— Зато ты — бледная тень себя прежнего, — прошипел Книппер и попытался достать меня каким-то хитрым элементом. Я отскочил в сторону и вбил в него Молот. Резко, снизу вверх, под дых. Старик вздрогнул, но остался на ногах.
Силен, силен, зар-р-раза!
Книппер снова взорвался россыпью элементов. Я блокировал их своим Щитом, парировал Саблей, просто уклонялся… И ждал. Каким бы колоссальным ни был у старика резерв, рано или поздно он закончится.
В какой-то момент Книппер начал выдыхаться. Моя Плеть срезала у него кончик уха, Молот сбил с ног, но упрямец продолжал лезть вперед. Вот только его движения замедлились, а былая ловкость стала сходить на нет. Удары становились слабее, атаки — реже…
Я не стал ждать, пока он выдохнется окончательно. Почему-то мне стало жаль Книппера, и я решил поставить точку здесь и сейчас. Шагнув в сторону, я резким движением вырвал из земли фонарный столб, и, взмахнув им, будто дубиной, ударил.
Удар сбил старика с ног, он пролетел с десяток шагов и тяжело упал на дымящийся перрон. Попытался встать, вздрогнул — и обмяк. Я подошел ближе.
Жив. В крови, без сознания, но дышит. Одно движение — и в этой истории можно ставить точку. Но я почему-то не стал этого делать.
Потому что в кои-то веки встретил по-настоящему достойного соперника? Или потому что еще не забыл, как старик, не сомневаясь ни секунды, встал между Елизаветой и лучом смерти, бьющим сквозь потолок, прекрасно понимая, что шансов выжить у него практически нет?
Не знаю. Да и не важно это.
Я повернулся к гардемаринам, оашарашенно взирающим на то, во что превратился еще пять минут назад чистый и аккуратный вокзал, и коротко кивнул.
— Взять его. Наручники, подавитель — и в вертолет.
Я переступил через бессознательное тело Книппера и не спеша двинулся по перрону, туда, где темнело квадратное здание местной столовой. Когда-то здесь подавали весьма недурной гречишный чай. Интересно, не испортился он, за столько-то лет?
Надо попробовать. А то зябко что-то нынешней ночью…
Глава 27
Подъезды к дворцу перекрыли с самого утра. Несколько рядов мобильных заграждений, полиция, гвардия… Бронетехники видно не было — не хотелось давать пищу таблоидам наших заклятых друзей, которые не преминут на весь мир заголосить, что новая Императрица смогла принять присягу только окружив себя целой армией.
Но техника присутствовала — просто в глаза не бросалась. И я, и Елизавета, и, кажется, сам город уже устал от этих повышенных мер безопасности, но тут уж ничего не попишешь — слишком свежо в памяти было воспоминание о пекле, устроенном Мещерским в Петергофе. Тот случай я не забыл — и сейчас держали под таким контролем, что муха не пролетит, не то что боевая машина.
Аэропорт временно закрыт, все вертолеты, за исключением патрульных, в экипаже каждой из которых был офицер гардемаринской роты, назначенный лично младшим Гагариным — на базах. Ввели даже полный запрет на полеты гражданских беспилотников. Нам не нужны были сюрпризы. И чтобы совсем исключить их, вокруг дворца в укрытиях стояло сразу несколько комплексов ПВО.
На бумаге — идеальная схема. Однако в реальности я все равно ощущал знакомое покалывание между лопаток: вроде бы все под контролем, но что-то внутри не позволяло расслабиться.
Тревога без причины — вот, казалось бы, роскошь. Но она спасала мне жизнь достаточно раз, чтобы я прислушивался и к ней, а не только к бездушным цифрам в докладе Корфа.
В ухе ожил наушник.
— Гостей запустили, все готово к церемонии, — проговорил младший Гагарин. — Можно начинать.
— Внешнее оцепление — все штатно, — отозвалась рация голосом Камбулата. — Ничего подозрительного.
— Воздух — чисто. По городу ничего подозрительного не замечено, — Корф несколько мгновений сопел в динамике, и только потом закончил: — На камерах — чисто.
Я не мог рисковать и поставил руководить прикрытием церемонии тех, на кого мог рассчитывать, как на себя самого. И пусть Корф с Камбулатом не вышли чинами командовать такой операцией, в них я был уверен на все сто процентов. И даже чуть больше — ведь в подобных случаях даже абсолютной гарантии порой оказывается недостаточно.
Ребята не подведут. И плевать, что скажут седовласые генералы.
— Отлично, — проговорил я в микрофон. — Не расслабляемся. Смотрим во все глаза. Права на ошибку нет.
Меня не отпускала мысль о том, что Морозова так и не нашли. Очень не хотелось упускать мстительного старика, но сейчас я бы не отказался получить донесение от Корфа, отечественных спецслужб, французской разведке или даже самого черта, что его сиятельство сидит где-нибудь в шезлонге на побережье в Южной Америке. И потягивает коктейль, а не замышляет очередную пакость.
Бог с ним, руки у нас длинные, доберемся до него позже. Главное, чтоб сегодня не нагадил.
Однако такой уверенности у меня не было, и именно поэтому я так и не смог позволить себе расслабиться, как ни старался. Единственная поблажка, которую я сделал себе сегодня — надел парадный мундир вместо полевой формы, из которой не вылезал последнее время. Пистолет в кобуре справа и кортик слева были скорее данью традиции, чем оружием, на которое я полагался.
Сейчас, когда мой ранг добрался до уверенной «единицы», я сам был оружием. Гораздо более смертоносным и разрушительным, нежели то, что я носил на себе.
Пройдя по коридору, я кивнул замершим у входа гардемаринам в тяжелой броне, буквально просканировавшим меня взглядами, и легонько постучал.
— Войдите! — послышалось из-за двери.
Елизавета, стоя у переносного зеркала перед входом в Николаевский зал, молча поправляла платье. Без суеты, без дерганых и неуклюжих движений. Просто выравнивала складку, касалась прически, будто проверяя, все ли на месте.
Но я почему-то не сомневался — и складки, и волосы тут были совершенно не при чем. Племянница нервничала — просто уже давно научилась это скрывать.
— Доброго дня, ваше высочество. Как вы, готовы?
Елизавета помедлила с ответом.
— Готова… Я не могу не быть готова, — наконец, вздохнула она. — Не имею права на это.
— Пожалуй, как и мы все, — кивнул я. — И сегодня, и вообще. Как настроение?
— Как у висельника, — Елизавета смешно наморщила нос, и из-под безупречной маски молодой, но суровую государыни на мгновение выглянула вчерашняя девчонка. — Мне кажется, я сижу на бочке с порохом, а вокруг ходят с факелами.
— Ну, допустим, не с факелами, а максимум с зажигалками. — Я попытался пошутить, но получилось так себе. — Все хорошо. Не надо переживать. Мы все контролируем.
— В последнее время каждый раз, когда мне казалось, что все под контролем, происходило что-то, что переворачивало все с ног на голову, — негромко проговорила Елизавета. — Почему на этот раз все должно быть иначе?
— Потому что все плохое рано или поздно заканчивается. — Я пожал плечами. — Все нормально. Это просто нервы.
— Ты уверен?
Вопрос был не риторическим. Не кокетливым. И даже не подразумевал что-то в духе «успокой меня, скажи что-то хорошее».
Нет. Это был голос лидера. Того, кто по праву желает еще убедиться: рядом с ним не болтун, а человек, на которого можно опереться.
Я кивнул.
— Я уверен в людях. В тех, кто с тобой. Уверен в мерах безопасности. Уверен, что наши враги спят и видят, как сорвать церемонию, но это им не удастся. — Я поднял руку и коснулся виска двумя пальцами. — Слово офицера.
— А… А если он все-таки попытается меня убить?
— Кто? — Я чуть сдвинул брови. — Морозов? Он не идиот. И не пойдет на такое, особенно сейчас. У него нет власти, его приспешники мертвы или арестованы, и без поддержки он никто. Знаешь, кого он сегодня может убить?
Елизавета вопросительно вскинула брови.
— Только себя.
Тревога в глазах напротив сменилась веселыми искорками. Конечно, не исчезла полностью, но все же отступила — хотя бы на время. Кажется, мне все-таки удалось успокоить племянницу.
Жаль только, что на меня самого это не очень-то подействовало.
Впрочем, я действительно верил в то, что говорил: даже если старик окончательно спятил, на то, чтобы прорваться к Зимнему у него банально не хватит сил. Без поддержки армии, без тяжелой техники… Нет, сейчас он ничего сделать не сможет. Хитрая крыса, если и не забыла о своих планах совсем, то затаилась, ожидая, когда получится ударить в спину. Но сегодня…
Нет, сегодня не его день. Определенно.
Я не знал, помогли ли Елизавете мои слова, но плечи ее выровнялись. Послышался легкий стук в дверь, я напрягся, но это оказался всего лишь придворный служитель. Он вошел, поклонился и спросил:
— Ваше высочество… вы готовы?
Елизавета кивнула. И на миг, всего лишь на один миг, ее глаза остановились на мне.
— Идем.
Пока она шла к дверям, я заметил, как напряглись гардемарины. Особая рота. Наши. Те, кто прошёл со мной штурмы, коридоры, битвы за аэродромы и дворцы. Они не улыбались. Они не расслаблялись. Каждый из них знал, что бывает, когда выдохнешь хотя бы на три секунды.
Никто не ждал легкой прогулки. Никто не верил, что враг исчез навсегда.
Но каждый был готов.
Я кивнул парням, и Елизавета в окружении охраны шагнула через порог.
Навстречу короне.
Николаевский зал был полон.
Не так, чтобы яблоку негде упасть — все было сдержанно, выверено, под контролем. Никакой толпы, никакого шума. Только круг тех, кто должен был присутствовать. Министры, самые старшие из придворных чинов, представители древних фамилий, доказавших не словом, а делом верность Империи и короне, высшее духовенство, несколько иностранных послов — и все.
Ну и журналисты, конечно же. Куда от них деваться? Мы не могли позволить себе проводить коронацию открыто в Исаакиевском соборе, но могли устроить так, чтобы ее посмотрел весь мир. И мы это сделали.
Лица у людей были серьезные, сдержанные… И да, никуда не деться — напряженные. Я поймал на себе взгляд, увидел знакомое лицо и, невольно улыбнувшись, кивнул. Маска. Единственный блогер, допущенный на церемонию. Парень здорово нам помог в свое время, и было бы странно не оказать ему ответную услугу. Особенно учитывая, что он не словом, а делом доказал, что доверять ему можно.