это займет немного больше времени.
А времени у меня сейчас — с избытком.
Сортавальский вокзал выглядел так, будто застрял где-то между веками. Узкие перроны, чернеющая плитка, желтоватый свет старых фонарей, разбросанных по территории без особого порядка. Моросило. Вода мелкой крошкой лениво сыпалась с низкого неба, будто сама Карелия вдруг решила поплакать.
Интересно, по кому на этот раз?
«Рускеальский экспресс» стоял чуть в стороне, на запасном пути. Элегантный, отреставрированный под старину поезд казался здесь чем-то инородным, как театральный реквизит в заброшенном ангаре. Чуть дальше виднелась длинная гусеница товарняка, уходящего куда-то за горизонт.
Людей почти не было. Пара таксистов, ожидающих пассажиров у входа, да сотрудник в желтом жилете, ковыряющийся в платформе — вот и вся массовка.
Из-за здания вокзала, сдержанно постукивая каблуками по мокрой плитке, вышел невысокий старик в сером дождевике. Под мышкой у него болтался потертый кожаный саквояж, а на голове красовалась нелепая шляпа с мягкими полями, с которых капала вода. Он остановился на краю платформы, поднял руку и посмотрел на часы.
— До прибытия еще десять минут, Иван Людвигович, — произнёс я спокойно, поднимаясь со скамьи, на которой сидел все это время, будто обычный пассажир. — Поезд идет по расписанию. У вас еще есть время на размышления. И на этот раз уже я предлагаю вам пойти со мной по своей доброй воле.
Старик вздрогнул, узнав мой голос. Повернулся, огляделся по сторонам… Хмыкнул.
Пара фигур в черной форме отрезали путь к зданию вокзала. Еще несколько, как из-под земли, возникли по обе стороны перрона. Еще тройка выбралась из-под товарняка. Тихо, спокойно, без шума и пыли.
Книппер провел взглядом по оцеплению и усмехнулся.
— Боюсь, на этот раз уже я вынужден отказаться, — проговорил он
И вдруг швырнул в меня саквояж. Я даже не стал уворачиваться, просто выставил Щит, щедро накачав его мощью Дара. Вовремя: вместе с саквояжем в меня ударил поток чистой энергии — и ее было так много, что я покачнулся, а подошвы ботинок скользнули по мокрой плитке.
— Стоять! Сам! — рявкнул я через плечо, обернувшись к уже рванувшим вперед гардемаринам. — Ни шагу!
Бойцы замерли. Камбулат, застывший у входа в здание вокзала, нервно сжал кулаки.
Книппер атаковал снова. Плетью, ворохом Звездочек, и сразу же — Молнией. Первые два элемента я отбил, третий отвел в сторону. За спиной грохнуло, я услышал треск раскалывающегося перрона и сам бросился в атаку.
Ложный замах Саблей, удар Молотом, следом, сразу же, без паузы — Молния, Плеть и Пекло. Высшие элементы плелись, будто сами собой, и я отстраненно подумал, что вернулся к своему потолку — первому рангу Дара. Но что-то подсказывало — в этом теле я способен на большее.
Поживем — увидим. А пока нужно успокоить одного зарвавшегося старикашку.
Книппер отвел в сторону Молот, растворил в своем Щите Молнию и увернулся от Плети. Огненного вихря он от меня явно не ожидал, и даже крякнул, когда пламя пробило его защиту и опалило лицо. Нужно отдать старику должное: он был чертовски силен. Кого-то другого пламя обратило бы в горстку пепла.
Но не Книппера. Он лишь выругался и снова бросился в атаку, вхмахнув призрачным лезвием Сабли. Я принял его магический клинок на свой собственный, увел удар в сторону, извернулся и атаковал. Старик отскочил, визгнула Плеть, от которой мне пришлось отмахнуться Щитом, а противник уже снова напирал.
В этот раз — в лоб, без изыскков. Рывок, удар Плетью — я блокирую, Сабля искрит, Дар гудит в пальцах. Рука в локте ломится наружу, но я не отступаю. Щит — вперед, импульс. Он гасит его встречным.
Тонко сработано. Старик, а так тонко владеет энергетикой…
Схватка длилась всего полминуты, а пространство вокруг гудело от высвобожденного Дара. Несколько фонарей загнулись на чугунных ножках, будто камыш на ветру, практически касаясь земли, в здании вокзала не осталось ни одного целого стекла, на перроне дымились глубокие воронки, а мы все еще продолжали бой. Я правильно сделал, отправившись сюда сам. Взвод гардемарин, пусть даже усиленный кем-то в чине генерала, скорее всего, здесь бы и остался.
— А ты все еще хорош, — хрипло выдохнул я, когда наши Сабли снова замерли в клинче.