Войдя в зал, я сразу ушел в сторону, чтобы не маячить на виду и не перетягивать на себя внимание. Да, Корф уже неоднократно получал взбучку за то, как «мастерски» он вел мои соцсети, да, в последнее время барону было совсем не того, чтобы серьезно этим заниматься, и тем не менее в аккаунтах регулярно появлялись мои фотографии в героических позах при ключевых событиях, а число подписчиков неуклонно росло.
И когда только успевает? Кажется, в лице его благродия барона я заимел своего самого преданного фаната.
Вдоль прохода по стойке «смирно» стояли гвардейцы в парадных мундирах. Все, как один, прошедшие жесткий фильтр, все, как один, надежные и проверенные. В зале вообще не было случайных людей. Чтобы исключить любую случайность, досье всех во дворце, от обер-камергера до помощницы кухарки, просеивали сквозь сито сразу несколько спецслужб.
Сотрудники которых, разумеется, до этого сами проходили тщательную проверку.
Вдоль стен — гардемарины, бойцы Особой роты. Единственные, кто был не в парадной форме, единственные, чье оружие не играло чисто церемониальную роль. Спокойные, собранные и готовые ко всему. И это успокаивало. Даже если где-то в столице вдруг нашелся бы новый Распутин, создавший нового Франка, шансов у наших врагов просто не было: воздух буквально вибрировал от количества Конструктов, а защитный купол над Зимним прямо сейчас поддерживали лучшие Конфигураторы Империи.
Снаружи я выглядел спокойным — наверное. Внутри же спокойствия определенно не хватало. Слишком многое уже случилось, чтобы верить в идеальный финал.
Да, враги разгромлены. Да, столица под контролем. Но все равно что-то внутри свербило, несмотря на все принятые меры безопасности. Наверное, слишком свежими еще были воспоминания о том, как самую охраняемую свадебную церемонию Империи сорвали четверо бравых курсантов из Морского корпуса. Умудрившись не только устроить в Исаакие настоящий хаос, но еще умыкнуть невесту.
Впрочем, кажется, других таких сорвиголов больше не сыскать ни в Империи, ни за границей — не считая Жана-Франсуа, который тоже где-то в этом зале.
Так что все шло по протоколу. По крайней мере — пока.
Оркестр начал увертюру, двери зала раскрылись — и вошла Елизавета.
Она двигалась медленно, по ковровой дорожке между рядами приглашенных, как будто знала: каждый ее шаг запомнят. Не потому, что она хотела этого. А потому, что не могла иначе.
Белое платье с серебряной вышивкой. Без кричащих украшений, без агрессивного макияжа, только светлая кожа и четкие, сдержанные черты. Глаза… Глаза почти не двигались, будто застыв, и я знал этот взгляд. Я видел, как Елизавета смотрела, когда мы вошли в Лахта-центр. Как глядела в лицо смерти в нашу первую встречу на балу в Воронцовском дворце. И еще множество раз, когда совсем молоденькой девушке приходилось проходить сквозь то, что немногим взрослым было бы по силам.
Этот взгляд не был взглядом девочки, что пришла за едва ли не случайно доставшейся короной, нет. Это был взгляд женщины, которая знала цену крови.
Взгляд императрицы.
Архиепископ шагнул вперед, и все пошло по порядку: положенная по случаю молитва, слова о наследии, о восстановлении порядка. Старик в шитом золотом одеянии говорил размеренно, с нужными паузами, с акцентом на ключевых словах. Я уже слышал его раньше — он знал толк в подобных церемониях.
И когда архиепископ смолк, в тишине Николаевского зала зазвенел напряженный как струна женский голос.
— Я, Романова Елизавета Александровна, принимаю корону Российской Империи…
Я видел, как напрягся Камбулат. Как дрогнули плечи у кого-то из священников. Как тайком шмыгнул носом Корф, стоящий в стороне со своим неразлучным планшетом. Да я и сам проникся торжественностью момента.
Момента, к которому мы все шли так много времени.
Архиепископ взял в руки небольшую корону, и зал замер.
Никто не шелохнулся.
Изящный золотой ободок с рубинами и двумя рядами бриллиантов достался Елизавете немалой ценой — через кровь, бои, предательство и надежду. И когда металл, наконец, коснулся ее волос, мне показалось, что в комнате стало чуть прохладнее.
— Да здравствует ее императорское величество! — гаркнул кто-то.
— Ура! — раздалось в ответ. — Ура! Ура-а-а!
Громко, слаженно — и от души. Возможно, мне лишь хотелось так думать, но казалось, что зал наполнен исключительно искренними эмоциями. Впрочем, почему нет? Трон больше не пустует, и занимает его не самозванка или какой-нибудь герцог из Брауншвейга, а законная наследница дома Романовых. Империя прошла сквозь очредную смуту, и стала только крепче, гражданская война не состоялась, и впереди — наконец-то! — безоблачное будущее.
Как будто.
Оркестр загремел финальными аккордами. Гвардейцы подхватили знамена, и я наконец-то позволил себе расслабиться.
Как выяснилось — зря.
Откуда-то со стороны служебного входа появился Жан-Франсуа. Лицо французского разведчика и дипломата по совместительству было серьезным и напряженным. Он искал меня глазами, а отыскав, кивнул и принялся целенаправленно пробиваться ко мне.
Я вздохнул.
Пока ничего особенного не случилось, но я почему-то знал: хорошие новости на сегодня закончились.
Шагнув вперед, я вопросительно посмотрел на Жана-Франсуа. Он подошел впритык, кивнул, чуть помедлил, и, наконец, произнес:
— Десять минут назад передали. Лично тебе в руки.
Только сейчас я заметил небольшой планшет. И держал его Жан-Франсуа так, будто поймал за шею гремучую змею.
Что ж. Кажется, предчувствие меня снова не подвело. А жаль.
Как хотелось бы уже хоть раз ошибиться.
Глава 28
— Что-то у меня плохое предчувствие, — пробормотал Камбулат.
— Думаешь, взорвется? — Корф с опаской покосился на гаджет в моих руках. — Не должно вроде. Там объема-то… А еще ж работает, значит, и аккумулятор, и плата внутри быть должны.
— Полагаю, наш друг вовсе не это имел в виду. — Жан-Франсуа попытался натянуть на лицо привычную всем улыбку, но почему-то так и не смог. — Включайте, ваша светлость. Мне и самому не терпится узнать, что там. Как порядочный человек, я, разумеется, не посмел…
Или и просто побоялся. Одному богу известно, какую дрянь на этот раз задумал Морозов, и ковыряться в файлах действительно могло быть небезопасно — в том числе и для жизни.
Впрочем… Нет, вряд ли. Мой старый друг никогда не блистал по-настоящему выдающимся интеллектом, однако попытка избавиться от Одаренного моего уровня с помощью кусочка взрывчатки, способного поместиться в полностью рабочий планшет, было бы слишком наивно даже для него.
Слишком грубо, слишком топорно. И потенциальная эффективность, стремящаяся к нулю. Иными словами, рассчитывать на успех при таком раскладе мог бы только круглый идиот. А от главы… точнее, теперь уже бывшего главы расформированного Совета имперской безопасности следовало ожидать пакости совсем другого уровня и другого масштаба.
Какой именно? Это нам, похоже, как раз и предстоит узнать.
— Ну же, друг мой, — едва слышно проговорил Жан-Франсуа. — Ожидание понемногу становится томительным.
Еще как становилось. Однако вместе с ним понемногу нарастало и то, чего совсем не хотелось бы допускать сразу после церемонии коронации. Еще не паника — те, кто сейчал окружал меня, умели держать себя в руках — и все-таки тревога, которая порой передается куда быстрее любого вируса.
— Сохраняйте спокойствие, судари. — Я обвел товарищей взглядом. — Улыбайтесь… Ну, или хотя бы делайте вид, что все в порядке.
Актеры из нас всех — пожалуй, кроме Жана-Франсуа — были так себе, однако сейчас особых талантов и не требовалось. Младший Гагарин вышел наружу проведать бойцов в оцеплении еще минут пять назад, старший о чем-то непринужденно болтал с Аленой чуть в стороне от нас. Генералы и статские чины толпились вокруг новоиспеченной императрицы, разве что не расталкивая друг друга и отчаянно деля монаршее внимание. Впрочем, как и все остальные, включая даже седовласых князей — глав древних родов — и их жен, разодетых в пух и прах. Вряд ли хоть кому-то из блестящей публики, собравшейся сегодня в Исаакии, было дело до электронной игрушки в руках какого-то там гардемаринского прапорщика.
А вот сама Елизавета, похоже, успела почувствовать неладное. То ли из-за зова родной крови, то ли благодаря незаурядному чутью, которая непременно разовьется у любого, кто смог пережить целый год интриг и покушений, она смогла прочитать на моем лице… что-то. И теперь то и дело оглядывалась — правда, пока скорее с любопытством.
Но стоило мне рассмеяться и будто бы невзначай толкнуть Камбулата кулаком в плечо — тут же снова отвернулась к направленным на нее фотокамерам. Видимо, посчитала, что мы почему-то решили посмотреть на планшете очередное бестолково-забавное видео из сети. Подобное поведение даже после завершения официальной церемонии, конечно же, не приветствовалось — но и ничем из ряда вон выходящим, пожалуй, тоже не было.
Отлично. Вот теперь — можно.
Я провел пальцем по гладкой блестящей поверхности, и экран зажегся. Правда, ничего интересного на нем пока не появилось: похоже, компьютерщики Морозова изрядно потрудились, удаляя с планшета все лишнее — вплоть до стандартных элементов интерфейса и системных приложений, избавиться от которых порой не так уж и просто.
Видимо, чтобы получатель странного послания — то есть, я — не отвлекался на ерунду и не тратил время на ковыряние в файлах, а сразу перешел к главному «блюду».
Скромной папке в углу экрана — единственной на рабочем столе, фоном на который явно не без умысла поставили меч и вытянутый треугольный щит с двуглавым орлом и аббревиатурой СИБ — эмблему Совета имперской безопасности. Коснувшись пальцем иконки, я вывел на экран содержимое памяти — несколько файлов. Четыре текстовых, видео и еще один с неизвестным расширением — скорее всего, системный.
— Жми уже, — вздохнул Камбулат. — Перед смертью не надышишься.