Я молча улыбнулся, разглядывая лица вокруг. Чтобы запомнить их все до единого — на тот случай, если вновь увидеться уже не придется. На несколько мгновений время будто застыло, но когда я кивнул и быстрым шагом направился к выходу из штаба — снова понеслось вскачь. Корф вернулся к своим электронным игрушкам, майор — к карте на столе, Камбулат — к экрану. Все продолжили работать, и в мою сторону больше не смотрели.
В конце концов, я не делал ничего особенного. Просто шел умирать.
Глава 30
Я шел по выжженной земле.
Еще какой-то час назад здесь зеленела трава и стрекотали кузнечики, а сейчас почва была изрыта траками и покрыта выгоревшими проплешинами. Я старался не смотреть по сторонам. На искореженные Даром и пламенем остовы бронетранспортеров, на пятна крови, все еще не успевшейполностью впитаться в землю…
Меньше всего мне хотелось смотреть на тела. Тела тех, кто поверил и пошел за мной. Тех, кто отдал свои жизни в попытке спасти город от обезумевшего председателя Совета Имперской Безопасности.
Я не хотел на них смотреть. Но собирался за них отомстить.
Я переступил через поваленный забор. Почва закончилась, и под ногами снова появился асфальт. Растрескавшийся, местами искореженный. В отдалении гудела станция: бетонный монстр в ореоле дыма…
И тревоги, практически различимой невооруженным глазом.
Ветер гнал с периметра запах раскаленного металла, горелого пластика и мяса. Я шел дальше. Медленно, неспешно, по прямой. Никто не стрелял и даже не пытался накрыть меня Свечкой. Хотя если бы вся та команда, что жгла нам броневики, постаралась, пожалуй, им бы это удалось.
Но, полагаю, что Морозов придумал для меня нечто более интересное.
Я миновал треть пути, когда в отдалении послышался звук работающего двигателя, а потом показалась машина. Из окна торчала, развеваясь, большое белое полотнище. Я на миг замедлил шаг, потом хмыкнул и пошел навстречу. Вряд ли Морозов решил сдаться — скорее, это чтоб я сгоряча ничем не шарахнул по встречающей делегации. А в том, что это была именно она, я не сомневался.
Машина подъехала и остановилась в десятке метров от меня. Обычный белый внедорожник с эмблемой станции. Техничка для развозки обслуживающего персонала.
Логично: расстояния тут не маленькие. И спасибо старику, что не заставил весь путь идти пешком.
В салоне был всего один человек — водитель. Судя по выражению лица, он всерьез меня побаивался, потому я даже не пытался наладить контакт. Просто кивнул, открыл заднюю дверь и уселся. Машина тронулась, едва я захлопнул двери. Я откинулся на спинку и даже прикрыл глаза.
Смотреть по сторонам, пытаясь запомнить позиции? Те, что действительно важны, мне не покажут. Да и более чем уверен, что эта история закончится совсем иначе. Я всегда был сторонником мнения, что Бог — на стороне больших батальонов, а не метких стрелков-одиночек, но…
Полагаю, сегодня это выражение уже не актуально.
На КПП меня встречали четверо вояк в форме без знаков отличия. Напряженные, с оружием, но направлять его на меня не пытались. Аккуратно и вежливо досмотрели, а потом предложили следовать за сопровождением. Я снова лишь кивнул.
Потянулись коридоры станции — безликие и однообразные. Персонала видно не было. То ли дали эвакуироваться, то ли загнали в отдельное помещение. Я склонялся ко второму варианту: все-таки даже Морозов не станет разгонять технических специалистов жизненно важного объекта, который захватил.
Или, скорее, Морозов не станет этого делать в первую очередь. Потому что он может обезуметь, но дураком его уж точно не назовешь.
Судя по указателям на стенах, мы направлялись в святая святых станции — реакторный зал. И это почему-то даже не удивляло: на месте Морозова я и сам, пожалуй, предпочел бы озвучить пресловутый второй вариант развития событий в подобном месте, чтобы произвести наибольшее впечатления.
Если этот вариант вообще есть, конечно.
— Дальше — сам, — остановившись у массивных дверей, проговорил один из сопровождающих. — Там ждут.
И снова молчаливый кивок. А о чем мне с ними разговаривать?
Тяжелые двери разъехались, и я вошел внутрь.
Реакторный зал встретил жаром. Не тем, что обжигает — тем, что заставляет кожу зудеть, будто под ней копится ток. Воздух дрожал. Где-то глубоко подо мной что-то гудело — низко, неумолимо, словно сама станция сдерживала кашель, стиснув зубы.
Я шел по металлическому полу, вперед, туда, где практически в центре зала, над крышкой реактора стояла знакомая, слегка ссутулившаяся фигура.
И больше здесь никого не было. Что ж. Ожидаемо.
— Явился?
Морозов даже не повернулся ко мне, будто знал, кто зашел.
Ну, да, кому его еще здесь ждать?
— Как видишь.
Я пожал плечами, останавливаясь в нескольких метрах от него. Морозов кивнул и задумчиво уставился вниз. Туда, где сложная мозаика из защитных элементов образовывала крышку реактора, скрывая его под собой.
— И о чем ты хотел поговорить? — нарушив молчание, спросил я.
Со стороны это, наверное, действительно смотрелось, как встреча старых друзей. Давно не виделись, вроде поговорить и охота, а о чем — ни один не знает.
Вот только это было не так.
— Что там насчет твоего варианта? — поинтересовался я.
Практически уже зная ответ. Голос прозвучал глухо — как ни странно. Зал вокруг будто не только впитывал излишки энергии реактора, но и съедал даже звук.
— Ты сам и есть этот вариант.
Морозов повернулся. Лицо — осунувшееся, кожа серовато-бледная, как у мертвого. Глаза впалые. Знакомый человек — и одновременно нет. Кажется, осталась только внешняя оболочка, внутри которой все умерло, и голос только подтверждал это: глухой, тусклый, безжизненный.
— Я знал, что ты придешь. Без оружия, без охраны, весь из себя такой праведник и мученик. За любимый город, за своих людей…. Ты всегда был таким. Предсказуемым. — Морозов прошел пару шагов вперед. Неспешно, как будто все происходящее было затянувшейся репетицией. — Вот только ты пришел слишком поздно для моральных дискуссий.
Я прищурился.
— Ты действительно собираешься устроить катастрофу?
— Нет, — усмехнулся он. — Я уже ее устроил. Системы охлаждения отключены. Резервная цепь — сожжена. А дальше… Даже если тебе удастся выйти из этого зала — город будет уже не спасти. Я отберу у тебя все, что ты любишь точно так же, как ты отобрал это у меня.
— И что же я у тебя отобрал? — Я тоже сделал несколько шагов. Так, чтобы снова оказаться напротив того, кого когда-то давно считал своим другом. — Власть? Ведь ты любил только ее. Даже сын для тебя был лишь инструментом для достижения цели. Ты и взбесился не потому, что я убил Матвея. Признайся самому себе — ты не смог вынести, что я отобрал у тебя последнюю надежду на трон.
— Не смей даже называть его имя своим поганым ртом! — неожиданно рявкнул Морозов. — Ты… Ты недостоин даже его мизинца!
Лицо напротив перекосило гримасой, глаза сверкнули, и я качнул головой. Время разговоров безнадежно ушло: Морозов окончательно слетел с катушек. А о чем говорить с безумцем, который из одной только запоздалой и бесполезной мести готов подставить под удар семь миллионов человек.
Правильно. Не о чем.
— Какая экспрессия! — усмехнулся я. — В общем, раз ты меня сюда позвал не варианты обсуждать, то давай, пожалуй, на этом и закончим. Я же вижу, что ты просто хочешь умереть. А я не могу отказать в таком желании старому другу.
— Я уже мертв. С тех пор как ты убил моего сына. — Тон ровный. Не крик. Ни грана ярости. — Все остальное — агония. Куски спектакля, в котором даже аплодировать никто не станет. Я просто хотел, чтобы ты был рядом, когда опустится занавес.
Пол под ногами мелко дрожал. Тонко, почти незаметно — как при первом движении вагона метро, когда чувствуешь не стук колес, а его предчувствие. Реактор где-то внизу еще работал. Я слышал его как живое существо — и, что хуже, чувствовал, как его мерное дыхание сбивается.
Морозов все еще стоял напротив. Пятна на кителе, чуть трясущаяся рука, не то от ярости, не то от истощения. Щеки ввалились, в глазах — ни фанатизма, ни сомнений. Пустота. Старик не рассчитывал победить меня в драке — но все еще надеялся продержаться достаточно, чтобы забрать меня на тот свет — прямо в полыхающий атомный ад.
Он больше не пытался говорить. Слова закончились. Все.
Остались только мы двое.
Я активировал Саблю за миг до удара.
Морозов действовал молниеносно: плеть — яркая, длинная и гибкая, как кнут — сорвалась с его руки и метнулась ко мне атакующей змеей. Я отмахнулся, шагнул в сторону, слыша, как от удара где-то за спиной со стоном гнется металл. Старик снова рубанул Плетью, я принял ее на свой Щит, ушел в сторону и вложился в Молот.
Тележка с инструментами за спиной Морозова с грохотом улетела в стену, но сам он сумел уйти от удара и метнул в меня пучок Звездочек. Они пошли веером: горячие, жгучие, как раскаленные шипы. Щит! Сработал почти на инстинкте — купол энергии ловил заряд за зарядом, пока я сокращал дистанцию.
Мы встретились Сабля в Саблю, удар в удар. Я отбил элемент, отвел в сторону, пытаясь дотянуться до горла, и в этот момент Морозов ударил огнем. Не элементом, чистой Силой. Волна смертоносного жара едва не сбила меня с ног, в лицо будто плеснули раскаленным битумом. Мой Щит прогнулся, и я, зашипев от боли, рухнул на пол.
Надо мной тут же взметнулась Плеть, я откатился в сторону, чувствуя, как элемент режет металл в считанных милиметрах от меня, сгруппировался и взвился на ноги, вкладывая все силы в урда — самый обычный апперкот. Мой кулак с хрустом врезался в нижнюю челюсть Морозова, старика аж приподняло над полом, и он со всего маху тяжело упал на спину.
Молодость — пусть и вторая — все же победила. Я встал, и уже без особой спешки шагнул к поверженному врагу.
— Ты хотел разделить участь сына — и я дарю тебе такую возможность, — глухо проговорил я.